Читать книгу Река Богов - Йен Макдональд - Страница 8

Сегодня вечером Тал едет в пластиковом такси. Маленький пузырь фатфата громыхает по выбоинам и горбылям проселочной дороги, а водитель нервно рулит при свете единственной фары. Он уже едва не врезался в отбившуюся от стада корову и в группу женщин, несущих связки хвороста на головах. Придорожные деревья то и дело выпрыгивают из густой темноты деревенской ночи. Водитель напряженно смотрит вперед, готовясь к повороту. Его инструкции прикреплены к приборной панели, там он может прочесть их при свете неяркой лампочки. В инструкциях указано, сколько миль он должен проехать по этой дороге, какое количество деревень миновать – и свернуть на втором повороте налево, сразу же за настенной рекламой белья «Рупа». Раньше ему никогда не приходилось выезжать из города.

У Тала есть специальный микс, где звучат мелодии анокха, наложенные на мрачные аккорды слав-дэт-метал. Для встреч со знаменитостями необходимы экстра-особые миксы. Биография Тала может быть описана чередой саундтреков.

Неожиданный рывок сбрасывает его с сиденья. Фатфат резко останавливается. Тал поправляет термическое напыляемое пальто ньюта, стряхивает пыль с шелковых брюк ньюта и в то же мгновение замечает солдат. Шесть фигур медленно материализуются из густой ночной темноты. Приземистый офицер-сикх поднимает руку, делает шаг к такси.

– Вы что, нас не видели?

– Вас трудновато разглядеть, – отвечает водитель.

– О правах нет смысла и спрашивать, полагаю? – замечает джемадар.

– В общем, да, – отвечает водитель. – Мой двоюродный брат…

– Не знаете, что объявлен режим повышенной бдительности? – строго спрашивает сикх. – Самоходные мины замедленного действия авадхов, возможно, уже продвигаются по территории нашей страны. Они ведь способны маскироваться множеством самых разнообразных способов.

– Они, конечно, замедленные, но не до такой степени, как этот старый горшок, – пытается шутить водитель.

Сикх хмыкает и наклоняется, чтобы рассмотреть пассажира. Тал поспешно выключает музыку. Ньют сидит неподвижно, выпрямившись, но его сердце бьется громко, выдавая нешуточное волнение.

– А вы, сэр? Или мадам?

Солдаты хихикают. Сикх явно только что ел лук. Тал боится, что может упасть в обморок от вони. Ньют открывает сумочку и извлекает из нее внушительную карточку с позолоченными краями. Приглашение. Офицер изучает его с таким видом, словно может углядеть здесь основания для полного обыска с раздеванием. Затем резко поворачивается в сторону Тала.

– Вам повезло встретить нас. Вы проехали свой поворот пару километров назад. Теперь придется…

Тал снова более или менее спокойно дышит. Пока водитель разворачивает машину, ньют отчетливо слышит грубый смех солдат, заглушающий урчание спиртового двигателя.

Хочется надеяться, что эти самоходные мины сейчас как раз подбираются к вам, подонки, думает Тал.

Полуразрушенный храм Ардханарисвара стоит среди деревьев на проселочной дороге, которая отходит прямо от шоссе. Организаторы вечеринки позаботились о том, чтобы осветить местность биолюминисценцией. В зеленоватом свете виднеются лица, выглядывающие из-за стволов деревьев; тусклая подсветка выхватывает из травы рухнувшие статуи и якша, зарывшиеся в древнюю почву. Темы вечера – крайние противоположности: шакти и пуруша; женские и мужские энергии; саттва и тамас; духовность и материализм. Резервуары в форме йони вызывающе наполнены до краев. Тал думает о приготовлениях к вечеринке. Скудное питье – бутылка подогретой минеральной воды. Водопровод в Белом форте – это грандиозная агломерация новостроек, где у Тала двухкомнатная квартира, – не работает уже два месяца. Днем и ночью длинная процессия из женщин и детей носит банки с водой вверх и вниз по лестнице мимо двери ньюта.

Пламя вырывается из газовых горелок в центре резервуаров-йони. Тал разглядывает двух близнецов – стражей храма, дварапал, – а водитель такси тем временем пропускает карточку ньюта через считывающее устройство. Над разрушенной аркадой возвышается изображение Ардханарисвара. Полумужское-полуженское. Одна полная грудь, возбужденный член, разрезанный посередине, одно яичко, завиток женских гениталий, намек на щель. Торс отличает мужская широта плеч, бедра – женская полнота, чувственные руки сложены в ритуальной мудре, но черты лица лишены индивидуальности, андрогинны. Третий глаз Шивы на лбу закрыт.

