Читать книгу Границы памяти - Ян Кириллов - Страница 4

Генрих действительно опоздал. Старый серебристый «Опель», уже знакомый Фреду, остановился возле парка. Фред увидел знакомого мужчину лет сорока, со славянскими чертами лица, высоким лбом и голубыми глазами. Одет он был просто – в тёмно-синюю джинсовую куртку. Подойдя ближе, Фред разглядел Генриха получше – обветренная кожа, складки на переносице и взгляд куда-то в сторону и вниз. Это был исполнитель. Именно исполнитель – не лидер, но и не мелкая сошка. Такие верны, послушны, не боятся запачкать руки, и, в то же время, предельно аккуратны. Человек такого типа мог быть хорошим бандитом или превосходным копом.

Заметив Генриха издалека, Марк помахал рукой.

– Ты опоздал, Птица!

– Я же просил. Моя фамилия Фогель, – улыбнулся он в ответ, смущённый не столько тем, что его назвали Птицей, сколько тем, что Марк это сделал при незнакомце. Впрочем, Фред уже два месяца как не был Генриху незнакомцем. Только знакомство было до сих пор односторонним. – Кстати, приятно, – Фогель протянул руку. Крепкое, но отрывистое рукопожатие, чисто для формальности. Фред и сам не любил пожимать руки, и приветствие не продлилось долго.

– Фред.

Генрих кивнул, давая понять, что имя Берроу для него не новость, он вежливо промолчал.

Со своей стороны, Генрих видел не такого уж и страшного молодого человека. Издали он казался бледнее, щёки виделись более впалыми, чем вблизи. Но сейчас Фред не сутулился, и даже додумался выдать улыбку, пусть и скупую, и чисто из вежливости. Глубокие глазные впадины, чёрные глаза и выдающийся лоб не сочетались с остальными чертами лица – небольшим аккуратным носом и почти девичьим острым подбородком. Берроу нельзя было назвать ни брутальным красавцем, ни смазливым юношей, но не был он и чем-то средним. Скорее, он брал что-то от красавца и что-то от юноши. Не сказать, хорошее или плохое – всё сразу. Будто природа спорила над его лицом и сошлась на не совсем удачном компромиссе. Взгляд Берроу – самое опасное в его облике – задавал вопрос: ты друг или враг?

С секунду оба изучали друг друга. Меньше было бы недостаточно, а больше – нетактично.

– Садитесь, – пригласил обоих в машину Генрих.

– Далеко едем? – спросил Берроу.

– Север, – ответил Генрих, садясь за руль. Фреду начинала нравиться эта краткость.

– Значит, север, – он вопросительно поглядел на Марка, севшего сзади. Сам Берроу занял место на переднем сиденье.

– Объясню по дороге. Держи в уме фото, если до сих пор не доверяешь мне.

Последней фразы можно было не говорить. Фредди посмотрел перед собой.

– Вези хоть в ад. Если он по пути в тот город, на фото.

Ехали больше трёх часов. Чем дальше, тем меньше оставалось вечерних огней, тем увереннее властвовала ночная тьма. В неё ушли небоскрёбы, жилые кварталы и многоэтажки, а позже – фермерские поля. Кончились приветливые лесопарки, идеальные для семейного отдыха. Всё реже мелькали за окном лиственницы и всё чаще – ели и сосны.

Берроу заснул. Марк заговорил по-немецки.

– Как поживает Беатрис?

– Чудно, – ответил Генрих. Получилось немного резковато.

– Что-то не так?

– Этот Фред. Ты в нём уверен?

– На сто процентов.

– Ты уже задал вопросы, как учила Искательница?

– Да. Он наш.

Недолгое молчание.

– Помнишь тот день, когда ты попросил меня въехать в бордюр на острове Свободы?

– Конечно. А что?

– Это был тест на доверие. Я, конечно, делал вид, что доверяю тебе полностью, но, – Генрих подбирал слова. – Я боялся. Когда я вдавил педаль, я боялся до ужаса! А этот? – он качнул головой в сторону пассажирского сиденья. – Спокоен, будто на прогулку с друзьями собрался!

– Генрих, спокойно. Может, он, как и ты, боится, но не подаёт виду.

– Ага! Конечно, – он только теперь вспомнил, что рядом спит человек и заговорил тише. – Сомнения, Марк. Со-мне-ни-я.

– И в чём они, твои сомнения? – весело спросил Марк.

Фогель ничего не ответил и, переключившись на дальний, прибавил скорости.

– Хочу поскорее с этим закончить.

