Читать книгу Границы памяти - Ян Кириллов - Страница 8

«Муравейник» суетился перед обедом. Служители Культа носились туда-сюда с кастрюлями, тыквами, тоже наполненными какими-то яствами, звали своих родных на кухни. Трудно было понять, где здесь начинается одно жилище и кончается другое – кухни, комнаты и спальни были разбросаны по всему сооружению. Также невозможно было отделить одну семью от другой – все приходились друг другу родственниками или дальней роднёй. Ну, а детей здесь было больше всего. Когда они, громко крича, пробегали мимо, создавалось ощущение, что попал в детский сад. Лазер была среди них самой старшей, да и вела себя как взрослая, помогая родителям.

Фред уже третий день жил в Культе и заметил, что главным событием дня здесь считался обед. Похоже было, что во всём городе с древнейших времён сохранилась такая традиция, и днём весь город замирал.

За столом на кухне Варавит собрались Кордой с Илман и дочкой, Инкрим и Лилмэи. В кухню, переваливаясь с боку на бок, вошёл седой старик, которого здесь называли Хмурый, осторожно держа в руке старую лампу, как будто она – ценное произведение искусства.

– Дорожная Кладь, радостная новость! Я починил её.

– Ну-ка, покажи, – вождь осмотрел коряво склеенную лампу, испещрённую прожилками-швами на стекле, и присвистнул. – Теперь на ней изысканный узор. Поздравляю, Хмурый, ты – обладатель шикарной редкой вещицы.

Стоило ему это сказать, как лампа развалилась на части в руках старика, прежде чем Варавит успела её увидеть. Расстроенный, Хмурый вернулся в свою комнату.

Тётя не заставила себя долго ждать и появилась на кухне с кастрюлей, полной дымящихся печёных овощей.

– Слушайте все! – сказала Варавит, когда окончательно убедилась, что семья в сборе – Лилмэи, Кордой, Илман, Лазер, и конечно, новый член семьи, Третий из Одиннадцати. – У меня две новости. Хорошая и не очень. Хорошая – скоро в город прибудет Аммерт.

– Ура! – обрадовалась Лазер.

– Плохая. В Мире Океанов сейчас творится что-то странное и страшное, поэтому, когда он освободится, наш Аммерт и сам не знает. Бедняга!

Сидящие за столом поникли.

– Но не будем о грустном за обедом! Небесный Странник пообещал, что, как только завершит свою миссию, тут же вернётся в Инкрим-роум, чтобы встретиться с братом. С тобой, Завоеватель Земель.

– Скорее бы, – Кордой подул на еду.

– Это отличать, – сказала Илман, видимо, имея в виду «это отлично».

– Хмурый! – крикнула тётя. – Бросай свою лампу, её уже не спасти, присоединяйся к нам!

– Уже бегу, Дорожная Кладь, – послышался скрип половиц.

За обедом, по традиции, члены семьи расспрашивали друг друга, у кого какие планы и что сделано за утро.

– Завтра моя смена в башне, – сухо сказал Кордой. – Надо подготовиться и хорошенько выспаться.

– А у тебя, Илман?

– Стирать бельё, одежда, – вздохнула она с материнской счастливо-томной улыбкой.

– Ну, а у тебя, Завоеватель Земель?

– Хочу ещё раз осмотреть мою башню.

– Говорят, Шестистенка хранит ещё много секретов. Советую заглянуть в подвал, – она подмигнула. – Лилмэи, ты уже сделал для вождя ключи?

– Ключи! Ах, да, – он снял с шеи кулон на цепочке и отдал Фреду. – Третий, пока можете носить мой. Как только я сделаю вам ключ, у вас будет свой.

– В прошлый я раз я без всякого ключа прошёл сквозь стену.

– Башня тогда была открыта. Помните, как вы вошли в первый раз? Я открыл вам изнутри. Я нарочно не стал встречать вас снаружи. Это произвело отличный эффект на толпу! Они и вправду подумали, что вы – истинный Инкрим, раз можете проходить без ключа.

