Читать книгу Границы памяти - Ян Кириллов - Страница 5

Мир Полярной Звезды. Тёмная комната. В женщине, лежавшей на столе, трудно было узнать Элизабет Стоунер. Она тряслась, тяжело и часто дышала, стучала зубами и с ужасом глядела в потолок. Под глазами у неё были красные мешки. Слёз не было – только боль, которая никак не могла выйти наружу.

В неясном свете лампочки сверкнула лысина. Мужчина в кремовом пиджаке снял и протёр очки.

– Лиза, – нежно произнёс он. – Я не буду повторять десять раз. Где Фред Берроу?

– Я… я… т-т-т-т…

Она хотела. Искренне хотела сказать хоть слово. Признаться в том, что знает и чего не знает. Но тело тряслось от жуткого озноба, несмотря на то, что в комнате было жарко.

Опустился рычаг, сверкнул короткий разряд тока. Электричество побежало по нервам Лизы, заставляя исхудавшее тело дрожать ещё сильнее.

– Элизабет Стоунер, – спокойно проговорил мужчина, надевая очки и глядя на ту, что боялась посмотреть на него в ответ. – Где Фред Берроу?

Вечерело. Слабый ветерок превратился в холодный, порывистый. Погода в этом Мире менялась так же часто, как настроение девицы. То солнце жарит как в тропиках, то внезапно выпадет снег, да и тот не задержится надолго, лишь освежив городскую атмосферу и сделав каменные улицы чуть ярче.

Фред печально смотрел вдаль, поёживаясь от вечерней прохлады. Народ, почему-то, так и не думал расходиться. Загорелые лица по-прежнему пестрели, вопросительно оглядываясь в ожидании какого-то чуда.

«Что?» – бывший вождь развёл руками.

Старушка в красном капюшоне вытянула руку и показала жест, напоминающий европейскую вилку от розетки – указательный, средний и большой пальцы вперёд. Тот же жест показали ещё несколько человек. Фред не понял, и неловко повторил его. Все указывали на стену, в определённую точку. Обернувшись, Фред понял, чего они хотят. Они подсказывают ему, как войти в башню.

«Вот чего они ждут».

Историческое событие, которое должно было неминуемо произойти. Вот оно. Возвращение легендарного вождя, Третьего из Одиннадцати. Вот только как попасть в свой собственный дом?

Фред обошёл башню-шестистенку со всех сторон, трижды. Нигде не было и намёка на дверь. Он пробовал прикладывать пальцы к щелям между блоками. Бесполезно. Наконец, он обратил внимание, куда именно указывают люди.

Нескоро вождя осенило, что надо делать. Запнувшись о торчащий обломок площадной плитки, он подошёл к стене с той стороны, что выходила прямо на широкую улицу, и приложил к стене три пальца – указательный, средний и большой.

Трудно было поверить ощущениям, но камень нагрелся. Дальше больше – он размяк, пальцы начали проваливаться, как в пластилин. Затем он и вовсе стал вязким как тесто. Рука прошла по кисть. По локоть. Вот и по плечо поглотила руку серая масса. Камень теперь был жидким и почти не ощутимым, но при этом не растекался и держался в воздухе. Фред задержал дыхание и сделал шаг вперёд. На несколько секунд всё его тело окунулось в каменный кисель. Нет, по ощущениям это был тот же камень. Только вязкий. Ни одного следа ни на одежде, ни на коже, он не оставлял.

Вот и пустота. Фред подумал, что ослеп. Секунду спустя, Берроу понял – у него получилось. Он внутри, в башне. Прошёл в неё сквозь стену, как Дэвид Коперфильд. Отойдя на полшага, он ощутил уже знакомый твёрдый шероховатый холод. Стена застыла так же быстро, как до этого растаяла.

На миг стало страшно. Голоса людей исчезли. Пропали звуки, запахи, ветер и всякое движение.

«А вдруг я умер? Вдруг всё, что я видел – посмертные галлюцинации? Эти люди, этот город, этот Марк…»

Берроу прижался к стене и медленно сполз на корточки, сел на пол.

«Я проснулся в гробу и скоро задохнусь».

Мысли о смерти захватили власть в его голове и хотели устроить диктатуру, но впереди показалась маленькая вспышка. Свет. Показалась и исчезла, как последний отблеск надежды или посмертный рефлекс.

Но вот огонёк загорелся вновь. Он обрёл очертания факела. Вскоре факел нарисовал руку, за ней – лицо. Худое, пучеглазое, с горбинкой на носу.

– П-пойдёмте, вождь. Н-нечего вам тут си-сидеть, – сказало лицо. Глаза на нём выглядели взволнованными, бегали из стороны в сторону, словно видели что-то в темноте. – Идёмте, идёмте.

Вспомнив, что тело у него ещё не обратилось тленом, Фред нашёл в себе силы встать и последовать за факелом.

Лицо обросло шеей, руками, туловищем и ногами. Факел держал в руках не призрак и не ангел – обычный человек из кожи, мышц и костей.

– Сюда, во-вождь, – он повернул за угол.

Коридоры и лестницы казались бесконечными. Где-то высоко мелькали синие искры. Они смеялись девичьим смехом, играли и повторяли свои движения, рисуя то восьмёрку, то круг, то хаотичные линии.

– Ки́ми-ли́ми! Шэп-шэп! – крикнул не-ангел огонькам. Те умолкли, а вместо них зазвучали быстрые шаги по лестнице вниз. – Вот с-с-сюда, вождь.

Маленькую комнатку освещала единственная лампадка. Она окрашивала в жёлтый всю скромность обиталища – стол, стул, узкую кровать, котелок и корзинку с фруктами, овощами и булками.

– Присаживайтесь на плохой.

– Что, простите?

– Плохой… ой, в-виноват. Я иногда путаю произношение в энгелиш. Кровать!

Выяснилось, что смотритель просто перепутал английские слова «bad» – «плохой» и «bed» – «кровать». Хотя, по иронии, человек с факелом оказался недалёк от истины – кровать была ужасной: проваливалась и шаталась.

