Читать книгу Враг с привилегиями - Волкова Евгения - Страница 11

М. Сейчас.

Она всё так же падка на эмоции. Может даже сама не понимает, как её цепляют игры, а может понимает и пользуется этим. По идее-то, каждому требуется хоть что-то, что будет цеплять и вести дальше. А таким как она – и подавно. В любом случае, я совсем не против поиграть, особенно после того, как отметил реакцию её тела.

Благодаря чей-то «работе» у неё между ног, я без труда увидел, что девчонка потекла. Это… мило, да.

Пятнадцать минут, в течение которых я наблюдал за тем, как официанты из ближайшего ресторанчика, заносят и расставляют блюда по всей кухне, представлял то, что будет происходить, когда я заставлю Киру съесть всё это. Напихать в неё жратвы столько, чтобы из ушей полезло, потом притащить в ванную, и заставить выблевать всё. И по новой.

А когда с доставкой и оплатой было покончено (я из неё всю дурь вышибу), я решил проверить – не утопилась ли моя гостья в ванной. Или, что более вероятно, не соорудила ли для меня какой-нибудь «несчастный случай».

– Ты там жива? – поинтересовался я, толкнув дверь в ванную.

И с удивлением обнаружил, что Кира, закрыв глаза и напялив на голову наушники, в которых я предпочитаю слушать музыку лёжа в ванне, делает именно это – лежит в ванне. И, что ещё более любопытно, слушала она именно то, что слушаю я – минусовки моих любимых арабских композиций. Ну а с учётом того, что я слышал музыку, играющую в «ушах», моя гостья не могла услышать меня.

Отмахнувшись от мыльных пузырей, летающих по всей ванной комнате, я шагнул внутрь и прикрыл дверь. Благодаря своему маленькому росту, Кира полностью помещалась в ванне, и над водой не было голых и влажных частей тела, чтобы почувствовать колебания воздуха. Поэтому я так и остался стоять у двери, никем не замеченный. Зато смог понаблюдать за тем, как моя гостья проводит свой досуг.

Это (вероятно) походило на то, как принимают ванну ничем не терзаемые девочки. Она качала головой из стороны в сторону, следуя ритму музыки, плавно водила плечами. Пальцы одной руки отбивали ритм по коленке, разгоняя пену. На ладонь другой была натянута перчатка-мочалка, и эта рука скользила по телу, периодически теряясь под плотным слоем пены. И мне показалось, что Кира уже не здесь. Это походило транс, как тот, в который она впадала после команды на арабском. И хотя сейчас она, вроде как, наслаждается происходящим, мне не очень-то верилось, что, у такой как она, может возникать состояние подобное этому.

Что ж, это легко проверить…

Шагнув к ванне, я присел на корточки, попутно с этим взяв с полки ещё одну перчатку-мочалку. Натянув её на кисть, я медленно сунул руку в воду, и только после этого коснулся плеча девчонки. И… да, никакой реакции. У неё даже веки не дрогнули, а движения головы и плеч продолжали оставаться синхронными. Я вздохнул, но руку не убрал.

Любопытно, это какой-то гипноз? Если так, то, вынужден признать, – это шикарно.

Проведя ладонью по плечу и предплечью, я переместился так, чтобы дотянуться до ноги. И когда мочалка достигла тех пальцев девушки, которые отбивали ритм по колену, они дрогнули. Очень медленно, словно опасаясь сделать лишнее движение, она опустила руку на дно ванны. И пропало всё – движения головой, плечами, и ладонь с мочалкой осталась на животе. Но когда я посмотрел на лицо своей гостьи, то не увидел на нём никаких эмоций.

Стянув с руки перчатку, я вновь переместился к изголовью ванны. Кинув мочалку на полку, я положил ладонь на горло девчонке и чуть сжал пальцы, вместе с этим приблизив своё лицо к её голове.

– Кира, – я сильнее сжал пальцы, но голос не повышал громче шёпота. Да я вообще могу не говорить, ведь у неё в наушниках орёт музыка. Но колебания воздуха от моего голоса, она почувствует. – Какого чёрта с тобой сделали?

