Читать книгу Река Богов - Йен Макдональд - Страница 14

Премьер-министр Саджида Рана сегодня в золотом и зеленом. Члены ее кабинета знают, что когда премьер одевается в цвета национального флага, следует ожидать рассмотрения вопросов престижа страны. Саджида Рана стоит у восточного конца длинного тикового стола в сияющем мраморном министерском зале Бхарат Сабхи. По стене развешены живописные полотна в позолоченных рамах, изображающие ее предшественников на посту премьер-министра и великих политических деятелей прошлого. Среди них портрет ее отца, Дилджита Раны: он в судейском облачении. Дед, Шанкар Рана, в шелковой мантии члена Совета при английской королеве. Джавахарлал Неру в костюме изысканного покроя, с отчужденным и немного испуганным лицом, как будто предвидящий, какую цену придется заплатить грядущим поколениям за его поспешную и грязную сделку с Маунтбеттеном [46]. Махатма, Отец нации. Лакшми Баи, воительница Рани, стоя в стременах, командует войсками, наступающими на Гвалиор. И – правители из другой могущественной индийской династии с именем Ганди: Соня; убиенный Раджив; мученица Индира, Мать Индии.

На мраморных стенах и потолке зала заседаний кабинета министров искусно изображены сцены из индуистской мифологии. При всем том акустика в помещении великолепная. Даже шепот мгновенно разносится по всему залу. Саджида Рана опускает руки на полированное дерево.

– Мы выживем, если первыми нанесем удар по Авадху?

B. C. Чаудхури, министр обороны, обращает из-под тяжелых век взгляд ястребиных глаз на руководителя страны.

– Бхарат выживет. И Варанаси выживет. Варанаси вечен.

В гулком зале ни у кого не возникает сомнений относительно того, что он имеет в виду.

– Но сможем ли мы победить?

– Нет. Без шансов. Вы же видели, как Шривастава, получив статус наибольшего благоприятствования, жал руку Маколею в Белом доме.

– Следующим будет Шанкар-Махал, – говорит Ваджубхай Патель, министр энергетики. – Американцы постоянно что-то вынюхивают вокруг «Рэй пауэр». Авадхам даже не нужно будет побеждать, они просто смогут нас купить. Старый Рэй, я слыхал, выполняет сурью намаскар на гхате в Маникарне.

– А кто же управляет его чертовым заведением? – спрашивает Чаудхури.

– Астрофизик, производитель упаковочных материалов и комик стендапа.

– Да помогут нам боги, надо сдаваться прямо сейчас, – бормочет Чаудхури.

– Я не могу поверить в то, что слышу за этим столом, – говорит Саджида Рана. – Вы как старухи у водокачки. Людям нужна война.

– Людям нужен дождь, – суровым тоном возражает Бисванат, министр охраны окружающей среды. – И это все, чего они хотят. Муссон.

Саджида Рана смотрит на помощника. Шахин Бадур Хан увлечен разглядыванием мрамора, его внимание поглощено вульгарными языческими божествами, ползающими друг по другу, по стенам залы и по потолку. В воображении он стирает наиболее грубые детали – слишком выпирающие конусы грудей, вызывающе торчащие лингамы. Бадур Хан сводит все в андрогинное смешение мраморной плоти, время от времени приобретающее то одну, то другую не слишком четкую форму. Его фантазии вдруг переключаются на увиденный мельком в коридоре аэропорта изгиб скул, элегантный поворот шеи, идеальные очертания безволосого черепа…

– Господин Хан, ваше мнение о ситуации в Бенгале?

– Их планы – утопия, – отвечает Шахин Бадур Хан. – Как и всегда, бенгальцы хотят продемонстрировать, что способны найти высокотехнологическое решение любой проблемы. Айсберг – не более чем пиар-ход. У них примерно такие же трудности с водой, как и у нас.

– Именно так.