Человек с факелом занял скрипучий стул и повернулся к вождю. В свете лампады стали видны капельки пота на лице смотрителя. Сам он оказался молодым человеком, не старше двадцати, с овальным лицом и добродушными карими глазами. Одет он был в чёрную рясу и длинный красный шарф. Человек достал из корзинки узкую тыкву и два болгарских перца, из которых вынули всё содержимое. В перцы, ловко держа их одной рукой, смотритель налил что-то красное из тыквы. Один «стакан» он подал гостю своей скромной обители. Другой выпил сам. Довольно крякнув и закусив тем самым перцем из которого пил, человек расслабился и перестал заикаться. Щёки у него немного порозовели.

– Меня зовут Лилмэ́и. Я уже в седьмом поколении смотритель этой башни.

– Я, наверное, Инкрим. Третий из… – он протянул руку, но Лилмэи отшатнулся.

– Господь с вами, Третий! Уж мне ли не знать, кто вы такой?! Я всю жизнь только и делал, что репетировал эту встречу. А вышло, – он хлопнул себя по бокам. Как бы извиняясь, Лилмэи предложил вождю яблоко. – Извините за мой энгелиш. Но и вы, возьмите меня правильно: вернулись так нежданно. Вас ожидали через месяц.

– Что поделать? Вот он я! – Фред сдержал хохоток от выражения «возьмите меня правильно». Он решил не отказываться от выпивки и опрокинул содержимое перца себе в глотку. Пойло, оказалось на редкость горьким. Впрочем, иного Фред не ожидал. Даже слопав этот перец, он не избавился от гадкого привкуса. Взяв яблоко, он откусил сразу половину.

– Марк? Ах, да! Кайрил! Ну, да. В Сата его так зовут. Марк.

– Дурацкий Мир. Чёрный Мир. Хочу забыть о нём как можно скорее.

– Лучший способ! – Лилмэи качнул головой в сторону тыквы.

За красной холщовой занавеской, что отделяла комнату от коридора, послышались детские шаги и смех, а с ними – шорох, словно кто-то водил рукой по стене. Сквозь штору были видны те же синие искры, только теперь они стали отчётливее. Теперь искры не угасали сразу, оставляя за собой неровные медленно тающие полосы.

– Ки́ми-ли́ми! Кэ́хэтэ, – сказал Лилмэи, заглянув за штору. Прибежали мальчик и девочка, лет по восемь каждому, одетые в серые рубашки и юбки. – Это мои дети. Лилито́н и Кали́ма. Калима – мальчик, Лилитон – девочка. Тэ́кнэк, тэ́кнэк, – помахал он руками, и дети убежали.

– Кайрил сказал, ты меня встретишь, но ты так и не появился, – сказал Фред, доев яблоко.

– П-п-простите во-вождь, я… это бо-больше не повторится.

– Да ладно, расслабься. Я ещё не вождь, и карать тебя не буду. Но там, откуда я родом, ценят пунктуальность.

– Простите, я не очень… хорошо з-знаю энгелиш и не знаком со с-с-словом «пункутальность».

– Пунктуальность. Я потом объясню, – Фред разлёгся на кровати. – Неудобно у тебя тут. Распоряжусь, чтобы тебе дали комнату побольше. Слушай, – он снова сел и похлопал в ладоши, в слабой надежде, что включится освещение. – А тут всегда так темно?

– Вождь, – смотритель улыбнулся и мягко провёл ладонью по стене. На стене образовался яркий голубой след, который угасал около минуты. – Чтобы было светло, нужно трение.

Он надавил посильнее, и образовалась жёлтая полоса. Затем надавил со всей силы, и свет получился чистым и белым.

– Чем сильнее давишь, тем ярче свет. У детских ладошек не такая сила, как у взрослых, и они могут делать лишь искорки. Но для того, чтобы свет был постоянным и белым, нужен мощный энергопоток.

– Хм, – Инкрим провёл рукой по стене, стараясь надавливать. Искорки вышли даже тусклее, чем у детей. – Н-да.

– Когда вы научитесь управлять Энергией, вам не придётся даже прикасаться к стенам. А пока дом ваш пуст, будете жить у меня.

– Здесь?! – он покачался на шаткой кровати.

– Боже упаси. Я живу в квартале Культа.

Квартал, в котором жил Лилмэи, оказался на отшибе. Трудно было разглядеть дома в темноте, но даже издали проглядывались разруха и убожество. Примерно так выглядели трущобы в Мире Фреда. В воздухе витал запах помойки. Всё здесь было деревянным, ветхим и поросшим дикими сухими травами. Единственным, что радовало и придавало району хоть какой-то своеобразный уют, были фонарики на каждом доме, а также на верёвках, протянутых над улицами.

Люди в чёрных длинных балахонах и красных шарфах встречали Третьего и Лилмэи с лампами. В основном здесь были старики. Несмотря на возраст, каждый держал идеальную осанку.

– Добро пожаловать, Третий из Одиннадцати! – сказала старушка в капюшоне. – Осторожно, там яма.

Дома стояли друг на друге, и до самых верхних приходилось добираться по шатким крутым лестницам. Удивляло, как они ещё не развалились под собственной тяжестью. К дому Лилмэи нужно было подниматься по трём лестницам. На одной из них, Фред остановился. Пошатнулся. Голова закружилась, начало тошнить, он ощутил слабость в ногах.

– Инкрим! – удержал его смотритель. – Что с ним тётя Варави́т? – спросил он испуганно.

– Дай же мне руку! И в этом теле держится дух великого воина? Хэх! – она взяла Фреда за руку и помогла подняться на узкую площадку, не отгороженную даже намёком на перила. – Надеюсь, он не свалится. Он давно не ел.

– Да не, не в этом дело, – пробормотал Фред.

– Идёмте, идёмте, недалеко осталось.

– Афи́и ами́, га́ума Варави́т. Мас, Лилмэ́и, – поздоровался сосед – лысый старик с густыми бровями.

– И тебе доброго вечера, Хмурый.