На рассвете машина остановилась у маленького придорожного кафе, похожего на уютную избушку посреди леса. Фредди выспался и проголодался, и все трое решили зайти перекусить. Берроу заказал яичницу с беконом, а Генрих и Марк – вафли с кленовым сиропом и кофе.

– Обожаю Канаду, – признался Марк. – Кленовый сироп просто объеденье.

– Так куда мы едем? – спросил Берроу.

– На север.

– Это я слышал. А место?

– Понимаешь, – Марк осмотрелся. – Трудно тебе объяснить. Север штата Онтарио – это лишь отправная точка. Так называемая слабая зона. Не удивляйся, и не считай меня сумасшедшим, если я тебе скажу.

– Валяй.

– Мир, в котором ты живёшь – один из девяти. Есть другие Миры. Параллельные. Глупо, наверное, звучит.

– Продолжай! То есть, это вроде мультивселенной, верно? Где есть другой я, другая закусочная, другая Канада. Что-то вроде этого?

– Не совсем так. Но ты облегчил мне задачу, – обрадовался Марк. – Современные поколения куда проще воспринимают информацию. Есть Интернет, научно-популярные передачи, фантастика. Так вот, – он отрезал вафлю, тщательно прожевал, запил кофе и продолжил. – Различия есть, и они существенны. Отличаются континенты, страны, народы, культуры, но в чём-то Миры похожи. Между Мирами действует так называемое притяжение. То есть, какие-то явления синхронизируются.

– Как циклы у девчонок, – сказал Берроу. Генрих чуть не подавился от смеха. Пришлось прокашляться, чтобы успокоиться. На это ушло не меньше полминуты.

– Как хочешь. В общем, что-то может показаться знакомым. Притяжение, или, точнее сказать, синхронизация, очень важна для понимания следующего явления. Перерождения.

– Постой, а этот тут причём? Мы, кажется, в религию зашли.

– Да! Всё взаимосвязано. Твоё тело, твой мозг и сознание, даже твой жизненный опыт – это, – он пощёлкал пальцами, чтобы подобрать аналогию.

– Калька, – подсказал Генрих.

– Верно. Калька! Рано или поздно, в одном из Миров рождается точно такой же человек, как ты. С таким же телом, обликом, сознанием.

– Но ведь сознание формируется с опытом. Нет? Как чашка. Я могу наполнить её чем угодно.

Странно было слышать интеллигентные доводы от безработного, который нигде, кроме средней школы, не учился. Тем более, от бывшего пациента психушки и мелкого наркоторговца.

– Да, но не совсем так. На то и синхронизация. Она воспроизводит не только человеческое тело в том же облике, но и дальнейшие события, которые, прямо или косвенно, приводят к тому же результату. Не детально, конечно, но достаточно для того, чтобы сформировать такую же личность. Так вот, эта новая личность и есть твоё перевоплощение.

– Что-то похоже на бред, – вытерев губы салфеткой, Берроу осмотрелся, скомкал салфетку и бросил её в опустевшую тарелку. – Почему официантка так долго не подходит?

– Она и не подойдёт, пока я не отключу браслет.

– Что, прости?

Закатав рукав, Марк показал тонкий металлический браслет с мигающей лампочкой.

– Это «игнор». Технология, благодаря которой на нас никто не обращает внимания. То, о чём мы только что говорили – тайная информация. Сейчас я отключу «игнор» и хочу, чтобы ты никогда и никому не говорил то, что я тебе только что рассказал. В этом Мире.

Официантка подошла забрать тарелки вскоре после того, как лампочка на браслете Марка перестала мигать.

– Вам принести ещё что-нибудь?

– Нет, спасибо, – Марк подождал, пока она уйдёт и снова включил «игнор». – К сожалению, местное человечество не готово знать о параллельных Мирах. Этот Мир – закрытый.

Из окна было видно, как раскачиваются на ветру сосновые ветви. В какой-то короткий миг Фреду расхотелось уходить. Но вот в его памяти вспыли чёрные банды, мачеха, душная квартирка в Джейн энд Финч и старая жизнь, которую он видел с изнанки.

– Этот Мир – гетто, – сказал Берроу. Не вопросительно. Он сам пришёл к этому выводу.

– Не скажу насчёт гетто. Но, может быть, ты и прав.

– Однажды я сидел в кафе. Примерно таком же, – Фред окинул взором помещение. – Не знаю, вроде бы, ничего такого не произошло, но я… запомнил этот момент. Там висел огромный телевизор. Под потолком. И по телеку показывали войну. Я уже не помню, что за война. Где-то на той стороне земли разворачивались боевые действия. А потом я увидел мальчика.