– Ах ты, хитрюга, – Фред почувствовал себя обманутым. Он опустил руки на стол. Улыбка на его лице медленно растаяла. – Я-то думал, там была магия, типа предзнаменования. В этом роде. Что я и вправду он самый.

– Ну, не расстраивайтесь, вождь, – подбодрила Варавит. – Башне пока трудно узнать своего хозяина, но, со временем, вы сможете проходить без ключа. В день, когда это случится, поверьте, Совет вынужден будет признать вас. Вот увидите!

Ближе к вечеру, Третий из Одиннадцати вновь прогуливался по коридорам своего древнего жилища. Ему нравился этот сырой пещерный запах, эта тусклая факельная полутьма. По-своему инфернальная, но, в то же время, величественно-спокойная. Он снова задрал голову, пытаясь увидеть символ на потолке. Ничего не было видно. Но символ чувствовался. Он был там, не одно тысячелетие, он словно взирал на тебя сверху вниз, заставляя задуматься о высоком и вечном.

Фред помнил совет Варавит. Заглянуть в подвал.

«Интересно, что там? И как туда попасть?»

Он интуитивно догадался попробовать спуститься на нижний этаж и прикоснуться к полу тремя пальцами, как он сделал это, когда впервые пытался пройти сквозь стену. Никакой реакции пол, разумеется, не выдал. Фред только зря замарал руки. Тут он заметил в стене, под факелом, небольшое углубление, ближе к полу, со скруглёнными краями и высотой не больше метра. Он прикоснулся к нему, и тут же провалился вперёд, упал в какую-то тёмную шахту, как Санта Клаус в дымоход, и оказался лежащим на полу в круглой светлой комнате. Рёбра гудели от удара. Но Фред нашёл в себе силы оторваться от пола.

В комнате было пусто и настолько светло, что слезились глаза. Но к свету они привыкли довольно быстро. Свет равномерно исходил от стен, или, точнее сказать, от одной сплошной замкнутой стены. Фред заметил дверной проём и прошёл туда.

Как только он переступил порог соседней комнаты, комната осветилась таким же равномерным светом. На этот раз, помещение было квадратным и заставленным рядами полок. То, что лежало на полках, заставило сердце Инкрима биться сильнее. Нормального человека оно могло ужаснуть, но для Фреда зайти сюда было всё равно что ребёнку оказаться в магазине со сладостями.

Оружие! Много различных видов холодного и огнестрельного оружия разных эпох. И даже такого, какое Фред никогда в жизни не видел. Примерно каждый пятый предмет он узнавал. Остальное, видимо, было оружием этого Мира. Длинные непонятные трубки разных форм и размеров. Здесь было множество мечей и клинков. Попадались луки, арбалеты, мушкеты, ружья, а некоторые предметы напоминали привычные пистолеты и автоматы. Лучшего нельзя было предугадать. Взяв скромный короткий клинок, Фред вернулся в круглую яркую комнату.

Стены, пол и потолок ожили, в один момент погрузившись в полумрак, а затем озарились тоскливо-серым пламенем. Проступили очертания покрытой пеплом равнины. Над головой, будто унылое лицо, глядела на землю тусклая полная луна, окружённая обрывками угольно-чёрных туч. Казалось, пол под ногами задвигался. Фред невольно уронил взгляд, и обнаружил, что стоит на обожжённой траве. Кругом торчали из земли деревянные балки. Огонь, время от времени вспыхивая от ветра, жадно поедал их остатки. Скелеты деревянных домой. Это было поле брани.

Солдаты в отливающей красным чешуе отчаянно сражались против вражеской армии – солдат в чёрных панцирях. Панцири постепенно одолевали красных, но тут из-под земли показались странные существа. Похожие на людей, они воспринимались скорее как мёртвые, но ведомые потусторонней силой животные, с тонкими длинными зубами, торчащими во все стороны клочьями волос, чёрной, как сажа, сморщенной кожей и пустыми белками глаз. У них не было носов – вместо них, две дырки над пастью. У некоторых из груди торчали кости, а у иных были культи вместо рук. Пальцы были покрыты несколькими слоям когтей. Существа очень быстро бегали и постоянно истошно кричали что-то вроде «хш-ша-а-а!» переходящего в визг. В каком бы месте ни просвистел этот безудержный адский визг, в то же мгновение падал замертво солдат, с прогрызенной до костей шеей. Не важно, какого лагеря. Ужас застывал на бледных лицах мужчин. Мечами, топорами и молотами чешуи и панцири отчаянно отбивались, но чёрных тварей становилось только больше, как если бы из каждого разрубленного пополам вырастало двое новых, ещё более агрессивных.