И снова я сжал пальцы, от чего дыхание девчонки сбилось, а венка под моими пальцами забилась сильнее.

– Я не садист, да? Вероятно, ты права, ведь мне далеко до того, кто превратил тебя в это.

Ещё чуть сильнее, и Кира совсем перестала дышать, а я, на автомате, начал отсчитывать секунды до того момента, когда она отключится.

– Давай же, Кира, – настойчиво прошептал я, свободной рукой стянув наушники с её головы. – Вернись.

За пару секунд до того, как её мозг должен был отключиться от недостатка кислорода, я разжал пальцы. И тут же широко ухмыльнулся, ведь девчонка распахнула огромные глазищи и через рот втянула в себя воздух.

– Какого хера?! – взвилась она, резко садясь, от чего вода расплескалась на кафельный пол. – Ты вообще больной, что ли?!

– Ну да, – согласился я, поднимаясь на ноги. – Именно я больной, а ты вообще не соображаешь, что у тебя крыша едет.

Наушники свалились в воду, когда Кира выскочила из ванной и попыталась стянуть полотенце со змеевика, но поскользнулась в луже и, наверняка, сломала бы себе шею навернувшись назад. Но я успел дёрнуть её за руку к себе, вместе с этим присев и закинув брыкающуюся психопатку на плечо. Она сопротивлялась, колотила меня по спине, когда я толкнул дверь и вышел из ванной.

– Ты, гребаный мавр… – и тут из её рта полетело столько разно-национальной ругани, что у меня поневоле скривилось лицо.

И пропало всяческое желание иметь с этой дворовой девкой что-то общее. Узнавать у неё что-то? Везти куда-то? Да я рожу её больше видеть не хочу, не говоря о том, чтобы делать ещё что-то.

Я, брезгливо скинув девчонку с плеча, «промахнулся» мимо кровати, но это мгновенно прервало поток грязной ругани. Охнув, она прижала ладонь к пояснице, а другой упёрлась в пол, но вставать на ноги не торопилась, настороженно смотря на меня.

– Короче, – я снова скривился, потом подошёл к комоду и пнул нижний ящик, тем самым заставив его выскочить вперёд. – Раз у тебя полностью отшибло рассудок, нахрен ты мне не нужна.

Достав из ящика упаковку новых футболок, я разорвал пакет, вытряхнул всё содержимое в ящик и снова пнул его. Пакет я кинул девчонке.

– Что ты собираешься делать? – тихо спросила она, но на меня не произвело впечатления даже то, что в зелёных глазах вспыхнул огонёк страха.

– Бери пакет и бегом за мной, – приказал я, проигнорировав её вопрос.

После ухода Чиро, и пока Кира не начала орать в спальне, я успел навести кое-какой порядок в зале, попутно с этим повесив кобуру с пистолетом в прихожей. И сейчас я намеревался им воспользоваться. Насрать, что придётся снова возиться с трупом – я знаю места неподалёку, где легко спрятать любой органический материал. Главное, чтобы мозги не забрызгали пол или стену, но в этом мне поможет пакет.

Развернувшись, я увидел Киру, стоящую с опущенной головой и комкающую пакет в руках. С носа капали слёзы, а ведь ещё минутой назад она поносила меня так, что у любого уши в трубочку свернутся.

– Так сдохнуть ты всё же боишься, – констатировал я, вытаскивая пушку из кобуры. – Надевай пакет на голову и вставай на колени.

И вдруг она, издав странный вздох, упала на колени и натянула пакет на голову, скрывая мокрые волосы. Но… Могу поклясться, я увидел улыбку на её губах! И почувствовал себя кретином.

– Ты ведь не боишься умереть, – пробормотал я, смотря на голову в пакете.

Она помотала головой, сложила ладони на коленях и застыла. А я взглянул на Хама, который играл роль половика у входной двери.