Там, внутри, гремит музыка. Сжимая приглашение в руке, Тал проходит между божествами-стражами на главную вечеринку сезона.

Когда ньют показал приглашение, в отделе решили, что это подделка. Почти естественное предположение для людей, занятых разработкой визуальных обоев для мнимых жизней актеров-сарисинов самых популярных индийских сериалов. Ньют не поверил своей удаче, когда обнаружил в почте толстую карточку кремового цвета.

«ФЭШНСТАРС ПРОМОУШНС»

от имени «МОДЫ АЗИИ» приглашает ТАЛА,

27-й коридор, 30, 12-й этаж квартал им. Индиры Ганди (под таким названием

Белый форт известен только на почте, в налоговом агентстве и судебным приставам) на

ПРИЕМ

в честь приезда ЮЛИ в Варанаси на

НЕДЕЛЮ МОДЫ В БХАРАТЕ

МЕСТО ПРОВЕДЕНИЯ: Храм Ардханарисвана, округ Мирза Мурад

ПРАЗДНОВАНИЕ: 22 колокольчика

НАЦИОНАЛЬНОСТЬ: Племя Ньют

Просьба ответить на приглашение.

На ощупь карточка казалась теплой и мягкой, словно человеческая кожа. Тал показал ее Маме Бхарат, старой вдове, живущей с ньютом в одном подъезде. Это добрая душа, которую семейство заключило в шелковую темницу. На современный лад: предоставив ей возможность провести старость «независимо». Три месяца назад в дом вселился Тал и стал для Мамы Бхарат настоящей семьей. С ньютом ведь больше никто не станет разговаривать. Тал с удовольствием каждый день заходит к ней на чашку чая, а она дважды в неделю навещает его, чтобы немного прибраться в квартире. Тал никогда не спрашивает, как она воспринимает его – как дочь или как сына.

Старушка проводит пальцами по приглашению, гладит, тихо воркует, словно влюбленная:

– Такая мягкая. Такая мягкая… И они все будут такие, как ты?

– Ньюты?.. В основном. Мы – тема вечера.

– О, какая большая честь! Все лучшие люди города и звезды с телевидения.

Да, думает Тал. Но почему все-таки я?

Тал идет по полумраку храмовой мандапы, освещенной факелами, которые держат четверорукие аватары Кали, начиная ощущать, как к нади-чакре подбирается благоговение. Вот под вызывающе непристойной статуей Очень Знаменитый Кинорежиссер беседует с Уже Добившейся Известности Молодой Писательницей. А вот мировая звезда тенниса выглядит необычайно счастливой, столкнувшись не просто с Известным Профессиональным Игроком в Гольф, а с Футболистом из Всеиндийской футбольной лиги и его женой, которая сияет белозубой улыбкой. Теперь они смогут до бесконечности беседовать о разновидностях бросков и гандикапах. А это прославленный господин Межзвездный Поп-Промоутер – и его последняя блестящая находка, чья дебютная песня наверняка станет Первым Номером в пререлизах, пока ее исполнительница, стоя тут же в слишком короткой юбке, слишком крепко сжимает бокал с коктейлем и слишком громко смеется.

И это не считая троих еще-даже-не-двадцатипятилетних раджей, производителей компьютерных биоимплантов, двоих нервных разработчиков игр и «темной лошадки» – Повелителя сундарбанов, киберджунглевого антрепренера горячей зоны «Дарвинвер». Он стоит в полном и гордом одиночестве, высокомерно спокойный, весь словно отполированный, как приготовившийся к прыжку тигр. Так может выглядеть только человек, окруженный собственным легионом пандавов [20] —телохранителей из сарисинов.

Ко всему уже перечисленному следует добавить также множество фигур с избытком одежды и лиц с избытком косметики, незнакомых Талу, но всем своим видом демонстрирующих глянцево-журнальное происхождение. Здесь же около сорока тележурналистов, уже успевших насквозь пропитаться потом и перезнакомиться со всеми подряд; репортеры из светской хроники с нечеловечески широким и активным периферийным зрением; шикарные дамы полусвета Варанаси, несколько обескураженные и раздраженные, что их популярность затмила какая-то стайка ньютов. Присутствует здесь даже парочка генералов в парадной форме, помпезных, как длиннохвостые попугаи. Армия tres tres [21] в моде в нынешние времена рискованных игр с Авадхом. И еще тут имеется горстка чем-то недовольных представителей золотой молодежи, мальчиков и девочек браминов, с гироскопически стабилизируемыми коктейльными бокалами, выглядящих лет на десять.