Старик не был хмур, более того, он приветливо улыбался. По его гладкому не по годам лицу трудно было сказать, что он вообще когда-то в жизни оправдывал своё имя.

– А почему на энгелиш?

– У нас необычный гость, – воодушевлённо и взволнованно сказала старушка. – Хмурый, это ни кто иной, как сам… сам Завоеватель Земель! – она похлопала в ладоши по-детски и чуть не обожгла руку фонарём.

Сосед потерял равновесие и выронил фонарь. Тот ещё какое-то время послужил во время полёта, отногяя тьму, пока не ударился об землю и не разлетелся на обломки. Трудно было описать словами, какая бесконечная печаль отразилась на лице старика. Наклонившись над краем, он долго глядел вниз, будто это могло спасти вещь.

Миновав соседа, Варавит, вождь и Лилмэи поднялись по третьей лестнице. Зашли за дряблую зелёную занавеску. В доме был житейский беспорядок, множество тряпок, домашней утвари и всякого, на первый взгляд ненужного, хлама. Зато здесь было по-своему тепло, а на двух столах, на полу и полках не лежало ни единой пылинки. Жилище выглядело тесным. Казалось, повернёшься и всё повалится. Но кухня была не единственным помещением дома. За ней был деревянный коридор, нависавший над внутренним двориком. С другой стороны коридор раздваивался.

– Влево – спальня. Вправо – другой коридор. У нас тут комнаты каждого дома разбросаны. Такой муравейник, такая путаница! Но со временем привыкаешь.

Коридор то и дело ветвился. С обеих сторон постоянно попадались двери, закрытые занавесками, тазы с водой, котелки, корзинки и бочки. Под ногами скрипели половицы. Вокруг стрекотали сверчки. Откуда-то из комнаты слышался томный струнный перебор. Люди ходили туда-сюда с кастрюлями, тарелками, сделанными из тыквы, полотенцами и двузубыми вилками. Один небритый мужчина с пузом полоскал горло возле бочки.

– Доброе утро! – поздоровался он с Лилмэи.

– Добрый вечер. У нас вечер, – ответил тот буднично.

– Я из другого Тари, – пожал плечами мужчина. – Там сейчас утро.

– Ну, а здесь, – в самом конце коридора располагался, пожалуй, единственный в этом «муравейнике» проём, огороженный дверью. – Будет жить Третий из Одиннадцати.

– Как мне плохо, – Фреда мутило. Он дёрнул ручку и дверь сорвалась с петель.

– Не волнуйтесь! Оно так и было. Сколько я себя помню, она никогда не пребывала на петлях. Зато за ней, – он отодвинул бесполезный кусок дерева и провёл гостя внутрь. – Открывается чудесный вид.

Только одна вещь не разочаровывала в этих апартаментах. Вид из окна. Он и вправду был сказочен. Последние лучи солнца едва-едва выглядывали из-за холмов, но холмы ещё не потеряли своей зелёной сочности, даже под светом звёзд. Чуть ближе, в низине, под холмом, на котором стояло это чудное сооружение из домов, качались кроны деревьев. Тёмное «озеро» леса.

– Мне в детстве всегда хотелось туда прыгнуть, – признался Лилмэи, глядя на лес. Фред заметил, что заикание у смотрителя пропало. Видимо, Лилмэи уже не волновался. – Ну, ладно. Как освоитесь, милости прошу на кухню. Вы помните, где она находится? Там вас ждёт незабываемый ужин в компании тёти Варавит и меня. Увидимся!

Нет, не ужинать хотелось Фреду, хотя живот и урчал диким зверем. Впервые за весь сегодняшний сумасшедший день ему захотелось вернуться обратно, в Мир Полярной Звезды. Безумно, неистово, захотелось курить. Наивно полагая, что больше ни одна ниточка не тянет его обратно в прошлое, Фредерик и забыл о своей привычке, которая стала для него болезнью. После того, как завязал с метадоном, он выкуривал по две пачки в день. Теперь ему не хватало табака и дыма, чтобы вновь стать человеком.

Однако он всё-таки принёс своё тело на ужин. Стол выдвинули на середину и принесли четыре стула. Обещанная компания, а также ещё несколько служителей Культа, суетились и переговаривались полушёпотом. В тыквах горели свечи, вся посуда была из овощей, а столовые приборы – деревянными, как в старину. Не хотелось думать ни о чём плохом. Хотелось расслабиться и радоваться мелочам – предстоящему горячему ужину, людям, незатейливой беседе.

Глядя на огоньки свечей, Берроу почувствовал лёгкую тревогу. Ему не хотелось упустить огоньки, эту кухню и, самое главное, Лилмэи, Варавит и других удивительных людей другого Мира. Фред испугался, что свечи погаснут, исчезнет свет и он окажется на скамейке под дождём, в парке, а рядом будет бомж, и этот божм будет рыться в его чемодане. А дальше всё будет прозаично и жестоко. Бродяжничество, наркотики, тюрьма.

Но здесь и сейчас, ему было тепло. Ушли даже мысли о табаке. Тётя Варавит, на смеси английского и другого – непонятного – языка, рассказывала истории. От милых и житейских до жутких. Кое-что, обрывками слов, доходило до Фреда и он смеялся вместе с остальными. Варавит рассказала о том, как однажды обезглавили смотрителя.

– Тело нашли в лесу, а голову искали ещё долго. Никак не могли найти, пока её не обнаружил бортник в пчелином улье.

Ещё была история о том, как служительница Культа влюбилась в горожанина. Тот полюбил её в ответ, но горожане подвергли пару осмеянию.

– Сорок дней пришлось возлюбленным скрываться в лесу! Сорок! Пока, наконец, те не решили вернуться. Только тогда горожане приняли, наконец, «Ромео и Джульету».

– Нет, их звали не так, – позволил себе Лилмэи побыть занудой.

– Помолчи! Не ты рассказываешь, – она подмигнула Фреду.

В углу сидел молодой парнишка, похожий на Лилмэи.

«Младший брат?»

Догадка Фреда подтвердилась – брата звали Те́уш. Это он играл загадочный струнный перебор. Имя парня почему-то означало «зола». Парень был из молчаливых.