Теперь говорит Ашок Рана, министр внутренних дел. Шахин Бадур Хан не имеет ничего против непотизма, но все же считает, что должность человеку необходимо подбирать по его способностям.

Делая вид, что он тщательно проанализировал все нюансы проблемы, Ашок готовится произнести короткую речь в поддержку точки зрения сестры, какой бы она ни была.

– Людям нужна вода, пусть даже для этого потребуется начать войну.

Шахин Бадур Хан издает вздох – едва заметный, но всё же достаточно громкий для того, чтобы Ашок его услышал. В дискуссию вступает министр обороны Чаудхури. У него высокий голос со сварливыми интонациями, неприятным эхом отдающийся от сплетающихся мраморных апсар.

– Наилучший вариант, который предлагается Стратегическим управлением сухопутных сил, заключается в нанесении превентивного удара по самой плотине. Нужно по воздуху перебросить туда небольшой отряд десантников, чтобы они захватили ее и удерживали до последнего, а затем отступили к границе. Тем временем мы надавим на ООН, чтоб разместили международные силы в этой зоне.

– Если американцы раньше нас не потребуют введения санкций, – возражает Шахин Бадур Хан.

Вокруг длинного черного стола катится гул одобрения.

– Отступать? – Ашок Рана не может поверить своим ушам. – Наши отважные джаваны наносят мощный удар по Авадхам, а затем убегают, поджав хвост. Как это воспримут на улицах Патны? Неужели Стратегическое управление сухопутных сил окончательно лишилось иззата?

Шахин Бадур Хан чувствует, как меняется настроение в зале. Болтовня о гордости, отважных солдатах и трусости возбуждает присутствующих.

– Можно мне высказать свою точку зрения? – произносит он во внезапно воцарившейся абсолютной тишине.

– Она всегда здесь приветствуется, – говорит Саджида Рана.

– Мне представляется, что главная опасность для нынешнего правительства кроется вовсе не в спорах с Авадхом по поводу плотины, а исходит от тех, кто организует демонстрации на развязке Саркханд, – осторожно произносит он.

Со всех концов стола слышатся возражения. Саджида Рана поднимает руку, и воцаряется тишина.

– Продолжайте, господин Хан.

– Я вовсе не говорю, что войны не будет, хотя, вероятно, моя позиция относительно нападения на Авадх уже достаточно ясна всем присутствующим…

– Бабья позиция, – прерывает его Ашок Рана. Шахин слышит, что Ашок добавляет шепотом помощнику: – Позиция мусульманина.

– Я говорю об опасностях для правительства, и очевидно, что главнейшая угроза – это внутренние распри и гражданская война, разжигаемая Шиваджи. Пока наша партия пользуется массовой поддержкой населения, в том числе и в вопросе любых военных действий против Авадха, все переговоры будут вестись именно нашим кабинетом. И мы пришли к соглашению, что военные силы можно использовать только для того, чтобы заставить авадхов сесть за стол переговоров. То есть для нас они лишь инструмент инициации мирного процесса, как бы высоко ни ставил Ашок доблесть наших войск.

Шахин Бадур Хан выдерживает взгляд Ашока Раны достаточно долго, чтобы дать тому понять, что считает его болваном, не по заслугам занявшим свой пост.

– Тем не менее, если авадхи и их американские покровители найдут поддержку политической альтернативе у населения Бхарата, Дживанджи сможет выступить в роли миротворца. Он приобретет славу человека, остановившего войну, заставившего вновь течь Ганг, посрамившего горделивых Ранов, которые опозорили Бхарат. И тогда на протяжении жизни целого поколения наша партия не сможет переступить порог этого кабинета. Вот что стоит за спектаклем на развязке Саркханд, а вовсе не праведный гнев индуистов Бхарата, вызванный фактом попрания древних традиций. Дживанджи планирует поднять против нас толпы черни. Он мечтает о том, чтобы, проехав на священной колеснице Кришны по бульвару Чандни, въехать на ней прямо в этот зал.