Одна из тварей напала на Фреда со спины и больно укусила за шею. Тут всё исчезло, и Фред обнаружил себя в пустой белой комнате. Он потрогал шею. Никаких следов укуса. Значит, всё это было иллюзией? Очень «живой» иллюзией.

Фред посмотрел на клинок в своей руке. Не сразу до него дошло – комната, в которой он стоял – тренировочная. И он проиграл. Руки у Фреда тряслись. Он вернулся в оружейную и положил клинок на место. Круглая комната теперь вызывала страх, но, в то же время, и таинственное притяжение. Чем страшнее, тем интереснее.

«Наверное, это мой рай».

Фред заметил Мэя, протиравшего пыль в углу.

– Третий! – испугался тот.

– Не знал, что ты здесь. Тебе тут нравится?

– Тренировочная и оружейная – сердце башни, – любовно осмотрел помещение Лилмэи. – Инкрим-абис установил здесь генератор, который создаёт энергопоток и поддерживает свет, когда в помещении кто-то находится. Мы только недавно починили генератор, всего года три назад, – он приложил руку к шероховатой стене, излучающей мягкий холодный свет. – Инкрим-абис не хотел, чтобы абы кто мог попасть сюда. Сами понимаете – это оружейная и тренировочная. Самое личное и самое тайное место во всей шестистенке. Его святая святых.

– Моя святая святых, – поправил Инкрим.

– Давайте начистоту – вы пока не он. Вы даже не знаете, как здесь что называется. Я знаю наизусть каждый предмет, каждый ножик. Известно ли вам, что Инкрим-абис каждому своему оружию давал имя? А знаете ли вы, что он ввёл классификацию вооружений? У него была целая философия оружия.

– Давай ближе к делу, – Фред обвёл оружейную взглядом. – Я хочу знать всё. Каждый предмет, каждый ножик, как ты говоришь, – взяв одну из трубок, он взвесил её в руке. На ощупь блестящие палки напоминали не то металл, не то камень, а у большей части из них концы были заострены. Создавалось впечатление, что этими штуками можно только колоть, однако интуиция подсказывала Фреду, что они гораздо мощнее, чем автоматы, гранаты и пулемёты.

Подойдя к одной из полок, наклонённых на сорок пять градусов, Мэй провёл рукой по рукоятям мечей и сабель. Все они, начищенные до блеска, лежали строго параллельно друг другу, под углом.

– Всех предметов не изучишь за день.

– И всё это хранилось тут три тысячи лет?

– К сожалению, нет. Коллекция не сохранилась. Её изъяли ещё когда осудили вашу инкарнацию. Затем предметы были разграблены и распроданы поштучно.

– Какое свинство.

– Да. Это всё муляжи.

– Муляжи?!

– Конечно. Вы же не думаете, что кто-то позволит нам держать в подвале башни настоящее оружие? Тем более, что оно стоит целые состояния. Мы только недавно восстановили полную коллекцию – всего двадцать лет назад. Все эти предметы действуют только иллюзорно, да и то лишь в пределах тренировочной комнаты. Снаружи это просто куски металла.

– Замолчи, – Фред заметил саблю с волнообразными краями и осторожно погладил её по лезвию. – Хочешь сказать, и эта сабля фальшивка?

– Холодное оружие настоящее. Да и как можно его подделать? Да, лезвия затуплены, но если их наточить, – Мэй не договорил, и вместо этого, взял небольшой нож, ловко покрутил его одной рукой, пару раз перебросил из одной руки в другую, подхватил и поймал двумя пальцами за лезвие, не глядя. Напоследок он подбросил нож почти до самого потолка и поймал из-за спины, даже не поведя бровью.