«С таким-то именем», – подумал Фред. Но, как выяснилось, имя вообще не волновало здесь никого. Так, имя Варавит – местной матроны – переводилось как «дорожная кладь».

Теуш оборвал игру и, отложив инструмент, уставился на Фреда.

– Русе? – спросил он, прищурившись.

– Чего?

– Он спрашивает… – Варавит засмеялась. – Нет, Теуш, он не русский. Он – американец.

– Канадец! – поправил Берроу.

– Ду шприхст энгелиш, – выдал парень. – Нихт канадиш, одер?

– В смысле? Канадского языка вообще нет. Мы все по-английски говорим. Ну, как все… многие.

– А! Сэ клэр, сэ клэр, – покивал Теуш, как будто что-то понял, и продолжил играть.

– А вы где так английскому научились? – обратился Берроу к хозяйке.

– Преподаю наблюдателям языки, – скромно призналась Варавит. – И не только наблюдателям, – она посмотрела на племянников. – Я знаю больше тысячи языков.

– Сколько?!

– Ой, да я не считала, не могу сказать точно, – смутилась Варавит, хотя было видно, что ей приятно. – Правда, некоторые мои ученики путаются, – она с доброй усмешкой покосилась на Теуша, и тот на минуту отвлёкся от своей лютни. – Правда Теуш?

В ответ, музыкант выдал некую причудливую смесь английского, немецкого и русского с французским акцентом.

– Это он так шутит. Но не думайте, что Теуш какой-нибудь слабоумный. Он очень способный ученик. Знает до сотни языков. И, конечно, иногда путается, – Варавит погасила несколько свечей и аккуратно сложила их в ящик. – Инкрим, вы не против?

– Так даже лучше.

Варавит о чём-то ненадолго задумалась.

– Я не верю, что вы здесь, – она ласково посмотрела на Фреда и погладила его по руке, словно чтобы убедиться, что перед ней живой человек. – Вас искали сорок лет.

– Сорок лет?!

– Искали и до этого, – поправил тётю Лилмэи. – Сорок лет назад поиски сузились до Мира Полярной Звезды.

– Тогда у нас работа и закипела, – начало увлечённо Варавит. – Я поняла, что надо изучать английский. Ведь это самый популярный язык в вашем Мире. Ещё я учила китайский, арабский и хинди. На случай, если вы родитесь китайцем или индусом.

– Такая вероятность была? – засмеялся Фред.

– А что, вполне! Учитывая уровень их населения. А если серьёзно, я сосредоточилась на атлантических языках, ведь нам известно, какой расы был Великий вождь Инкрим.

– А кроме языков, чем вы тут занимаетесь?

Варавит и Лилмэи переглянулись.

– Мы поддерживаем историю города, – не без гордости ответил смотритель.

По его словам, весь Чхимтосэн держался от разорения, разрушения и забвения только силами Культа. Вот только город этого, почему-то, не ценил. Потому Культ и жил на задворках.

– На нас держатся образование, культура! – разгонялся Лилмэи, загибая пальцы. – Мы поддерживаем башню от разрушения. Каждый год вкладываем в её реставрацию. А стоит это г-г-громадных денег.

– Спокойно, Лилмэи, – перебила его тётя, заметив, что Лилмэи начинает волноваться.

– И здесь те же проблемы! – вздохнул Фред. – А для чего? Зачем вам это всё? Для чего вам я?

Тётя и племянник опять переглянулись. Фреду это начинало нравиться всё меньше. Варавит даже не сумела подобрать слова, и за неё это сделал Лилмэи.

– Вы – ж-живой символ. Наша надежда на н-новую жи-жизнь.

Варавит погладила Лилмэи по плечу, когда тот начал дышать глубоко и часто.

– К-как вы мо-можете такое г-г-говорить?

– Тихо, тихо, – она обняла племянника. – Он очень долго ждал, – шёпотом объяснила Фреду Варавит, поглаживая племянника по затылку. – Давайте все спать. Теуш, кончай свои переборы! Утром у нас будет много времени на то, чтобы наговориться.

Этой ночью, впервые за долгое время, Фред заснул. Так крепко и самозабвенно он не спал, наверное, с самого младенчества.

…Будильник на телефоне запищал надоевшую мелодию. Телефон вибрировал, создавая назойливый звук, похожий на пчелиное гудение. Откинув одеяло, Берроу сел на кровати и отключил сигнал.

«Только не это!»

Он потянулся и отыскал ногой тапок.

Мачеха Стоунер как всегда готовила завтрак. Зайдя на кухню в трусах и майке, Фред сел за стол, достал сигарету и закурил.

– Даже «доброе утро» не скажешь? – обратилась к нему Бетти из-за спины.

– А смысл? Оно бывает добрым?

– Мне наверное стоит повесить на кухне табличку «не курить», – она грубо поставила перед ним тарелку. Как обычно, омлет с беконом.

Телевизор был включен. Доносились звуки какого-то весёлого рекламного ролика. Счастливая семья завтракает «Нутеллой» и поёт, как им хорошо живётся.

– Ты не забыл, что ищешь работу? – Бетти села напротив.

– Слушай, – Фред задумался. – Мне приснилось, что ты меня выгнала из дома. И выкинула мои вещи.

– Давно пора.

– Бред, – он взял нож и начал резать омлет. Почему-то, на омлете не появилось и царапины. Фред надавил сильнее. Омлет остался невредим. Тогда он нажал с такой силой, что, при желании, смог бы расколоть тарелку пополам. Ничего.

– Доброе утро, кретин! – засмеялась Бетти и бросила в него полотенцем.

И тут Фредерик открыл глаза.

Дыхание участилось. На лбу проступил холодный пот.

Над кроватью, пропуская узкие полосы утреннего света, нависал косой деревянный потолок. Чувствовались запахи древесины, соломы и свежескошенной травы. Пропел петух. За обшарпанной дверью, что была для вида прислонена к коробке, слышались голоса, детский смех, топот ног и скрип половиц. Берроу вскочил. Нет, это уж слишком! Тесная комнатка с деревянными стенами и кривым полом. Та же, что и вчера. Вчера? А разве было какое-то вчера? Кровать, тумбочка, круглый табурет на трёх ножках из цельного куска дерева. За окном – склон холма и лес. Фред ещё подумал: «зелёное» озеро.