– Есть ли какая-нибудь информация, на основании которой мы могли бы его арестовать? – спрашивает Дасгупта, министр иностранных дел.

– Налоговая задолженность? – под приглушенный смех присутствующих отпускает шутку Випул Нарвекар, советник Ашока Раны.

– У меня есть предложение, – невозмутимо продолжает Шахин Бадур Хан. – Я предлагаю дать Дживанджи то, чего он хочет, но только тогда, когда этого захотим мы.

Премьер-министр Рана наклоняется вперед.

– Объясните, пожалуйста, что вы имеете в виду, господин Хан.

– Именно то, что я сказал. Давайте позволим ему собрать миллион своих верных последователей. Давайте позволим проехаться на боевой колеснице, и пусть его шиваджисты пляшут, следуя за ней. Пусть он станет голосом индуистов, пускай его агрессивные речи пробудят в толпе чувство оскорбленного достоинства. Пусть он вовлечет страну в войну. И если мы выступим в роли голубей, то Дживанджи станет ястребом. Мы знаем, что он способен довести толпу до настоящих бесчинств. Но в приграничных городах эту агрессию можно будет направить против авадхов. А те в свою очередь обратятся к Дели с просьбой о помощи, и начнется эскалация конфликта. Господина Дживанджи не придется упрашивать направить свою грозную колесницу прямо на плотину Кунда Кхадар. Конечно, авадхи нанесут ответный удар. Но как раз тогда мы и вмешаемся в качестве пострадавшей стороны. Вина падет на Шиваджи, так как он все и начал. Авадхи вместе с американскими покровителями окажутся в крайне неловкой ситуации и без всяких проволочек будут готовы сесть за стол переговоров с нами – как со стороной, представляющей разум, здравомыслие и по-настоящему взвешенный подход.

Саджида Рана встает.

– Тонко, как и всегда, господин Хан.

– Я лишь слуга народа.

Шахин Бадур Хан покорно опускает голову, но замечает взгляд, брошенный на него Ашоком Раной. Тот явно вне себя от гнева.

Слово берет Чаудхури:

– При всем уважении к вам, секретарь Хан, я должен сказать, что вы, как мне кажется, недооцениваете силу воли народа Бхарата. Бхарат – это нечто гораздо большее, чем Варанаси и проблемы, связанные со строительством станций метро. Я знаю, что в Патне живут простые и любящие родину люди. Там считают, что война объединит общество, и это выбросит Дживанджи на политическую обочину. И мне представляется весьма опасной тактикой разыгрывать столь хитроумные дипломатические сценарии во времена серьезной угрозы существованию государства. Мимо нас течет тот же Ганг, что и мимо вас, и вы не единственный, кто чувствует жажду. Как вы сказали, госпожа премьер-министр, людям нужна война. Я не хочу войны, но считаю, что она необходима, а раз так, мы должны бить быстро и бить первыми. А потом вести переговоры с позиции силы. Когда в колодцах появится вода, сторонники Дживанджи будут выглядеть именно такой чернью, каковой являются. Госпожа премьер-министр, когда вы в последний раз неверно оценивали настроение народа Бхарата?

Кивки, одобрительное бормотание. Настроение присутствующих вновь меняется. Саджида Рана стоит во главе министерского стола, взирает на своих предков и предшественников. Шахину Бадур Хану и прежде на заседаниях кабинета много раз приходилось видеть ее в подобной величественной позе. Она словно обращается к портретам великих с просьбой благословить решение, принимаемое ею на благо Бхарата.

– Я услышала вас, господин Чаудхури, но и мнение господина Хана достаточно убедительно. И я согласна с тем, что он предлагает. Я позволю Дживанджи сделать за нас работу, но хочу, чтобы армия пребывала в трехчасовой боевой готовности. Господа, прошу представить ваши доклады сегодня к 16:00. Мои же директивы будут распространены к 17:00. Спасибо, совещание окончено.