Нита, руководитель торгового отдела Девгана, накануне вручила Талу чек-лист. Бо́льшая часть сотрудников метамыльного отдела находит совершенную безликость Ниты угнетающей, но Талу она нравится. Ее непритворная банальность порождает неожиданные контрасты в дзенском стиле. Девушка хотела знать, что ньют наденет на вечеринку, какой косметикой воспользуется, куда отправится на предклубный аперитив и на традиционную попойку после вечеринки. Нужно попытаться попасть туда, где окажется больше всего знаменитостей. Прислонившись к колонне, ньют отмечает тридцать крупных имен из чек-листа Ниты.

Двое ракшасов охраняют вход в святилище и в бесплатный бар. На вертушках – Адани, ремикс «Библейских Братьев». Сверху опускаются раскачивающиеся ятаганы. Актеры настоящие, из плоти и крови, но нижние дополнительные конечности – искусственные. Тал в восторге от грима, покрывающего тела исполнителей целиком. Безупречно.

Демоны сканируют его приглашение. Мечи поднимаются – вход свободен. Тал вступает в страну чудес. Сюда заявились все ньюты города. Тал отмечает, что его доходящее до колен пальто из ворсистого оптоволокна всё еще «последний крик», но с каких пор трендом стали лыжные очки, которые носят на лбу? Тал ненавидит не поспевать за модой. Головы поворачиваются в сторону ньюта, когда он идет к стойке бара, а затем наклоняются друг к другу. Тал чувствует, как волна сплетен поднимается за его спиной. Кто этот ньют? Где он прятался до сих пор? Он пришел или уходит?

Ваша оценка для меня ничего не стоит, говорит себе Тал. Я здесь ради звезд. Ньют усаживается в конце изогнутой светящейся барной стойки из пластика и оглядывает оттуда присутствующих знаменитостей. Четырехрукий бармен с акробатической ловкостью смешивает коктейли. Тал в восторге от проворства здешних роботов.

– Что это за коктейль? – спрашивает ньют, указав на флюоресцентный конус золотистого льда, покачивающийся на одной из своих вершин на стойке бара.

– «He-Русский», – отвечает бармен, поднимая нижней рукой очередной бокал и наполняя колотым льдом.

Тал делает осторожный глоток. В основе напитка, несомненно, водка плюс что-то ванильно-сиропное, немного фруктового сока, хорошая струя немецкого шнапса с корицей… Между льдинками на дно опускаются хлопья золотой фольги.

Тут в вечеринке происходит резкий сдвиг. Все мгновенно поворачиваются в одну сторону, образовав коридор напряженных и заинтересованных взглядов, – и в одежде из шкуры белого медведя, с золотистыми лыжными очками на лбу появляется звезда – ЮЛИ.

Тал лишается дара речи. Ньют парализован присутствием знаменитости. Все ухищрения массмедиа кажутся ничтожными. Даже до появления Юли ньют боготворил суперзвезду как результат сложного творчества, в чем-то сходного с подбором актерского состава для «Города и деревни». И вот Юли перед ним во плоти, в своих ошеломляющих одеждах, и Тал потрясен. Ньют должен находиться рядом с Юли. Ньют должен чувствовать дыхание Юли, слышать смех Юли, ощущать тепло Юли. С этого мгновения в храме есть только два реальных существа. Гости, ньюты, персонал, музыканты – все становится неопределенным и расплывчатым в царстве Ардханарисвары.

Теперь Тал стоит за спиной Юли, достаточно близко, чтобы протянуть руку, коснуться, ощутить материальность божественного. Внезапно звезда оборачивается. Тал улыбается широкой глуповатой улыбкой. О господи, я выгляжу, как слюнявый дебил! Что мне сказать? Ардханарисвара, бог двойственного, помоги. Боги, от меня, наверное, воняет, у меня ведь было всего полбутылки воды, чтобы вымыться…

Взгляд Юли скользит по ньюту, смотрит сквозь ньюта, уничтожает ньюта и переходит на кого-то за спиной ньюта. Юли улыбается, раскрывает объятия.

– Какая приятная неожиданность!..

Юли проносится мимо. Теплое касание мехов, золотистый загар и скулы, как бритвы. За Юли следует свита. Кто-то толкает Тала, выбивает у него из руки бокал. Тот падает на пол, какое-то время бешено вращается. Тал стоит, ошеломленный, окаменевший, подобно многочисленным храмовым статуям иного пола.

– О, вы, кажется, потеряли свой коктейль.

Голос, пробившийся сквозь стену оглушающей болтовни, не принадлежит ни мужчине, ни женщине.

– Это никуда не годится, дорогуша. Брось, они всего лишь сборище наглых сучек, а мы для них просто часть декора.