– Как?! Как ты…

– Я прихожу сюда каждый день, чтобы тренироваться. Только не говорите другим смотрителям – это мой секрет.

Внимание Фреда привлёк самый длинный из предметов – светло-голубая заостроённая палка, покрытая гравировкой, напоминающей морозный узор. Он аккуратно взял эту вещь за коричневую деревянную рукоять и посмотрел поближе. Длиной этот предмет был чуть больше полуметра, а весил так, будто был изготовлен из чугуна.

– То, что вы держите в руках – Ледяной Бык. Его оригинал был утерян сразу же после того, как Инкрима-абиса казнили. Об этом оружии ходят легенды. Бык замораживает. Всего одна секунда, и кровь стынет. Мгновенно! И во всём организме сразу. Орудовать им нужно очень осторожно – одно прикосновение, и он сработает.

Инкрим поднёс палец к оружию, но отдёрнул, как от утюга. На какое-то время он забыл, что перед ним – обыкновенный муляж.

– Это – Красная Кобра, – Мэй взял серую палку в виде зигзага, расписанную под змеиную чешую. Коброй вещь назвали, видимо, потому, что её гарда напоминала «капюшон» этой змеи. – Когда она активна, она разгорается до красноты и ярко светится. Суть её действия прямо противоположна Ледяному Быку – она сжигает. Пользы в бою от неё немного – желателен контакт с голой кожей или тканью, а прожигать броню она не в состоянии. Но зато выглядит очень эффектно, – он положил Кобру на место. – Но что не сравнится по эффектности – так это Белая Орлица. Жемчужина коллекции, – он взял прямую серебристую палку с крестовиной в виде крыльев, расписанную гравировкой в виде орлиных перьев. – При взмахе она образует светящуюся дугу, расходящуюся в разные стороны от наконечника. Если надавить, дуга летит вперёд со сверхзвуковой скоростью, рассекая дерево, металл, камень и головы врагов. Дуга выглядит очень красиво, и напоминает крылья птицы. Она зачаровывает даже противников, и те не успевают опомниться, как уже мертвы, – Лилмэи с трепетом положил Орлицу на её полку в центре стенда. – У неё есть только один недостаток – она стреляет раз в несколько минут.

В дальнем углу Фред заметил короткий и отличающийся от других по форме предмет. На конце у него была шишка, шириной с ладонь, а сверху короной торчал пучок из игл.

– О! Это Злой Шиповник. Очень жестокое оружие. При контакте он выпускает отделяемые лезвия с волнистой поверхностью, которые проникают под кожу и начинают расползаться под ней, рассекая мышцы изнутри. Лезвия разделяются на ещё более мелкие, а извлечь их невозможно, так как двигаются они очень быстро и всегда устремляются вглубь. Инкрим-абис почти не использовал это оружие. Но легенда гласит, что однажды он казнил им маньяка, что изнасиловал трёх своих дочерей.

– Боже! Какой ужас… Мне он нравится! – он взял с полки Шиповник и подкинул.

– Осторожно, ради Демиургов! – Мэй отнял у Фреда предмет. – Это вам что, игрушки?!

– Ты же сам сказал – это муляжи.

– Так и есть, но, – смотритель аккуратно вернул Шиповник на место. – Поймите, Третий, уважение превыше всего. Да и вообще! – вспылил он. – Кто ты такой, чтобы… Чтобы… Простите, – Мэй покраснел.

– Нет, нет, что ты? Выскажись.

– Как? Как это?

– Ну, – Фред развёл руками. – Как тебе объяснить? Выплесни эмоции. Валяй, я всё стерплю! Серьёзно, парень.

– Что значит «выплесни»? Простите, Вождь, но эмоции – не грязная вода, чтобы её выплеснуть.

– Друг, – Фред приобнял смотрителя, отчего тот поморщился. – Если тебе что-то не нравится, не надо держать в себе. Знаешь, – он отошёл к стене и сел на корточки, прислонившись спиной. – Я с детства был злым и ненавидел окружающих. Если мне что-то не нравилось в людях, я говорил им… слушай, я так не могу, сядь рядом со мной.