Это точно связано с ним, но если возможность быть оттраханной собакой девчонку разозлила, то что же ещё? Если бы на месте пса была кошка, то я бы решил, что один из арабов показал Кире наказание за непослушание, вместе с голодными кошками. Но что не так с псом-то?

– А чего ты боишься? – я подошёл к ней и опустился на корточки. – Скажешь, и мы быстрее придём к плодотворному сотрудничеству, ведь я буду знать возможность воздействия на тебя, а ты будешь знать, что я смогу применить эту возможность. Все в выигрыше.

– Просто пристрели меня, – пробормотала Кира, и пакет запотел от её дыхания.

Я пожал плечами и выпрямился.

– Как скажешь.

К. Тогда.

– Освоилась, смотрю, – Бату подошёл к окну. – Лоск наводишь. Умница.

Я медленно отложила расческу, смотря на собственные руки.

За три недели, которые я провела в этом месте, я успела привыкнуть ко всему, кроме того, что этот человек приходит ко мне. Как бы ни было странно, но я даже встречи с другими мужчинами переносила с большим спокойствием. Но не с ним.

Бату был цыганом, очень вспыльчивым и жестоким. А ещё он был невероятно груб во всём, что касалось взаимоотношений с кем-либо. И эти глаза… Синие, они кажутся такими яркими на смуглой коже и в обрамлении чёрных волос. Но когда эти глаза смотрели на меня, то мне казалось, будто на меня смотрит маньяк. Взгляд безумный и весёлый. Страшное сочетание.

– Иди-ка сюда, моя рыжая девочка, – ласково произнёс он, отвернувшись от окна и присев на подоконник.

На ватных ногах, я подошла к нему и опустилась на колени.

– Действуй.

Дрожащими пальцами, я расстегнула пряжку солдатского ремня, потом пуговицу на штанах, потом «молнию». К тому моменту, когда я извлекла его член из одежды, он уже был напряжён. И снова этот ужас предстал перед моими глазами – огромный безо всяких «но», при этом под кожей, с разных сторон, в десяти местах находились какие-то шарики, размером с кончик мизинца. И это было безумно больно. Всегда. Без вариантов.

Но не сегодня.

– Хочу сделать тебе подарок, – прошептал он, позволяя мне двигать головой так, как мне самой угодно. Лишь изредка его пальцы чуть сильнее сжимались на волосах, но в целом такое поведение было очень необычным. – Глубже.

Я зажмурилась, но начала стараться ещё пуще – глубоко в рот, до рвотных позывов, потом назад, почти полностью. Но это, как ни крути, было гораздо лучше чем то, что происходило, стоило Бату взять дело в свои руки.

– Ты говорила, что он всё испортил. Говорила, что он насильно взял то, что ты так долго хранила. Говорила, что возненавидела его за это, – цыган вновь заговорил, вместе с тем чуть сжав пальцы и заставив меня остановиться. – Да?

Я открыла глаза и посмотрела вверх, на его лицо.

Да говорила. Постоянно. Постоянно, рыдая от боли и унижения я винила в том только Михея. И делала это в голос, громко… А после этого ластилась к хозяину этого места. И, уж не знаю – что из этого (а может и всё вместе), но сделало своё дело – я, для Бату, стала ласковой сукой. Его ласковой сукой.

Понадобилось всего несколько дней, чтобы понять преимущества подобного положения – меня кормили вкусностями, выделили комнату с балконом и огромной ванной, позволяли гулять по двору. А потом я заметила, что мужчины, которые брали меня когда им было охота, вдруг перестали это делать.

Нельзя трогать суку хозяина.

И вот сегодня, на двадцать пятый день моего пребывания в особняке Бату, он вновь заговорил о Михее. Синие глаза смотрели на меня весело и безумно, как обычно, но было в них ещё что-то, словно искорка. Почему-то мне стало чуточку возбуждённо, вероятно именно так, как бывает у собак, учуявших добычу. Я отстранилась, и член полностью покинул рот, но я его не закрыла, продолжая внимательно смотреть на хозяина.