«Нет, нет, нет, это какой-то бред», – он выбежал из комнаты, снеся дверь. Та с «бухом» упала на деревянный пол и, наверное, разбудила каждого в этом огромном доме, кто ещё не спал.

Коридор. Тот же, что и вчера.

«Если было какое-то вч… – одни и те же мысли крутились волчком у Фреда в голове. – Тыквы, лютня, свечи, башня… башня!»

Босые ноги ступили на мокрый скрипучий пол. Этот пол был так же реален, как и внутренний дворик по правую руку. Там паслись куры и гуси. Так же реален, как и ряд дверных проёмов, отгороженных драными занавесками. За одной из таких занавесок играл знакомый струнный перебор.

«Теуш».

Медленно продвигаясь по коридору, Фред, или, как теперь правильно, Инкрим, вспоминал вчерашний день. Сначала появился Марк. Потом Генрих и его машина. Потом дорога, обед в придорожном кафе, вечерние сосны. Потом вспышка. И новый Мир. Всё распалось на белые огоньки, чтобы слиться в виде леса с диковинными растениями. Ветки – длинные и упругие – тянулись к машине. Потом были зелёные холмы и озёра вдалеке. Изменчивая погода. Город с огромной шестистенной башней. Стена. Камень, сквозь который можно ходить. И священник, там, в темноте. С факелом. Как его звали? Лил…

– …Мэи, – напомнил он, напугав Фреда. – Вы рассуждали вслух, Третий.

– Нет. Нет, нет, нет! – по лестнице вниз, во двор. Нет выхода. Наверх, обратно, по коридорам. Как же… через кухню. То, что он помнил путь, казалось безумием.

«Лилмэи, Лилмэи, почему я знаю твоё имя?»

Выбравшись на узкую площадку снаружи, ту самую, не огороженную перилами, он спрыгнул и, чуть не потеряв равновесие и не покатившись со склона вниз, по ухабистой тропе, выбежал на ровную поляну.

Впереди и слева простирался лес. Позади – нелепое нагромождение домиков. Справа – огромный город, с его параллельными улицами и шестистенной башней.

«Это бред, это бред, это бред!» – Фред упал на траву. Дыхания не хватало, чтобы наполнить лёгкие. Он перевернулся на спину и взглянул в океан яркого летнего неба.

Вдох. Выдох. Вдо-о-ох. Вы-ы-ыдох. Постепенно, сердцебиение выровнялось, дыхание размерилось, мысли собрались в единую мозаику.

«Я в параллельном Мире. Так сказал Марк. Здесь его зовут Кайрил. А меня – Инкрим. Я – реинкарнация вождя, который вернулся домой. Я дома. Дома. До-ма».

Спина намокла от росы, а в лицо настырно светило утреннее солнце.

«Всё это настоящее».

Фредди потрогал свою грудь, живот.

«Я, вроде, тоже настоящий».

Внезапно Фред захохотал. Громко, раскатисто. Крепко сжал кулаки, но потом расслабил руки и раскинул их в стороны. Так он лежал не меньше пяти минут.

Замолк он резко, причём на лбу сгустились морщины. То, что Фред увидел перед собой в небе, куда больше походило на бред, чем всё остальное. Та же едкая тоска, но на сей раз более сильная, сжалась у него внутри.

«А вот теперь я точно проснусь».

Облака в небе за считанные минуты образовали причудливую форму, а ещё через какое-то время Берроу понял, что, наверняка, сошёл с ума. Эта надпись. Её обычно пишут на ковриках. Ею встречают гостей и отвечают на благодарность. Большими буквами в небе появилось: «Welcome».

Сидя за столом на кухне, Фред молчал. Почему-то, он боялся что-то сказать, тем более, об увиденном. Было почти жарко, но Фреда пронизывал холод. Страх переливался со смущением, которое бывает, когда разговариваешь с кем-то во сне и вдруг понимаешь, что проснулся. Ты продолжаешь досматривать сон, однако пребываешь, как бы, в двух измерениях одновременно. И замолкаешь. Ведь, если скажешь хоть слово, ты скажешь это в реальности.

– Ты видел буквы в небе? – спросила Варавит, и это было спасением.

Берроу резко выдохнул.

– Да, – полувопросительно произнёс он и уставился на хозяйку с надеждой. – Там была надпись. «Добро пожаловать».

– Это Рейт Пятый, – усмехнулась Варавит, выглядывая в окошко. – Тот ещё хулиган!

– Кто?!

– Хулиган.

– Я не об этом. Какой на хрен хулиган может оставить чёртовы буквы в небе?!

– Он эйр. Эйры в нашем Мире – высшие существа.

– Ага. Боги типа.

– Земные боги, почему нет, – Варавит пожала плечами и поставила на стол тарелку из тыквы, наполненную отрубями. Рядом ещё одну тарелку – с орехами. Фред взял себе горстку и, в ту же секунду, испытал немыслимое для Великого вождя древности чувство. Детскую обиду. Варавит шлёпнула его по руке. – Вождь, я, конечно, всё понимаю, но в вашем Мире, кажется, есть детские сады. И в них наверняка учат умываться, прежде чем садиться за стол.

– А где тут у вас можно умыться? – смущённо спросил Фред.

Во внутреннем дворике был душ. Если так можно было назвать ведро воды на высоте двух метров, со свисающей из него верёвочкой. Что напрягало особенно, вокруг «душа» не было предусмотрено ни стены, ни ширмы, ни банальной тряпки, а стоял он даже не с краю, а прямо посреди двора. Поставив руки в боки, Фред долго не решался раздеваться. Никто не пялился, но и не горел желанием отвернуться. Служители Культа, все в белом, выглядели бодрыми, румяными, и, наверняка, уже сами успели помыться. Они суетились и ходили двором туда-сюда. Это жутко раздражало.

