Читать книгу Записки военврача. Жизнь на передовой глазами очевидца - Вячеслав Дегтяренко - Страница 9

– Дима, помоги! Обещай, что никому не расскажешь!

– Да, конечно, что случилось?

– Зашёл в туалет, расстегнул портупею, и кобура с пистолетом соскочила вниз. Что делать, не знаю. Комбату рассказать – засмеёт. Солдата попросить – расскажет другим. Дай свой фонарик, пойдём со мной, может, вместе что-нибудь сделаем.

Пятьсот метров до линии туалетов. Ноги то и дело влезают в чеченский пластилин. В одном из них когда-то осталась моя подошва от берца. Каждый шаг сопряжен с вероятным падением. Моросит дождь. В полукилометре работают САУшки (самоходные артиллерийские установки), обстреливая невидимого врага. Отблески выстрелов окрашивают небо в лунные зайчики. На сопках горят нефтяные вышки, и кажется, что там поднимаются маленькие небесные светила – мини-солнышки, которые создают новые галактические системы. Фон, к которому мы привыкли.

Но тут я посмотрел под ноги, и отблеск романтики растаял, как первый чеченский снег, ложащийся на тёплую землю…

– Свети сюда! Вижу, только кончик кобуры торчит. Ещё чуть-чуть, и утонет. А тогда и посадить ведь могут.

– Не достать?

– Нет, глубоко здесь.

– Давай кабину снесем.

– Давай! Я сбегаю за топором в медпункт, чтобы колючку обрубить. А ты пока карауль, чтобы никто не заходил.

Зампотыл окутывал все деревянные строения колючей проволокой, чтобы соседний полк не разбирал их на дрова. В полковой линии укрепления и обороны тыла все строения зияли черными дырами. Наши же регулярно обновлялись и тщательно охранялись пассивными заграждениями.

– Эх, на раз-два взяли!

Кабинка, качнувшись, повалилась в грязь.

– Меня сейчас вырвет.

– Ничего, это бывает.

– Свети в яму! Совсем уже ушло. Всё равно не достаю. Надо чем-то подцепить и поднять.

– Черпак из кухни будет самое то, там и ручка длинная.

– Я схожу, а заодно перчатки хирургические из медпункта захвачу и запасную кобуру.

Подняли. Рвотные позывы буквально душили, пока доставал оружие из кобуры, а потом обмывал его и кобуру раствором хлорной извести. Орудие требовало заботливой прочистки.

– А что делать с черпаком?

– Да положи его в ящик с хлоркой у медицинского пункта, туда никто не заглядывает.

Спустя месяц санитарный инструктор сержант Каткова выполняла приказ комбата по проведению санитарно-гигиенических мероприятий. Солдат-срочник носил за ней ведро с разведенной хлорной известью, а она поливала этим же черпаком стены дощатых заведений задней линии.

– Каткова, ты откуда черпак взяла? – спросил у неё вездесущий зампотыл.

– Это медицинский черпак! Он в ящике с хлоркой лежал.

– Посмотри, на нём по-русски вырезано и выжжено: «второе блюдо».

– Ну и что?! Я уже им второй месяц хлорку разливаю.

– Я приказываю вам, сержант Каткова, вернуть черпак на кухню.

– Ты на меня не кричи, Игорёк! Я выполняю приказ комбата! Видишь, борюсь за чистоту.

– Я выполняю приказ министра обороны: личный состав должен быть сыт и одет. Так что давай, возвращай.

И санинструктор медицинского пункта выполнила приказ зампотыла.

P.S. Наличие постоянно носимого оружия только усложняло мирную жизнь. Его содержание и уход требовали дополнительного контроля и должного внимания. Но в ночное время с ним чувствуешь себя защищённее и увереннее, пробираясь по лужам и рытвинам Ханкалинских полей сквозь осенний тумаа.

* * *

Зимой отмечали день рождения начфина. В палатке играл кассетный магнитофон. Жура пришёл с КП после суточного дежурства сердитый и недовольный.

– Убавьте звук, я спать буду.

– Рано ещё, только восемь вечера.

– Ах, не хотите?!