– Мальчика?

– Парнишку, лет шести. Он был с мамой, папой, сестрой и с кем-то ещё… с ними была собака. Так вот. Мальчик сидел на высоком стуле и болтал ногами. Ещё он совал себе в нос картошку фри. Подумаешь, детская шалость, но… – Берроу сжал в руке вилку и надавил пальцем, отчего та погнулась. – Не знаю, что именно выбесило меня больше всего. То ли мальчик, то ли вид умирающих голодных и грязных детей по телевизору. Детей, запачканных в грязи и крови!

– Фредди, Фредди, спокойно.

Вернулся из туалета Генрих. Берроу отвлёкся и пришёл в себя.

После еды, да ещё и с обилием не самой лёгкой для усвоения информации, Фреда потянуло в сон. Дальше он ехал на заднем сиденье. Марк же пересел вперёд. Цивилизация перестала напоминать о себе уже к полудню. Кончилось Трансканадское шоссе, и машина съехала на грунтовую дорогу. Когда показались первые звёзды, серебристый «Опель» остановился посреди хвойного леса.

Генрих вышел, размял ноги и захлопнул дверь. Фред проснулся, потянулся и протёр глаза.

– Где мы?

– Пойдём, – Марк помог ему выйти.

Генрих надел чёрную бейсболку, надвинул её на глаза, сошёл с обочины и начал спускаться со склона прямиком в дикую чащу. За ним это сделали остальные двое.

– Холодновато здесь, – поёжился Фред.

– Поторопимся.

Жёсткие кусты, острые неровные валуны и мягкая грязь мешали идти. В сумерках невозможно было разглядеть, что находится в десятке шагов, и даже фонарик Генриха едва помогал. Дошли до оврага. Марк остановился и оперся спиной о сосну. Фред уселся под деревом, а Генрих встал перед оврагом. Он посмотрел в небо, прищурившись, будто рассматривая что-то очень далёкое.

Марк закрыл глаза. Положил пальцы себе на виски. Чуть запрокинул голову. Глубоко вдохнул и задержал дыхание. Прошло полминуты. Генрих старался не шевелиться. Марк открыл глаза и произнёс:

– Гвоздь рыба семь.

Снова закрыл. Его губы едва заметно шевелились. Через две минуты, он облегченно выдохнул.

– Нам повезло. Артэум откроет Тоннель на дороге, четыреста метров к северу.

– Отлично, – Генрих запрокинул голову и широко улыбнулся.

– Ну, что ж! Идём?

– Быстрее.

Обратный путь через заросли дался куда легче. Берроу нацеплял веток, опытный Генрих почти не потрепал одежду, а Марк даже не запачкался.

– Бегом-бегом! Тоннель на пять минут.

– Твою… – Генрих буквально прыгнул за руль. – Поторопитесь, оба! – он нервно барабанил пальцами по рулю, пока Фред и Марк не сели.

Автомобиль разогнался. Генрих со всей силы вдавил педаль, вцепившись намертво в руль. Он делал это не в первый раз, но от осознания того, что он делает, дрожали ноги, а пальцы потели.

Впереди показался бледный закат. Тонкой оранжевой линией он окрасил самое основание неба. Чтобы вмиг раствориться. Всё исчезло. Распалось на мелкие-мелкие белые точки. Писк в ушах. Кровь из носа. Звуки на несколько мгновений исчезли. В белой немой пустоте, появился первый звук. Это было похоже на журчание воды. Белизна рассеялась, обретя форму жёлтого диска. Солнце. Вокруг – голубое небо. Под ним – трава и лес. Другой, совсем другой, с огромными листьями и длинными ветвями, что тянулись вверх, причудливо извиваясь.

Бах! И автомобиль тряхнуло. Берроу сглотнул, и звуки появились вновь. С ними оформились очертания салона, Марка и Генриха. Оба разговаривали, спокойно и непринуждённо.

– Самое сложно позади, – сказал водитель. – Теперь только добраться до города.

Ветви, дикие, словно осмелевшие, тянулись над дорогой и «нагло» били по стеклу. Казалось бы, в этих необузданных джунглях нет места ровной трассе, однако трасса здесь была. Если это можно назвать трассой, конечно: серая, ровная и прямая, никаких опознавательных знаков, никакой разметки. Она даже звучала по-другому под колёсами автомобиля. Нет, это точно был не канадский лес. И не канадская дорога.