– Рядом? Зачем?

– Сядь!

– Ладно, – служитель Культа повиновался.

– Я родился в Филадельфии. Знаешь, где это? Не суть. Мои родители умерли, я их не помню. Меня воспитывала их знакомая – Элизабет Стоунер. Она всегда ненавидела меня. А я ненавидел весь мир. Однажды я чуть не взорвал магазин, – он усмехнулся. – Вернее, внушил окружающим, будто могу это сделать. Когда я был маленьким, у меня было много способностей, – Фред посмотрел на свою руку. – А теперь ничего. Всё вытравили таблетками и годами терапии. Но знаешь, что, Мэй? Я считаю, что лучше ненавидеть в открытую, чем лицемерно улыбаться всем, даже тем, кого презираешь, – он на секунду замолчал. – Думаешь, я не пытался сдерживаться?! Не пробовал быть паинькой и всем угождать? Пробовал. Знаешь, к чему это привело? Я сижу на полу в магазине, примерно как сейчас, уверенный, что взорву чёртов магазин и весь чёртов район! Я был настолько в этом уверен, что видел себя обвешанным нитро, как рождественская ёлка шариками. Они мне верили, даже поверили в мою иллюзию. А потом я сижу в комнате с мягкими стенами, в смирительной рубашке, а в моей крови растворяется галоперидол, – Фред тяжело вздохнул. – Меня после магазина долго лечили.

– Почему ты такой? – спросил Мэй.

– Я рос не в своей шкуре, – взгляд Берроу направился в пустоту. – Я – Инкрим. И с детства это знал, – он улыбнулся. – Я всегда называл себя Инкримом, вёл себя как Инкрим. Общество же упорно твердило мне, что я – Фред Берроу. Будь проклята Элизабет Стоунер!

– Вы считаете себя безумцем, Третий? Знали бы вы, каким безумцем был Инкрим-абис. Но он построил три великих империи. Отпустите прошлое! Вы ещё не вождь, в полном смысле слова, но можете им стать.

– Эх, может, ты и прав, – Фред похлопал Мэя по коленке и встал.

При выходе из башни, он заметил девочку. Маленькую, лет трёх, в красном платьице. Что в ней было удивительного? Фред не сразу обратил внимание. Лишь когда опустил глаза на её красные туфельки. Дело было даже в туфлях, а в том, чего они касались. Девочка смело стояла на круглой площади, хотя остальные жители поколениями боялись на неё ступить. Фред не отрываясь смотрел на девочку не меньше минуты, в её чистые детские глаза, похожие на драгоценные камни, окутанные тонкой оболочкой росы, и долго пытался понять, что же он видит в них? Страх? Любопытство? Наверное, любопытство, которое возникает всегда, когда страх побеждён. Оно было настоящее, живое, детское. И в этот момент Инкрим испытал неизвестно откуда взявшееся чувство вины перед детьми. Перед всеми детьми Человечества. В подсознании возникла горячая скручивающая рассудок боль. Когда девочка убежала, Третий из Одиннадцати остался глядеть ей вслед.

Он вернулся домой ближе к сумеркам и застал «муравейник» за своими обычными неспешными незатейливыми делами. Кордой спал в своей комнате на третьем ярусе, Илман развешивала бельё во дворе, пока там кто-то мылся, совершенно при этом не смущаясь. Теуш перебирал струны.

– Нихао! – поздоровался он, когда Фред проходил мимо.

Лазер, в большой комнате на втором ярусе, на полу, покрытом циновкой, старательно пыталась научить шестилетнего мальчишку говорить наоборот.

– Смотри, говоришь не «корова», а «аворок». Попробуй.

– «Акоров».

– Нет, не так. Надо переворачивать всё слово.

Фред прошёл дальше, в комнату, где обычно собирались старики. Там были Хмурый и тётя Варавит. Хмурый старательно пересчитывал монетки, а тётя, в очках на верёвочках, штопала рясу.

– Дорожная Кладь, – обратился к ней старик. – Мне не хватает двух горошин и одного каштана.

– Горошины? Каштаны? – Фред зашёл посмотреть. – Какие смешные у вас деньги.