И табурет опустился на китайский магнитофон.

– Ты что, дурак, твой магнитофон, что ли? Ты даже не складывался, когда мы его на Рампе покупали!

– Сколько он стоит, двести рублей? Возьмите мою тридцатку. И вообще убавьте свет в керосинке.

Я проснулся через час. Алкогольный наркоз прошёл быстро. Палатка мирно спала. Только Дима разгадывал кроссворд в «Спид-инфо».

– Никто не видел пистолет? – повторил я дважды.

Офицеры, проснувшись, отрицательно покачали головами. Подозрение пало на Журу, но тот не отрывал глаз от газеты.

Когда-то Жура уже взял из кошелька пятьсот рублей, а через месяц пропали часы, неосторожно оставленные в бушлате. Это ещё можно было простить и списать на болезнь «клептомания». Но вот оружие…

– Жура, отдай пистолет! – крикнул я.

– Я не брал.

– По-хорошему отдай. Ты же знаешь, что за утерю оружия бывает!

– Да, оружие нынче дорогое, двести баксов, не меньше, ствол стоит.

– Слышишь, гони пистолет!

– Я не брал, можешь посмотреть у меня в тумбочке, в сумке, нет у меня твоего ПМ.

– Ах, так! Тогда буду тебя пытать.

Я, как коршун, запрыгнул на него верхом, вспомнил уроки отчима по самбо и сделал захват руки. От боли у Журы покраснело лицо.

– Под полом посмотри, падла, у крайней к выходу кровати.

– Хорошо.

Я посмотрел, но ничего не нашёл.

– Что ж ты, сука, врёшь?!

– Я же тебе сказал, что дорого будет стоить, не менее трёхсот баксов.

– Ах так, пожалеешь!

Я выполнил удушение, тоже, наверное, вспомнившееся из детства. Пальцы сомкнулись на шее Журы, который, казалось, и не думал оказывать сопротивления.

– Док, может, он действительно не брал! – вступились за соседа начфин и начпрод.

– Задушу!.. Говори, где пистолет спрятал?

Лицо Журы приобрело помидорный оттенок, а потом налилось сливовым колером.

– Отпусти, скажу, – захрипел Жура.

– Соврёшь снова.

– У начпрода под матрасом лежит.

– Сань, проверь, ему нельзя доверять.

Пистолет оказался спрятанным под матрасом койки начпрода.

Через год наша дружба продолжилась, и мы стали такими же закадычными приятелями, как и раньше. Дружба и ненависть… что это? Есть, по-видимому, какие-то иные мерила, способные связывать людей на долгие годы. И неважно, что жизнь проходит в разных городах, изменяя их внешне и перестраивая характеры. Дружеское плечо, ладонь, взгляд и слово не заменишь и не испортишь. И неважно, где она ковалась, на полях Чечни, в средней школе или детском саду.

P.S. Журу комбат не любил. После того, как увидел Журу голым в душевой и пришёл в ярости от его нудистского загары, перевёл его на сопровождение бронепоезда Ханкала – Моздок. Жура перестал есть. Объяснял это тем, что сильно поправился на каше и тушёнке. Пил растворимый кофе без сахара, стрелял «Беломор» у солдат. Несколько раз попадал под обстрел. Перестал спать. В один из вечеров спросил меня после душа:

– Что с моими ногами, док? Почему они так раздулись?

– А ты давно голодаешь?

– Четыре месяца, минус четверть центнера. Я себе такой нравлюсь. Форму перешил. Хорош?! Ещё бы килограмм пять снять, и можно остановиться будет…

– В гражданскую войну у солдат тоже были голодные отеки.

– И что делать?

– Надо тебя откармливать. Нервная анорексия у мужчин часто сопровождается шизофренией. В госпиталь тебе надо. Поговорю с комбатом, чтобы тебя не ставили на «бронник».

– Не надо, док! Мне ещё чуть-чуть до квартиры не хватает. Куплю в Воронеже, буду тебя в гости приглашать.

Он купил одну квартиру, а затем и вторую. От матери в Воронеже получил третью, но так и бобылюет где-то за Уралом.