Будто мальчишка, Берроу прижался лицом к стеклу и открыл рот. Полюбоваться было на что: растения, окружавшие путь, не были знакомы Фреду ни по школьным учебникам, ни по каналу «Дискавери». Что-то общее в них было с бамбуком, но по форме они больше напоминали то ли пальмы, то ли гигантские лопухи, раскинувшие свои тенистые листья, что медленно «кивали» на ветру.

Под сенью этих гигантов нашли себе место десятки и сотни видов незнакомой флоры. Где-то попадался вездесущий папоротник, но где-то мог из-за кустов промелькнуть загадочный плод с яркими жёлтыми и красными полосами, а иногда и белый в чёрную крапинку. К облегчению и немалой радости Берроу, некоторые дикие плоды очень походили на апельсины и киви. Много раз попадались цветы, ужасно напоминавшие губы. Когда лес сгустился, папоротник почти исчез, а вот жёлто-красный плод начал появляться чаще.

Лес неожиданно оборвался. Открылась просторная зелёная равнина. Трава была, чем дальше от дороги, тем выше, а вдали, где начинались холмы, она наверняка могла бы скрыть человека на лошади. Именно такое впечатление складывалось оттого, что трава колыхалась даже от слабых дуновений ветра. Холмы были огромны и плавны, словно вытесанные рукой мастера, и напоминали очертания женского тела. Там, за холмами, в низинах, изредка мелькали сверкающие на солнце голубые озёра, даже отсюда казавшиеся невероятно холодными и глубокими. Изредка, на холмах, причём только на самых больших, можно было заметить маленькие белые или жёлтые домики.

Фред не мог оторваться. Всё это выглядело как сон сумасшедшего. Ведь, как известно, только сумасшедшие или мечтатели видят цветные сны. Вот только ощущалось это всё настолько реальным, настолько живым, что на сон больше походила его прежняя жизнь, а не те холмы, не та трава, и даже не те полосатые фрукты. Фред чувствовал, что родился. Даже не заново. Впервые. На уровне каждой клетки он ощущал в себе перемену. Другой, новый Фред, просился наружу, пытался просочиться слезами и достучаться сердцем. Он ощущал на себе, как до сих пор был жалок и непростительно жесток к окружавшим его людям. Казалось, он не заслуживает всей этой красоты, этой новой жизни.

– Открой окно! – радостно и многообещающе воскликнул Марк.

Фред так и сделал. То, что он испытал при этом, стоило бы сравнить с первым полётом. Свежий, холодный, сочный и «дерзкий» ветер ворвался в салон и растормошил застоявшийся воздух. Словно любопытные, потоки ветра прощупывали каждую клетку его кожи и каждый изгиб лица. Этот ветер приносил издалека новый и, в то же время, интуитивно знакомый каждому запах мокрой свежескошенной травы. В ней, в этой траве, ещё сохранилась какая-то древняя народная песня, аромат лугов, не изведавших пестицидов. Этот ветер нёс по миру и песню, и эту траву, и само счастье.

Воздух обрёл приятный горьковато-сладкий привкус, тонкий, едва-едва уловимый. Хотелось закупорить его в баночку и доставать, когда захочется. Но привкус быстро исчез, оставив о себе лишь воспоминания. Небо, между тем, обрело мягкий сиреневый оттенок. Над холмами, у самого горизонта, он уже был ярче и приближался к уверенному фиолетовому. Сама же трава, когда на небо нашли тучи, стала зелёной со слабым оттенком серо-голубого.

Знакомый для уха раскат грома и мелкий моросящий дождь по крыше. Хоть что-то здесь такое же, как и в Джейн энд Финч. Окно закрывать не хотелось. Напротив, открыть пошире, и более того, открыть люк, о чём Фред попросил Генриха. Тот отказался, так как не хотел мочить салон.

«Старый зануда», мысленно окрестил его Берроу.

– Марк! Где мы?

– В другом Мире!

Фред рассмеялся. Не оттого, что не поверил. Напротив, поверил, и всем сердцем. Просто сама правда казалась настолько абсурдной, настолько нелепой, что хотелось смеяться и смеяться на ней.

– Он называется Миром Золотого Луча. Но есть и более древнее название – Пангея.

Фредди восхищённо осмотрелся. Ещё вчера он – угрюмый мизантроп – не мог себе представить, что будет любоваться цветами, пейзажем и небом. Увидь себя со стороны прежний Берроу, наверняка ударил бы нового Фредди под дых, избил бы ногами, всадил бы пулю в лоб. Потому что нормальный трезвый человек, живущий нормальной жизнью, не может так радоваться. Он обязательно должен быть угрюм, ибо он изжил в себе чувство радости, оставив только фальшивую улыбку, чтобы не вызывать подозрений. Однако новый Фредди послал бы к чёрту прежнего Берроу.