– О-о-о, – широко ухмыльнулся тот, проведя пальцами по моей щеке. – Я узнаю этот взгляд где угодно. Учуяла запах крови… Встань.

Я поднялась на ноги, после чего, удивлённо, посмотрела вниз – колени дрожали, но отнюдь не от страха. Возбуждение охватило всё моё естество, подстёгивало, гнало дальше. Я даже сама не могла бы сказать – чего ожидаю в этот конкретный момент, но жажда этого граничила с потребностью.

– Самое время посмотреть в окно, – Бату толкнул меня на своё место. – Что там, что?

Я жадно вглядывалась во двор, по которому сновали мелкие разноцветные птички. Пышные кусты едва заметно покачивались от ветерка, солнечные лучи, проникая через крышу из разноцветного стекла, окрашивали мраморный пол небольшой беседки яркими красками. А там, в этой самой беседке, я увидела его.

Дрожь окутала всё тело, а пальцами я вцепилась в подоконник, не отрывая взгляда от профиля мужчины. Михей сидел на скамье, опираясь локтями о колени, и чертил что-то прутиком по полу.

С губ сорвался какой-то странный звук, и я резко повернулась к Бату.

– Смотри-смотри… – пробормотал тот, развернув меня обратно.

Его ладони скользнули вверх, поднимая подол тонкой юбки, а я увидела красную точку, скользнувшую вверх по спине араба и остановившуюся на затылке. И снова волна. Волна жара, возбуждения, страсти, можно сказать. Привстав на носочки, я прижалась к стеклу лбом, а потом положила на него ладони.

– Хочешь увидеть, как его мозги раскрасят мрамор? – прошептал Бату, и пальцы проникли между бёдер. И он рассмеялся. – А ты кровожадная сука. Потекла.

Он был прав, я чувствовала под его пальцами влагу, которой не вызывали ни одни прикосновения, кроме тех, что дарил мне Михей. Но сейчас даже моё тело было возбуждено… во всех смыслах. Впервые, за двадцать пять дней.

– Он ждёт твоего приказа, – вновь шепнул цыган, вместе с этим, он чуть развёл мои ягодицы и медленно начал проникать внутрь. – Давай, моя рыжая девочка, стань вершителем судьбы. Как Юлий Цезарь.

Да-да-да!

Я жаждала увидеть смерть того, чьими стараниями я оказалась здесь. Раз и навсегда почувствовать освобождение от осознания того, что он жив. Это момент моего триумфа.

Бату начал двигать бёдрами, всё больше распаляя все мои желания. Может быть, в его мире всё происходит именно так, но тогда я рада, что смогла познать это. Впервые, в трезвом уме, я улетала от того, что меня берёт мужчина. И впервые, в трезвом уме, в полном понимании происходящего, я чувствовала знакомое напряжение, растущее внизу живота.

Движения становились резче, но теперь без какой-либо боли. Напряжение росло, заставляя меня выгибать спину и стонать, но, когда я поняла, что вскоре придёт экстаз, сжала руку в кулак и выставила большой палец вбок.

– Да, девочка, как Юлий Цезарь, – прошипел цыган, впиваясь пальцами мне в бёдра.

Как Юлий Цезарь.

Я повернула кулак пальцем вниз.

Раздался хлопок, и тело Михея слетело со скамьи, упав ничком на мраморный пол беседки. Вокруг головы растекалась кровавая лужа, сверкая разными цветами, а я выгнулась и затряслась от яркого оргазма.

– Ты кровожадная, больная на всю голову, – спустя мгновение заговорил Бату, всё ещё медленно покачивая бёдрами. – Безбашенная. И знаешь что…

Я упала грудью на подоконник, стараясь отдышаться, но всё же смогла повернуть голову и посмотреть на него.

– Что?

– Я должен сказать ему «спасибо», ведь, не трахни он тебя, у меня не появилась бы такой суки.

Я отвернулась и заморгала, чувствуя слёзы на глазах, но не могла бы сказать – почему они здесь.

А Юлий Цезарь плакал?