– Один каштан – тридцать семь бобов, один боб – тридцать семь горошин, – сказала Варавит.

– Одна горошина – тридцать семь семечек. Один жёлудь – тридцать семь каштанов, – продолжил Хмурый. – Один грецкий – тридцать семь желудей, а один кешью – тридцать семь грецких. А ещё есть кокос – тысяча триста шестьдесят девять кешью. Но о кокосах нам только мечтать! – поворчал он и снова принялся пересчитывать монеты разных размеров и цветов.

– Ты был в подвале, Завоеватель Земель? – спросила тётя, сняв очки.

– Был, – кивнул он и сел в плетёное кресло напротив.

– Хочешь, я расскажу тебе историю, связанную с этой башней?

– С удовольствием послушаю, – он сел поудобнее.

– Ты, наверняка, знаешь, кто такой Инкрим-абис. Если нет, я тебе расскажу. Более трёх с половиной тысячелетий назад в одной деревне родился ребёнок. История не сохранила ни его детского имени, ни сведений о его родителях. Три года спустя, жестокая междоусобица разрушила его деревню и сожгла её дотла. Мальчика подобрали и усыновили двое странников, которые бродили от одной сожжённой деревне к другой и помогали людям. Их звали Танге́р и Ари́ста. У обоих была тяжёлая судьба. Тангер родился в южной земле и был невольником. Он участвовал в царских развлечениях на арене. Мать была племянницей знатного протектора. Но война изменила их судьбы. Тангер и Ариста встретились в нелёгкий час и отправились в долгое путешествие.

– Постой-постой, – Фреду стало не по себе. Ему расхотелось слушать. Будто каменный груз повис у него в груди. – Я был приёмным? Вернее, он был приёмным? Инкрим-абис.

– В учении Э́ттом нет жёсткой грани между приёмными и родными. Для нас важнее тот, кто воспитал ребёнка, нежели тот, кто родил. И для тебя этими людьми были Тангер и Ариста. Самыми важными людьми в твоей жизни. Первой жизни, конечно. Маленький мальчик трёх лет, увидев Тангера и Аристу, побежал за их повозкой. Сердце Аристы не выдержало и она подобрала ребёнка. Именно этому мальчику было суждено трижды захватить Симмарата́н.

– Симмаратан, – Инкрим задумчиво повертел это слово на языке. – Где-то я это слышал.

– Это столица древнего царства, в котором родился, а потом и правил, Инкрим-абис. За две тысячи триста лет до Инкрима-абиса этот город основал вождь Медвежья Шкура. Из далёких северных земель он привёл свой народ на юг, до западного мыса полуострова. Там он увидел знак. Луч солнца, пробиваясь сквозь облака, падал на прекрасную зелёную долину. И тогда вождь Медвежья Шкура решил назвать свой город Золотой Луч, или Симмаратан, в память о великом событии. Свой город он передал во владение сыну – Соловьиной Трели. От Соловьиной Трели пошёл род, расширивший пределы царства Золотого Луча до масштабов всего полуострова, вплоть до гор, на севере, а затем и на юг, за узкий перешеек, называемый Горлом. Но однажды царство распалось. У Вепря – предпоследнего царя – было семь дочерей и только один сын, причём только он один был рождён от жены. Дочери – от наложниц. Сын избрал себе имя Соловей, отдавая дань уважения основателю династии – Соловьиной Трели. Дочерей Вепря отдали замуж за удельных князей. Конечно же, князья не хотели довольствоваться свои положением и, сговорившись, напали на Соловья. Однако, молодой царь был очень умным, и сумел рассорить князей, тем самым, выиграв время, чтобы подготовиться к войне. За время подготовки, вошедшее в историю, как период сильнейшего духовного и научного подъёма царства Соловья, прямой наследник Вепря развил военные технологии, позволившие ему долго противостоять всем семерым завистникам. Когда распря закончилась, князья вновь обратились против Соловья. Они осадили Симмаратан и спалили все кормящие его деревни, обездолив крестьян. Именно с этого времени – с Великой осады, которая продолжалась пять лет – и начинается история Тангера и Аристы.