На горизонте появился городок. Здания были невысокими, в пару этажей. Похожие друг на друга бело-голубые дома, тянущиеся вдоль параллельных улиц, были окружены красивыми деревьями и кустами, пестрящими разнообразием листьев и ягод. Чуть позже показался более строгий и монотонный, и, в то же время, более стройный ряд белых домов.

Автомобиль остановился посреди улицы. Земля здесь была сплошь покрыта ровной как стол светлой жёлто-серой плиткой. Вдоль домов были высажены длинные клумбы, изобилующие такими же фруктами и цветами, что попадались в лесу. Все дома выстраивались один за другим, сливаясь в параллельные ряды. Соединённые мостами-арками, она образовывали, второй ярус, по которому можно было ходить. Такие же арки были перекинуты над улицами, что позволяло гулять по верхнему ярусу вдоль и поперёк. Этим и пользовались, с удовольствием, местные жители, одетые в разноцветную одежду. Одежда состояла из отдельных лоскутов, перевязанных поясками на бёдрах, локтях, запястьях и коленях. Особой разницы между мужской одеждой и женской не было, разве что у женщин была обнажена талия. Дети вообще бегали почти раздетые. Кожа у местных жителей была светло-бронзовая, волосы, в основном, тёмные или русые. По лицам нельзя было сказать, довольны ли они жизнью. Кто-то улыбался или смеялся в беседе с другом, кто-то ругался, а некоторые, в основном старики, сидели на скамьях вдоль клумб и покуривали трубки, обсуждая что-то важное. Мужчины неспешно гуляли по улицам, а женщины следили за детьми.

Взрослые поначалу не обращали внимания на подъехавший автомобиль. Только мужчины, с деловым видом, рассматривали его, покусывая странные длинные чёрные палочки. Наверное, аналоги курительной трубки. Загорелые дети с любопытством кружили вокруг машины, не понимая, что могут попасть под колёса. Их мамам приходилось подбегать и уносить их подальше от дороги. Хотя, как ни странно, никакой враждебности эти женщины к чужеродному транспорту не проявляли. Он был для них вроде погодного явления или непонятного зверя, от которого лучше держаться подальше.

Генрих недовольно посигналил, чтобы распугать детей. Тем понравилось, и они начали передразнивать звук гудка. Потихоньку, улица за улицей, иномирный «Опель» продвигался к центру города. Туда, где виднелось единственное высокое здание. У Фреда перехватило дыхание.

Огромная шестистенная башня. Та самая.

Всё, что растворилось некогда в детских снах, теперь явилось перед глазами. Серая громадина с плоской крышей и шестью пиками по углам. Башня была увенчана ещё одним пиком, на котором красиво реял зелёный в жёлтом обрамлении флаг с символом, издалека напоминающим букву «Y».

Народ не только не расходился от гудков. Не зная значения этого звука, толпа, наоборот, только скапливалась на улице. Ехать стало невозможно.

– Мне это надоело. Марк! Может, пройдёмся пешком? Эй! – крикнул Генрих, высунувшись из окна.

«Эй!» отвечали ему полураздетые загорелые дети.

Вначале город казался прекрасным, выбеленным и ухоженным, однако, чем дальше к центру, уже пешком, продвигались трое, тем меньше улицы радовали и восхищали, и тем больше вызывали смешанные чувства. Это выражалось в клумбах. Чаще попадались сорняки, что не срезанными лозами удушали благородные цветущие растения. Выражалось и в стенах – трещины, плесень и мох проедали их то здесь, то там.

Каждая стена была расписана незаметным с первого взгляда узором. Но стоило ненадолго задержаться на ней, как узор будто сам собой проступал, напоминая то мороз на окнах, то орнамент, а то и древние письмена, стилизованные под единый рисунок. Это удивляло и немного отвлекало от запущенности и упадка. Быть может, первое впечатление об этом чудном городке замылило взгляд, и детали, портящие его, не сразу бросились в глаза.

Трое пробились сквозь тучи любопытных зевак. Марк их не замечал. Фред улыбался шире лица. Походка его постепенно стала уверенной, размашистой. Мелкий дождик, плавно перешёл в снег, но это только прибавило настроения. Снежинки ложились прямо на яркие красные цветы и зелень, и быстро таяли. Улица покрылась тонким слоем снега и влаги. Что особенно восхищало в местных жителях, они настолько привыкли к резким сменам погоды, что и в снег одевались по летнему. У большинства были открыты плечи, руки и ноги.