– Эй! – обратился Фред ко всем. – Может, не будете смотреть, а?

Как об стенку горох. Тогда Берроу поймал за локоть одного из молодых служителей, одетого во всё белое.

– Парень, слушай. Вы, я так понимаю, народ без комплексов. Но… как бы это мягче сказать…

Не дослушав, парень попросил кого-то позвать Варавит. Хозяйка пришла минуты через две.

– Вы можете смело мыться на виду у всех, – посмеялась она. – Понимаю, Инкрим, для вас это абсурдно, но в нашем Мире нагота в порядке вещей. Хоть по улицам ходите голый. Максимум, что у вас спросят – не холодно ли вам.

– Ну, да. Для вас-то это нормально. Но я, чёрт возьми, вырос в другой среде!

Хозяйка поняла. Отвернувшись от Инкрима, она собрала в лёгкие побольше воздуха и зычно возгласила то, что было понятно без перевода: «Никому не смотреть во двор!».

Другой голос повторил её фразу, а потом и третий, и четвёртый, пока фраза не облетела эхом по кругу все домики и коридоры большого деревянного «муравейника».

«Это мой первый приказ», – с наслаждением подумал Инкрим, разделся и встал под ведро. Мыло в Пангее было, на удивление, таким же, как и в Сата. Так же пенилось, такое же на ощупь, на запах… и на вкус.

Пока он мылся, одежду кто-то успел унести. Не хотелось думать, что это воры. Скорее, при такой матроне, как Варавит, её просто взяли постирать. До своей комнаты Фред добрался голым. Такое бывает, когда во сне ходишь голый и это никого не смущает. Фредди чувствовал лёгкую неловкость, проходя мимо одетых служителей Культа, но смущение удивительно быстро прошло.

В комнату, точнее в доску проёма, так как дверь валялась на полу, робко постучалась беременная женщина в красном чепце.

– Я слышал в Мир Полярная Звезда принят постучать в дверь.

– Спасибо. У вас хороший английский!

Женщина поклонилась и покраснела.

– Я приносить одежду для Инкрим, – она снова поклонилась и протянула стопку каких-то серых лоскутов, сложенных ровным треугольником. Оказалось, что их надо хитроумно обматывать вокруг себя – сначала ноги, снизу вверх, затем таз, туловище, а последними – руки. Зато одежда была лёгкой и удобной, держалась прочно и не стесняла движений. Одежда липла к телу, но почти не чувствовалась и, более того, придавала свежести, что в голову Фреда никак не укладывалось. Женщина сказала, что в их Мире такую носят все, а сверху надевают основную. В Культе основной одеждой считалась ряса. В первой половине дня эта ряса была белой, а во второй – чёрной.

– Ну, уж нет! Рясу я не надену, хоть убейте, – он задумался, нахмурился. Рука непроизвольно опустилась на бедро. – Так. Слушай, как тебя зовут?

– И́лман.

– Илман, это не ты, случаем, забрала мою одежду? Там сигареты были?

– Ваше одежда, – покивала та и скорым шагом пошла по коридору.

– Ой, нет-нет, не бегай!

Но Илман, несмотря на положение, двигалась довольно споро. Идти пришлось недалеко, и вскоре она вернулась с ворохом вещей Фреда. Перевернув свои вещи, Фред потряс их над кроватью. Потом ещё раз, уже сильнее. Вывернув наизнанку толстовку, он начал судорожно трясти её над полом.

– Проклятье. У меня же были сигареты? Не помнишь? Ай! Кого я спрашиваю? – он бросил шмотки на кровать и хлопнул в ладоши. Если сигарет не было в карманах, значит они остались в другом Мире. Надо было отвлечься. – Ладно! Как там завтрак? Ещё не остыл?

– Без гость начинать не традиция.

По пути через коридор, настроение у вождя окончательно испортилось. Голова гудела, ладони потели, а в животе образовалась пустота. Не голодная пустота. Скорее, моральная.

За столом, где собрались старушка Варавит, Илман, Лилмэи и двое детей, Фред нервно барабанил по столу деревянной ложкой. Руки у него едва заметно тряслись. Еда – некая смесь каши и салата – казалась лишённой всякого вкуса.

– Третий, ты уже ознакомился с моей сестрой? – спросил смотритель. – Это Илман.

Берроу даже не смотрел в её сторону. Рука сорвалась, и он ударил кулаком по столу. Фредди опустил голову и тихо извинился, после чего покинул утренний стол.

Несколько минут спустя, в комнату вновь постучала Илман. Фред не посмотрел на неё. Тяжело дыша, он растворил окно нараспашку.

– Что случилось, Третий?

– Курево, – сдавленно сказал он. – У вас есть курево? Я хочу курить!

– Я не, – сестра смотрителя попыталась жестами показать дым. – Не понимать. Ты хочешь дым?

Ещё одна злая шутка английского языка. Слово «smoke».

– Я… да. Мне нужен дым, который втягивают в рот. Короче, принеси мне что-нибудь подобное! – женщина повернулась, чтобы бежать. – Эй! Стой. Прости, – он вышел в коридор. – В твоём положении… Хрен с ним. Перебьюсь.

– Что случилось? – появился в коридоре смотритель.

– Лилмэи, – Фред изобразил улыбку. – Собирайся, мы идём в город.

От свежего воздуха Фреду полегчало, хотя чувство лёгкой тошноты ещё пряталось где-то в основании горла.

Невыносимая жара отражалась от мощёных белых улиц. Благо, толстовку Фред оставил в доме, а наряд, который Илман так удачно обвязала ему вокруг туловища, легко пропускал воздух, при этом не спадая и не разматываясь. Джинсы он, однако, надел, о чём и пожалел через полчаса прогулки на солнцепёке.