Череп у подошедшего ньюта не такой удлиненный, как у Тала, кожа смуглая, глаза имеют монголоидный разрез: явно не обошлось без непальских или ассамских генов. В ньюте есть что-то от присущей обоим народам застенчивой гордости. Он безразличен к моде, одет в белое, обритый череп посыпан золотистой слюдой – единственная уступка современному стилю. Как со всеми ньютами, Талу трудно определить возраст подошедшего.

– Транх.

– Тал.

Они раскланиваются и обмениваются приветственным поцелуем. Пальцы у ньюта длинные и элегантные, с французским маникюром – в отличие от Таловых коротышек с обгрызенными ногтями и приплюснутых от тапанья по клавиатуре.

– Чертовски мерзко, правда? – говорит Транх. – Выпьем, дорогуша. Сюда! – Ньют стучит костяшками пальцев по стойке. – Хватит этой «He-Русской» мочи. Дайте мне джина. Два шота. Чин-чин!

После театрального, слишком навороченного коктейля бокал чистого джина с лимоном кажется таким приятным, таким охлаждающим, таким бодрящим… Тал чувствует, как ледяное пламя поднимается вверх и ударяет в голову.

– Чертовски потрясающий напиток, – замечает Тал.

– Воистину он создал Раджастан. Весь этот хинин. Сюда! – Это снова адресовано аватаре за стойкой. – Гарсон! Еще два таких же.

– О, мне больше не надо, у меня работа с самого утра, а я даже не представляю, как буду возвращаться домой, – говорит Тал, но ньют уже сует ему в руку ледяной, покрытый капельками влаги бокал.

В музыке пробивается завораживающий ритм, а по развалинам храма проносится порыв ветра, увлекая за собой тени и язычки пламени. Все поднимают глаза, задаваясь вопросом, не первое ли это дуновение муссона.

Ветер приносит в ужасный вечер толику безумия. Тал чувствует головокружение, стремление болтать без умолку и непонятное желание оказаться в каком-нибудь другом городе, на другой работе, в гуще жизни – рядом с маленьким, смуглым и таким красивым ньютом.

Дальнейшее похоже на письмена под дождем. Тал неожиданно для себя обнаруживает, что начинает танцевать, хотя не имеет понятия, как оказался на танцполе. Вокруг стоят люди и смотрят на танцы – собственно, танцует только Тал, но танцует превосходно, безупречно. Тал похож на ветер, только что пролетевший по храму и собравшийся в одном месте, в один сгусток неустанности – как непривычные шоты, как свет, как ночь, как искушение, как лазерный луч, направленный на Транха и освещающий только ньюта. Я хочу мне нужен я буду, взывающий, ну же, манящий Транха, шаг за шагом выводя ньюта из толпы, он улыбается, качает головой, я подобной хренью не занимаюсь, дорогуша, но ньют втягивается в круг непредсказуемой игрой шакти и пуруши, и Тал видит, как Транх дрожит, словно нечто – некая отверженная, демоническая ночная сущность – выскользнуло из ночной темноты и проникло в ньюта, и Транх начинает улыбаться безумной завороженной улыбкой, и вот они уже оба выходят в центр, со всех сторон окруженные музыкой: охотник и жертва, и все взгляды устремлены на них, и краем глаза Тал видит Юли, самую яркую звезду на небесах, недовольно удаляющуюся. Превзойденную.

Присутствующие ждут кульминации, но, несмотря на бесчисленные эротические скульптуры, откровенно демонстрирующие себя со всех колонн и опор храма, Тал и Транх индийские ньюты, время и место – не здесь и не сейчас.

И вот они уже сидят в такси, и Тал не знает, как и куда они едут, но вокруг темно, а в ушах эно продолжает звучать музыка, а в голове гудят шоты, но все-таки мало-помалу окружающий мир становится более упорядоченным и пристойным.

Призрак отработавших свое шотов будит Тала и отправляет в ванную за водой.

Всё еще пьяный, всё еще испытывающий головокружение от происшедшего, Тал тупо смотрит на бесконечный поток, льющийся из крана. Предрассветье окрасило комнату в сероватый цвет. За окном слышится непрекращающийся вой самолетов. Тал снова засыпает – и просыпается только от стука горничной, желающей узнать, может ли она убраться в номере.

Уже десять часов. У Тала раскалывается голова. Транха уже нет. Одежды эно, туфель эно, тонкого прозрачного белья эно. Перчаток эно. Нет. Вместо ньюта на кровати лежит визитная карточка с названием улицы, номером дома и двумя приписанными словами: «не публично».