Генрих шёл позади и настороженно наблюдал за Фредом Берроу. Что-то ему явно не нравилось. То ли его уверенная походка, то ли некая только что проявившаяся надменная наглость. Никакого уважения к чужому, не похожему на наш, Миру в нём не чувствовалось с самого начала. Фогель слишком хорошо знал биографию Фредерика, чтобы быть уверенным – да, это он самый. Но Марк шёл рядом, спокойно глядя вперёд, в сторону башни.

– Эй! – воскликнул Берроу и присвистнул.

«Вот это уже верх наглости! – подумал Генрих. – Не знать местных обычаев и позволять себе такое… Нет, да он издевается!»

Фредерик подхватил подбежавшего к нему ребёнка и усадил себе на плечо.

«Я знаю народы, в которых прикасаться к детям считается смертным грехом. Говорят, что это убивает душу ребёнка».

Но Фреду было всё равно. Он вёл себя как турист и ни капли не стеснялся бесцеремонно похлопывать мужчин по плечу и щипать женщин пониже спины.

– Шайзе! – не вытерпел Фогель и подошёл к Марку. – Скажи ему, чтобы так себя не вёл. Он в чужом незнакомом Мире.

– Расслабься, Птица. Видишь, люди ему рады.

– Да, но, – Генрих не понимал, как он, водитель, объездивший десятки Миров и повидавший сотни народов со своими культурами, и ни разу не вторгавшийся в чужой монастырь, не может даже пальцем притронуться там, где ему не разрешено. А этот самодовольный самоуверенный наркоман свободно держит на плече ребёнка и поглаживает беременную женщину по животу.

– Мы пришли, – сказал Марк, когда трое оказались на круглой площади, в центре которой и возвышалась та самая башня. Вблизи она была не такой уж и громадной, какой выглядела с окраины.

Башня была выложена из цельных каменных блоков, примерно с полтора роста высотой каждый. Камень, от времени и, видимо, долгого отсутствия заботы, покрывали трещины и поросли. В одной стене даже остались дыры, где раньше гнездовались птицы. Даже они теперь опустели.

– Итак, Фредерик Уолтер Берроу, – произнёс Марк и встал лицом к Фреду.

Тот отпустил мальчишку. Почему-то, выражение лица ребёнка изменилось. Когда приблизились к башне, глаза у него округлились. Мальчик выглядел испуганным. Соскочив на побитую временем плитку центральной площади, он поторопился убежать с неё, причём бежал так, будто камни обжигали ему пятки.

– Я должен сказать тебе кое-что важное, – продолжил Марк. – Собственно, как и обещал. Зачем я здесь. Кто я такой? Зачем ты мне нужен. О мире. О тебе самом. О твоём прошлом. Оно гораздо богаче, чем ты себе представляешь. Видишь всех этих людей?

Только сейчас Фред заметил, что ни один из людей, собравшихся на улицах, не стоит на площади. Серьёзными взволнованными лицами, остановившись на самой границе, они смотрели на троих гостей, переглядываясь. В их шёпоте можно было уловить одно общее слово. То ли «кри», то ли «ирм». Самым хмурым здесь был Генрих. Он нетерпеливо оглядывал то Фреда, то народ, надвинув бейсболку ещё глубже на лоб.

– Жители этого городка на протяжении веков, из поколения в поколения, хранили одну легенду. Легенду о человеке из давно ушедших времён.

Снег прекратился, так и не успев как следует осесть. Из-за туч выглянуло солнце. Короткий порыв ветра навеял запах сырости, но он тут же уступил запаху свежести и по-летнему прохладной влаги. Солнце начинало медленно катиться к закату.

– Скажи, Фред, ты когда-нибудь задумывался о том, что происходит с нами после смерти?

– Мы попадаем в рай? – он пожал плечами. Ещё вчера он ни за что бы так не ответил. Сказал бы что-то наподобие «становимся кормом для червей». Но сейчас Фреда захлёстывали совершенно другие, не привычные ему, эмоции.

– А ты – оптимист, – усмехнулся Марк. – На самом деле, всё куда прозаичнее. И в тоже время, не так страшно, как представляют себе атеисты, верящие в небытие. Мы просто перерождаемся в одном из Миров. В том же облике. Один в один. Нам не дано понять, каким будет Мир и страна, где мы родимся. Природа не знает кармы. Этот город, – Марк развёл руками. – Построил человек, который мечтал создать рай на земле. И что важно. Этот человек, – он покивал, так как увидел по глазам Фреда, что он и так знает ответ, или, хотя бы, догадывается в самой глубине души. – Ты.