Центральный район, с параллельными двухъярусными улицами, отстроенный в форме шестигранника, не был единственным. За тысячи лет, город, название которого так и переводилось – шестистенка, – разросся несколькими относительно новыми районами. Они уже не были столь гармоничны – улицы шли вразнобой, дома были разной высоты, разных цветов и стилей, а мостовые – темнее и «разношёрстнее». На юго-западе от центра находился район бедноты, застроенный деревянными домиками с черепичными скатами по краям. Эта часть города казалась самой серой, убогой и грязной, хотя и сохраняла архитектурную традицию параллельности и двух ярусов. В противоположном конце от неё был район, застроенный бело-голубыми домами. Улицы там были узкими и тихими. Именно через этот район Фред Берроу впервые попал в город. На каждом углу здесь были высажены кусты с круглыми шероховатыми листьями. На юго-востоке расположился район с красными и чёрными крышами, железными оградами и широкими многолюдными улицами. Но самая богатая и престижная часть города располагалась на востоке, в противоположном конце от квартала Культа. Восточный район красовался множеством фонтанов и садов. Высокие здания были расписаны узорами, что, благодаря игре света, проявлялись не сразу, медленно, словно магические письмена. Люди здесь отличались от жителей центра и бедноты разительно. Поведением, одеждой, походкой. Одевались они разнообразнее – в основном, в красное, хотя часто попадались и лиловый, и болотно-зелёный, и пафосно-золотой, и пурпурный цвета. Мужчины носили либо туники, гармонично сочетая их со штанами, либо нечто среднее между кимоно и френчем, а некоторые – рубахи, блистающие металлической чешуёй. Дамы предпочитали наряды, которые в Сата называли бы восточными. Большинство женщин носили хайратники, прикрывающие уши, а мужчины – козырьки от солнца. Лица некоторых людей были раскрашены разнообразными узорами.

– Аке́ ча́нтар бар, – произнёс Лилмэи на незнакомом языке, но тут же поправился. – Это район богачей и ф-фактических управленцев города. Здесь проживает страта ча́нтаров.

– Извини? – Фред засмотрелся на фонтан. – Что за страта?

– Чантары. Это с-слово неизвестно в Сата. Чантары – люди, которые вла-владеют искусством иллюзий. С ними надо быть ос-сторожнее. Они не очень любят Культ, – смотритель опасливо оглядел улицу, хотя, по виду мирно гуляющих богачей нельзя было сказать, что они настроены враждебно. Скорее, им было всё равно. Тем не менее, Лилмэи заикался. Фред постарался не обращать внимания на этот дефект. Постепенно, у него получалось – заикание Лилмэи стало почти незаметным. – У нас с ними давняя вражда. Сейчас Культ пе-переживает несладкие времена. Чантары оттеснили нас на запад. Но, знаете, Третий, я люблю здесь бывать! Приятно видеть, как район отстроили после разрухи. Да, тут была разруха когда-то. Мы, детьми, очень любили гулять по развалинам. Приносили хлеб местным детишкам. А теперь детишки выросли и проклинают Культ. И пишут на стенах «Не дадим злу вернуться».

– Зло – это, видимо, я? – хмуро спросил Инкрим.

– Не вы. Прошлый вы.

– Я был таким плохим?

– Чем ты сильнее, тем больше завистников.

– Я немедленно распоряжусь восстановить справедливость. – Даже будучи изгоем, в Сата, Фред Берроу всякий раз сжимал кулаки при слове «справедливость».

– Боюсь, немедленно не получится. У вас пока ещё нет власти.

– Как это нет?!

– Посмотрите вокруг. Кто-нибудь вам кланяется? Кто-нибудь в-возносит руки к небу в жесте «И»? – смотритель вытянул вверх руку с оттопыренными мизинцем и указательным пальцем, средний и безымянный прижимая к ладони большим. – Это жест «И». – Он резко, будто обжёгся, опустил руку и робко оглянулся.

– Но вчера. Люди собрались поприветствовать меня.

– Ах, этот бедный центральный район! Там живут плебеи, которым л-лишь бы какое-нибудь зрелище увидеть.

Инкрим разозлился.

– Они приветствовали меня! Я видел уважение. Своими глазами. Они готовы были меня на руках таскать!

– Толпе слабых нужен вождь, – в словах Лилмэи не было иронии. Скорее, печальная правда. – А здесь, в восточном районе, вы н-никому не инте-ресны.

– Плевать на чантаров. Народ за меня.

– Э, нет, Третий. Не так-то всё просто. Вы должны з-заслужить доверие чантаров, прежде чем офисно вступить в права ре-реинкарнации.

– Мгм. Ты хотел сказать «официально»?

– Совершенно верно.

– Но это мой дом!

– Был когда-то вашим. Теперь в нём правят другие.

– Ты привёл меня сюда, чтобы поиздеваться?!

– Вождь, я хочу показать вам правду. Н-не обижайтесь на правду.

Инкрим развернулся и пошёл прочь. Руки сами принялись шарить по карманам в поисках сигарет. Ничего не найдя, он плюнул на мостовую.

– Третий! – Лилмэи побежал следом.

Какой-то мальчишка, с криком «Айльгха́м!» кинул в смотрителя фиолетовый фрукт. Разбившись о его голову, фрукт, наполненный изнутри розовым соком, обрызгал всю рясу. Лилмэи не отреагировал, и лишь вытер лицо и одежду.

– Третий, стойте.

– Чёрт знает что, – он сделал глубокий вдох, представляя себе, что вдыхает сигаретный дым. На полминуты это помогло – даже перестала болеть голова. Чтобы отвлечься, он начал рассматривать виды. Одна надпись, начертанная на стене чёрными закорючками, привлекла внимание. – Что это означает? Я хочу выучить этот язык как можно быстрее! Это хула не меня?

– Это лишь реклама обувщика.

– Зачем мы вообще сюда пришли?!

– Вождь, вы сами сказали прогуляться по городу.

– Слушай, Лил, – его тон сменился на весёлый. – Можно, я буду называть тебя Лил?

– Прошу, т-только не это, вождь. На нашем языке это означает «женственный».

– Упс! Ладно. Тогда Мэй. Только между нами. Красиво звучит, как май. Хорошо?

– Ну, – нехотя, наморщившись, смотритель подумал и согласился на прозвище. – Хорошо.