– Вы обещали рассказать про шестистенку.

– Терпение, дорогой Инкрим. Мы ещё дойдём до Завоевателя Земель. История Осады – это как раз то, что напрямую связано с историей шестистенной башни.

Инкрим закрыл глаза. Словно в туман, он плавно опустился в глубины своего подсознания. Лишь голос старушки Варавит проникал из внешнего мира, будто из-за облаков. Он видел огромный чудесный город у моря, обнесённый несколькими рядами каменных стен. Видел величественный стадион и высокую башню. Красно-зелёные знамёна развевались над стеной. Он присмотрелся. Знамёна изображали то самое знамение – зелёная долина, красный закат и жёлтый луч солнца, падающий с синих небес. Было жаркое лето. Воины на стене, в зелёных плащах и серебристых панцирях, смотрели через аппараты, напоминающие бинокли, и радовались, поднимая вверх кулаки. Было понятно, что враги отступают. Но после радостного дня настали тяжёлые времена. Листва на деревьях пожелтела и опала. Провизии в амбарах оставалось всё меньше и меньше. Осенью враги в синих плащах подобрались вплотную к стене, так, что их стало видно невооружённым глазом. За ними подтянулись и другие – в серых плащах и серых шлемах с широкими полями. Здоровенные мужчины с лицами, перекошенными злостью, ходили вдоль крепости, на расстоянии чуть дальше выстрела, показывая свою наглость.

– Осада длилась уже год, когда случился судьбоносный перелом, – продолжала Варавит. – Кто-то из предателей выдал врагам военные технологии Соловья, и вражеские армии начали изготавливать «громовые трубы». За осенью наступила зима. Город покрылся белым саваном, а с неба непрерывно шёл снег. От холода не спасала даже близость моря. Этим воспользовались враги, усилив атаку на городские стены.

Взор Инкрима переместился в башню одной из крепостей, где, в покоях племянницы протектора, лежала на кровати златокудрая женщина. Вокруг неё суетились женщины в белых халатах. За дверью сидел мужчина в зелёной военной форме. Он нервничал.

– Осада сблизила всех – и богатых, и бедных. К обороне города привлекали крестьян, ремесленников и даже рабов. В качестве исключительной меры, Соловей издал указ, дающий право рабам жениться на дворянках, а дворянам – на рабынях. Впрочем, Тангер уже не был рабом – к тому времени, он стал личным телохранителем племянницы протектора. Тангер и дворянка Ариста, тайно любившие друг друга, могли больше не скрывать свои чувства и поженились.

Инкрим видел, как, под грохот зимних пушек, на свет появляется младенец. Он маленький, сморщенный, кричащий, но, глядя на него, плачущая златокудрая женщина видит в этом комочке жизни дар богов. Ему перерезают пуповину, пеленают и передают в руки матери.

– Это был первенец. Так как детям в Эттоме обычно не дают имён, чтобы те сами выбирали свою судьбу, ребёнка назвали Кита́ри, что означало «Сын Тангера и Аристы». Через семь лет, уже в походе, родится второй, и его назовут Карита́н. Первый изберёт себе имя Последняя Надежда, а второй – Небесный Странник. А ещё через год, Тангер и Ариста подберут в разрушенной деревне трёхлетнего малыша, который, спустя много лет, станет Завоевателем Земель. Но, вернёмся во времена Осады.

Зима сменяется весной, и ручьи талой воды текут по бело-зелёной поляне среди шапок снега. Воины в синих и серых плащах мельтешат как муравьи, ступая по ручьям грязными сапогами.

– Приготовить пушки! – командует воин, похожий на римского центуриона, в шлеме с чёрным гребнем.

Огромные орудия, расписанные волнами, подкатывают на расстояние, оптимальное для удара и ставят в одну шеренгу. Словно играя на дьявольском пианино, «центурион» машет руками, отдавая приказы пушкам стрелять по стене. Каменная стена осыпается. Земля перед ней покрыта обломками и каменной пылью.

– Минуло пять суровых лет осады. И город пал.

