Читать книгу Записки сержанта - Владимир Владимирович Чихнов - Страница 13

3

Теперь, чтобы устроиться на работу по новым правилам, надо заручиться доверием коллектива. Если он не против – можно подавать заявление в отдел кадров.

– Зачем собираться, устраивать весь этот спектакль? – выходил из себя Бушмакин. – Все равно мы возьмем его на работу. У нас нет в смене крановщика.

– А может, он нам не понравится, – иначе думала Клавдия. – Может, он – пьяница? Зачем он нам такой нужен? У нас своих пьяниц хватает.

– «…не понравится…» Что тебе с ним, целоваться? – грубил Бушмакин. – Пьяница – тоже человек.

– Ты что ли, будешь за него работать?

_ Что я, дурак что ли?!

Сергей Афанасьевич Пашков, новенький, был из своих, рабочий; трудился с шестнадцати лет. Семья большая, шесть человек, надо помогать. На отца в первый же месяц войны пришла похоронка.

– Закончил я восемь классов, – рассказывал Пашков. – Через восемь лет мне на пенсию. Работы я не боюсь. Ну а насчет выпивки… не без этого, чего греха таить. Но только в выходные. На работе я этим на занимаюсь. Работа есть работа.

– Там видно будет. Время покажет, – заметил Бобров.

– Конечно, время покажет, – не спорил Сергей. – Может, я не сработаюсь в вашем цехе. Всякое бывает. В таком случае, я уйду из коллектива. Зачем я вам буду мешать?

Пашков был худощав, невысокого роста, необычайно подвижен. Добрые веселые глаза. Во всем его облике, поведении была какая-то обескураживающая готовность в лепешку разбиться, а сделать, уважить; хотелось верить каждому его слову.

Вот уж месяц после столовой все собирались у доски «Будни цеха» и говорили о предстоящем съезде народных депутатов СССР, гласности, сталинизме. Каждый день из газет, радио, телевидения люди узнавали для себя что-то новое, о чем раньше умалчивалось, хранилось за семью печатями. Всякого рода интригующих сообщений приходило более чем предостаточно.

– В последнем номере «Аргументы и факты» я читал, как Брежнев получал награды, – рассказывал Пашков. – Леня, говорит, звездочку просит. Ведь ему операцию делали, грудь расширяли, чтобы было куда ордена вешать. Наживались за счет народа.

– В газете писали, как орудовала одна банда, подделывала документы, – глядя себе под ноги, тихо заговорил Сапегин. – В это деле был замешан начальник милиции. Триста тысяч нашли у одного в квартире.

– Триста тысяч! Да… – открыл рот Плотников.

– Если бы у тебя, Алексей, были такие деньги, что бы ты с ними стал делать? Ну! – торопил Сапегин Плотникова с ответом.

– С ума бы, наверное, сошел или запил, – прокашлявшись, ответил за Плотникова Бушмакин.

– Триста тысяч – это немного. В год по десять тысяч… – прикидывала Копылова, чему-то радуясь.

– Это в месяц по тысяче… Бешеные деньги, – прищелкнул языком Бушмакин.

– Не обязательно все тратить. Можно положить на сберкнижку, – Клавдия так бы и сделала.

Обеденный перерыв закончился, но никто не начинал работу.

– Товарищи, пять минут рабочего времени потеряли. В чем дело? –поднимал Чебыкин людей. – Надо соблюдать распорядок трудового дня. Давайте на свои рабочие места!

Клюев работал последнюю неделю: рассчитывался.

До обеда Сергей Сергеевич еще работал, после обеда, как находило: ничего не хотелось делать, руки опускались. Такого еще не было. «Может, устал? Но недавно вышел из отпуска, месяц еще не прошел. Странно», – пожимал Клюев плечами.

Он уже не жил с женой: собирался все к одной тут переехать. Если бы можно было начать жизнь с начала, Клюев на этот раз был бы умней: закончил бы институт и не работал слесарем, не собирал грязь.

– А то работаешь, работаешь, а ничего нет… Сергей, ты вот всю жизнь проработал, а что заработал? – смеялся Клюев над Пашковым, а заодно – и над самим собой. – Ничего мы с тобой не заработали за годы ударного труда. Все кругом наше, а мы ничего не имеем. Хорошие мы с тобой хозяева производства.

– Так оно, Сергей Сергеевич. Нахлебников еще много у нас в стране. Каждого одеть, накормить надо, да еще, чтобы машина была.

– Дураки мы с тобой, Сергей. Вот ты работал на шахте… Взял бы да отправил вагончик угля на Украину, продал бы его втридорога, и не надо было бы сейчас жилы тянуть. Неужели ты за свою жизнь не заработал вагон угля?

– Заработал, и еще не один.

– Вот еще один дурак, – кивнул Клюев в сторону Лаптева, собирающего резак.

– Что? – не расслышал Лаптев.

– Ничего, ничего. Работай давай! Работа дураков любит. Любопытный больно.

Помимо своей основной работы крановщика Пашков выполнял другую обязанность – по хозяйству; подрабатывал. Заработок крановщика был восемьдесят рублей, а с хозработами выходило около ста пятидесяти–ста шестидесяти. Пашков успевал везде: и на кране, и внизу. Крутился.

– У, черт! Зараза! – страшно ругался он, когда что-нибудь не получалось в работе. – Дмитрий, давай покурим.

– Ну давай! Перекур, так перекур, – снял Сапунов рукавицы.

– Пошли вон туда, сядем, на трубу. Надо же, как Сталин издевался над людьми. Вот изверг был, – цедил Пашков сквозь зубы. – Скотина не выдерживала в лагерях, а человек все терпел.

Дмитрий никак не мог приноровиться к новой системе оплаты труда: какой-то непонятной, ненадежной она была. В четверг после обеда лопнула тяга на дробилке. Требовалось срочно к четырем часам ее реставрировать. Объем работы был большой. Дмитрий работал, даже не курил; если бы он захотел прибавить в работе, только бы хуже сделал. КТУ получался невысоким. Но как тогда еще работать? Лечь костьми? Ругаться?