Берроу замер. Какие-то полминуты он глядел сквозь Марка. Потом его глаза вдруг забегали.

– Всё это – плод моего воображения? – ему не хотелось верить в то, что он только что произнёс.

– Этот город построил император И́нкрим. Завоеватель Земель, живший более трёх с половиной тысячелетий назад. Трижды он основал империю и трижды был повержен. Город остался как его наследие. Это Чхимтосэ́н.

Фред тяжело дышал. От прежней уверенности не осталось и воспоминаний, зато воспоминания о прошлой жизни вдруг оживились и всплыли, стали чётче самой реальности. Однако через минуту они растаяли, будто сон после пробуждения.

«Инкрим. Инкрим. Инкрим».

– Инкрим, – сорвалось у него с языка. Руки затряслись. – Вот, что это за слово… Инкрим. Я повторял его в детстве. Другие мальчишки надо мной смеялись. Инкрим!

«А́спелан хумбата́н И́нкрим! Аспелан хумбатан Инкрим!!!» кричал уже подросший восьмилетний Фредди, когда его под руки вели в психиатрическую лечебницу.

– Аспелан хумбатан Инкрим! – громко и уверенно произнёс Фред, ожидая, что сейчас проснётся в смирительной рубашке, и ему снова будет восемь.

Генрих зашёл за спину Марку и сжал кулаки.

– Мне это не нравится, – произнёс он по-немецки.

Марк невозмутимо продолжил:

– Твоё имя – Инкрим. И это теперь твой дом.

– Мой дом, – Фред оглядел холодные серые стены и любовно погладил их камень. Камень был мягок и шероховат, будто клубок шерсти, только чуть пожёстче. Инкрим посмотрел на людей, что стояли на границе круглой площади, и люди показались ему родными, словно он покинул их только вчера.

– Перед казнью император Инкрим произнёс такие слова: «Я вернусь». Этот день настал.

Поднялся ветер. Над шестистенной башней развевался зелёный флаг.

– Инкрим пообещал, – продолжил Марк. – «Когда я вернусь, будет пир. Будет реками литься вино. Мужчины и женщины в красивых платьях будут танцевать на улицах, а старики и дети за длинными столами разделят медовые лепёшки. Над моей башней поднимут красный флаг. И это будет знак. Всем странам, цивилизациям и Мирам. Что я вернулся».

– Я дома, – прошептал Берроу едва слышно. – Я дома, – по щеке текла слёза. Фред не стеснялся, и даже гордился тем, что впервые за много лет, мог по-настоящему плакать. Прижавшись спиной к стене, как если бы не хотел никогда в жизни с ней расставаться, он обернулся к людям и, конечно, впервые в жизни, взглянул на кого-то кроме себя с любовью и благодарностью. – Вы хранили его для меня, – он вытер слёзы рукавом. – Вы ждали меня.

Инкрим раскинул руки и подошёл к растерявшейся толпе. Люди суетились, громко переговаривались, мужчины ругали женщин, женщин бежали переодеваться. Дети, как ни в чём ни бывало, весело кричали:

– И́нкрим а́бис! И́нкрим а́бис!

При этом они подпрыгивали на месте и смотрели то на вождя, то друг на друга. То же «инкрим абис» повторяли и некоторые молодые, правда растерянно и неуверенно, поднимая левую ладонь.

– Да, не очень торжественно получилось, – признал Марк. – Планировалось торжество, но никто не ожидал, что я найду тебя на месяц раньше. Поэтому, никто не успел подготовиться.

– Не важно, – он вышел к людям и как в волны нырнул в толпу. Десятки, сотни, тысячи рук тянулись к Инкриму. Невозможно было пошевелиться, масса людей шатала из стороны в сторону, трудно было даже удержаться на ногах. Сам Инкрим тоже стремился прикоснуться к каждому. Он продвигался вглубь, пока Марк его не схватил и не вытащил на площадь. – Почему они не ступают сюда? – он жестом пригласил их поближе к башне, но никто не пошёл. Радость на лицах вновь сменилась волнением и серьёзностью. – Да что с ними?

– Их с детства приучили не ходить на площадь. Поэтому, чем ближе к центру, тем запущеннее. Сюда редко кто ходит, кроме смотрителей.

– Очень жаль.

– Я познакомлю тебя со здешним смотрителем. Это преданный легенде человек. Ну, а пока, – Марк посмотрел на часы. – У меня не так много времени. Я обещал тебе рассказать ещё кое-что. О себе. Кто я такой?

Фред обернулся к Марку.