Пробита брешь в одной из стен, и в неё, как зараза в лишённый иммунитета организм, просачиваются толпы солдат в сером и синем. За ними – ещё пять видов, и все, с одинаковой жадностью, со злорадством, ломают, жгут, грабят, насилуют и убивают в стенах столь лакомого и долгожданного города.

– Однако это лакомство их и погубило. Насытившись и вдоволь навеселившись, солдаты враждебных армий расслабились и, ночью, заснули. Они не знали, что их поджидает смерть, затаившаяся под землёй.

Взор окунулся сквозь каменную мостовую в тёмные поземные тоннели, сплетающиеся паутиной. В этих тоннелях, с факелами и оружием в руках, сидят горожане и оставшиеся воины. Они ждут команды, чтобы в один миг, как цикады, повылезать наружу, со всех щелей, и нанести решающий удар по спящим убийцам и грабителям.

– В ту ночь княжеские армии потеряли порядка пяти тысяч солдат и не меньше сотни офицеров.

– Что было потом?

– Два княжества разделили между собой город Золотой Луч и земли Соловья. Самого Соловья повесили на дыбу, на площади перед стадионом, живьём содрали кожу и проткнули насквозь четырнадцатью копьями, символизируя четырнадцать передовых батальонов. Этой акцией двое князей, захватившие город, решили устрашить остальных пятерых, чтобы поставить их в подчинение. Тем это, разумеется, не понравилось, и началась долгая жестокая междоусобица, которая растянулась на шестнадцать лет. Тангер и Ариста бежали из города. Долгое время они бродили по разным землям, в поисках хоть одного спокойного места, но везде, куда бы они ни пришли, встречали только разруху, голод и нищету. Тогда они поняли – если мы не можем найти мир, надо посеять его самим. Они решили помогать людям и усыновлять сирот. Ты – не единственный усыновлённый, Инкрим. Кроме тебя родными у Тангера и Аристы были только дочь Даймар и шестеро сыновей. Остальные пятеро братьев, включая тебя, и семь сестёр, были найденными сиротами. Тому, как дальше разошлись их пути, посвящены отдельные книги великого эпоса «Тангер и Ариста», который наш Культ хранит и передаёт из поколения в поколение. Одна из книг, самая объёмная и ценная, да и самая интересная, посвящена Третьему из Одиннадцати. Это сердце эпоса, как сердце «Махабхараты» – «Бхагавад-Гита». Книга называется «Ки́горэнми И́нкрим». «Третий из Одиннадцати – Завоеватель Земель». Об Инкриме-абисе писали очень много. Всего за один день не пересказать. За свою долгую жизнь он создал три империи, и все они были разрушены его врагами.

– Вы говорите об Инкриме-абисе то в третьем, то во втором лице. Как вас понять? Я, всё-таки, он или нет?

– Ты, – Варавит вздохнула. – Пока не он. Но ты им станешь, как только вспомнишь свою первую жизнь. Когда докажешь всем, что ты настоящий вождь! Знаешь, что Инкрим-абис почерпнул из истории о Великой осаде?

– Что же?

– Именно то самое интересное, что тебе стоит узнать о шестистенке. Он использовал ту же идею подземного города, что была в Симмаратане!

– Значит, – он глянул себе под ноги. – Под городом есть ещё один? Подземный?

– Да! Вход туда только один. Из подвала башни. А выходов много. Эта башня очень тесно связана с городом. Она – стержень, на котором держится Инкрим-роум! Без неё города не будет. Поэтому и нужен Культ. Чтобы оберегать её и хранить как историческое достояние. Хранить и передавать великий эпос, историю, – Варавит на миг закрыла глаза и погрузилась в романтику глубины веков, но приземлённый Берроу вернул её в настоящее.

– Погодите, как это выходов много? Я так понимаю, где вход, там и выход. Нет?

– Они так хорошо замаскированы, что многие до сих пытаются их найти. По подвалам, переулкам, канализации, в бочках, канавах, тупиках. Бесполезно! Большинство настолько отчаялись, что согласились поверить, что подземный город – легенда.

Инкрим подался вперёд.

– Но мы-то знаем, что это не так, верно?

Варавит молча кивнула, чуть заметно улыбнувшись.