– А что значит «айльгхам»?

– Буквально «культ живота». Местные думают, что мы проедаем деньги казны.

– У меня идея, друг! – он положил Мэю руки на плечи. – Переводи меня.

– Что?

– Переводи меня! – внезапно Фред запрыгнул на край фонтана. – Прищурившись от солнца, он оглядел площадь. Достаточно ли людей?

– Инкрим, чт-что вы задумали?

– Граждане восточного района! – начал он громко и уверенно. Сделал паузу, чтобы дать Мэю перевести.

– Барэ́та ик бар этта́р! – перевёл тот неохотно.

Почти никто не обратил внимание. Разве что три дамочки, которым всё равно было некуда спешить.

– Меня зовут Инкрим.

– Сун а кон И́нкрим.

– Сегодня – великий день! Сегодня вы все станете свидетелями истории. Перед вами – реинкарнация Великого вождя древности. Я – Инкрим возрождённый!

Дамочки похихикали и, достав веера, продолжили наблюдать, похоже, ради забавы. К ним присоединился рослый мужчина с квадратной челюстью, в тёмно-красной чешуе с обнажёнными плечами.

– Пророчества гласили. Придут времена, когда вождь вернётся. И над башней будет развеваться красный флаг. Граждане. Друзья. Этот день настал! Хозяин вернулся домой!

Мужчина похлопал в ладоши. Женщины, явно не удовлетворённые зрелищем, фыркнули и пошли дальше.

– Хоть кому-то я понравился, – сказал Фред, глядя на мужчину.

– Здесь этот жест означает презрение.

По пути прочь из восточного района, Фред махал руками, матерился и ругал чантаров, на чём свет своит.

– Они не верят мне!

– А вы бы поверили, если бы какой-нибудь чудак в Сата залез на фонтан и стал кричать, что он – десятое воплощение Будды? Поймите, вождь. Нет нужды объяснять им, кто вы. Каждый житель Чхимтосэна с детства читает эпос «Танге́р и Ари́ста». Для них эта книга священна. Неужто вы думаете, что вы – первый, кто называл себя Инкримом?

Услышав имена Тангер и Ариста, Инкрим испытал тёплое чувство умиротворения и детской радости, очень глубоко в душе.

– Научи меня всему. Научи меня, как стать вождём!

– Вас всему научит Аммерт. Аммерт – ваш брат. Он – легендарная личность. О нём ходит множество слухов, например, что он умеет летать. А ещё, что в него блюблена богиня одного из Миров, но какого – неизвестно.

– Похоже, Аммерта тут любят больше, чем меня.

– Вы подарили ему остров в Мире Океанов. Инкрим, вы тоже были великим вождём, кумиром миллионов!

– Не я. Прошлый я. Так ты, кажется, сказал? – он ушёл вперёд.

Ближе к центру, на улицах попадалось меньше роскошных нарядов. Зато бедняцкие лохмотья мелькали всё чаще среди толпы. На базаре их была тьма. Толкались, кричали, торговались – во всех Мирах одно и то же. Одинокая башня глядела на всё это сверху вниз. С её приближением, Инкрим чувствовал себя легче. Вот базар кончился, и открылась центральная круглая площадь, пустынная после базарного столпотворения. Пробившись на неё, Фред уже привычно и смело ступил на побитую временем и дождями плитку. Он выдохнул и приложил три пальца к камню стены. Ничего не произошло.

– Вход находится не здесь, – пояснил смотритель. – Он с другой стороны, на северо-западе. Это символично. Башня, как бы, смотрит на столицу.

Во второй раз проходить сквозь стену оказалось легче – податливая, она стала вязкой, а затем жидкой. Войти теперь можно было без ощутимого сопротивления. Внутри Мэй зажёг факел, осветив узкий коридор.

– За мной, вождь. Мы приготовили для вас сюрприз.

Коридор вёл в просторный зал. Сначала Фред принял его за комнату, когда свет факела потерялся в окружающей черноте. Но в этот момент, где-то высоко над головой вспыхнуло множество голубых огоньков. Мгновение, и они заискрились ярче, пожелтели, побелели, размножились и, в следующий миг, наполнили светом огромное здание. Сопровождалось это симфонией звуков, напоминающих трение швабры об пол. Это был не просто зал. Возникло множество ярусов, винтовая лестница, ведущая на необозримую высоту, незатронутые вспышками проёмы, уводящие вглубь лабиринтов коридоров, а на самом верху, не сразу, постепенно, на своде, проявился символ. Тот самый, что украшал центральный пик. Символ, напоминающий букву «Y», только галочка отделялась небольшим зазором. Башня ожила, наполнилась, создалась. Сполохи сияли часто, как вспышки фотокамер, и в какую-то секунду слились в единый сплошной свет. Продлилось это недолго, и вспышки начали медленно угасать. Ассоциация со швабрами попала в самую точку. Несколько десятков служителей, на каждом ярусе, тёрли стены, создавая статическое электричество, и не чем-то, а именно швабрами.

Через минуту, сияние угасло совсем, оставив перед глазами стойкий отпечаток. Однако после, через каждые два десятка ступеней винтовой лестницы, один за другим зажглись факелы. Конечно, новый свет, тусклый и жёлтый, не заменил бы того равномерно белого, но и этого хватало, чтобы разглядеть лица служителей.

– Что это было?

– Наш небольшой подарок вам, Третий, – Лилмэи дал знак остальным. – Мы оставим факелы на каждой стене. Теперь тут можно будет ходить.

– Это… это… – он обнял своего смотрителя. Тот, смутившись, вырвался из объятий. – Спасибо. Это лучшее, что произошло со мной сегодня.

Служители спустились на нижний ярус.

– Вождь, должен сказать, – подошёл один из них, лысый и полноватый. – Башня ещё не готова. На втором этаже завелись летучие мыши, а на обзорной площадке – дождевая вода.

– И ещё, – вставил своё слово другой, коренастый. – Я видел мышей, а братья говорят, тут водятся змеи.

Инкрим улыбнулся со всю ширину рта и раскинул руки.

– Идеально.