– В Мире, где ты родился, меня называют Марком, но на самом деле я – Ка́йрил. Реинкарнация Кайрила – брата Инкрима. Нас было одиннадцать братьев и восемь сестёр. Я – первый из одиннадцати. Ты – третий.

– Значит, есть и второй?

– Есть. Его зовут Аммерт. Скоро ты с ним встретишься.

– А́ммерт! – радостно отозвался кто-то из детей.

– Я служу независимым наблюдателем Доктрины границ в Мире Полярной Звезды. Это Мир, в котором родился Фред Берроу. Всего нас трое: я, Генрих – мой агент – и Эрмерия. Она, скорее, помощница. Мы не одни. Есть много тайных мировых организаций, которые тоже занимаются наблюдением. Самая крупная из них – «Полярная Звезда». Уверен, ты никогда о ней не слышал. Раньше я там работал. И у меня теперь с ней будут очень крупные неприятности, – тут Марк и Генрих переглянулись. Фред Берроу воспринимал каждое слово, затаив дыхание. Тон Марка стал чуть ниже. – Тайные мировые организации следят за тем, чтобы ничто не пересекало границы закрытых Миров. Ни люди, ни вещи, ни знания. Мы пошли на очень серьёзный риск, забрав тебя из Са́та. Так иногда называют Мир Полярной Звезды. Поэтому я хочу тебя попросить, Фред Уолтер Берроу, – внезапно Фред ощутил, как невидимая сила хватает его за горло, руки и ноги. Теперь он стоял неподвижно, не в состоянии пошевелить даже пальцами. – Забудь, кто ты есть. Забудь обо всех обидах и комплексах, что терзали тебя в прошлом. Ты не освоишься в новом Мире, если не убьёшь в себе Фреда Берроу. Ты больше не Фред Берроу. Теперь ты – Инкрим. Тебе это ясно?

– Ясно, – прохрипел тот, когда Кайрил немного ослабил хватку. Генрих одобрительно кивнул.

– Прошлого нет. Теперь для тебя есть только настоящее и будущее. Живи ими. Живи этим городом и этими людьми. Очисти сознание. Будь как ребёнок. Родись в этом городе заново. Стань достойным того, кого они ждали. Не разочаруй меня. Ты понял?

– Да, – уверенно ответил Берроу, и Марк его отпустил.

– Нам с Генрихом пора возвращаться в Сата. В башне пусто, но в доме смотрителя тебе будет уютно и тепло, – он недовольно оглядел толпу. – Ну, где он?! Обещал встретить нас.

– Идите, ребята. Я подожду его здесь.

– Пройдись по городу! – улыбнулся Марк. – Эти священники такой ленивый народ, что ты его до Второго пришествия прождёшь. Там, за углом, продают вкусные лепёшки. Попробуй, пройдись, познакомься с городом.

– Окей.

– Ну, всё. Мы пошли! Удачи, Инкрим.

– Вам также, – братья по инкарнации обнялись.

Марк помахал и, вместе со своим агентом, расталкивая народ, направился искать ту улицу, где Генрих оставил машину. Впрочем, в этом городе трудно было заблудиться.

Через два часа машина въехала в лес. К тому времени похолодало. Небо окрасилось в индиго. Заросли наполнились движением и звуками фауны.

– Лучше ехать помедленнее, – сказал Марк.

– Шутишь?! Мы и так опаздываем. Тоннель скоро закроется. Я не хочу остаться без кишок.

– Птица, доверься мне. Притормози.

Некоторое время ехали в тишине. Наконец, фары осветили место, где воздух вибрировал, как от костра, хотя и был холодным. «Опель» резко затормозил.

– Уфф! – Генрих вытер пот со лба. – Ещё чуть-чуть и…

– Прогадали мы со временем, – недовольно побарабанил Марк пальцами по бардачку. – Я скажу Артэуму, что мы опоздали. Может, он откроет новый.

– Не факт. Эх, чувствую, ночевать нам в этом лесу! – он опасливо вгляделся в темноту. – Что ты знаешь о местных животных?

– Гвоздь рыба семь, – произнёс Марк, закрыл глаза и прикоснулся указательными пальцами к вискам. Через несколько минут он уверил: – Всё в порядке. Артэум сказал, это его Тоннель. Он нас пропустит.

– По почерку, вроде не его. Артэум открывает качественно, а тут вибрация, как от волн.

– Артэуму виднее. Поехали.

Генрих вцепился в руль и сдал назад. Досчитав до трёх, он надавил на газ и погнал свой автомобиль прямо в мутный вибрирующий слой воздуха.

Машина исчезла.