Читать книгу Роковое наследие. Хроники Арринда - Юлия Скуркис - Страница 8

– Рансур, Рансур! Погоди же! – Карисмус догнал друга, схватил за плечо и согнулся, желая отдышаться.

– Где ты опять шлялся?! – возмутился Рансур. – Занятие вот-вот начнется, я жду тебя уже битый час. – Он собрал в кулак челку Карисмуса и приподнял за нее голову, чтобы заглянуть в глаза непутевому товарищу. Из потревоженной шевелюры выпорхнули и закружились в воздухе бледно-розовые лепестки страстоцвета, в густых зарослях которого так уютно укрываться от посторонних глаз. Рансур усмехнулся. Ответа на вопрос уже не требовалось.

– Ты представить не можешь, какую милую девушку я встретил по дороге, – улыбнулся Карисмус и задумчиво провел указательным пальцем по губам.

– Отчего же не могу? – ехидно прищурился Рансур и скрестил руки на груди, как это делал наставник по травоведению, когда наблюдал за муками студента, пытающегося припомнить ответ, которого тот никогда не знал. – Глаза, как у лани, губы – коралл, стан – гибкий тростник, ноги… Впрочем, твоя зоофлора вся на одно лицо. Поймав обиженный взгляд товарища, он уточнил:

– Согласно твоему же описанию.

Рансур посчитал, что обсудить любовные похождения они смогут как-нибудь вечерком, а сейчас надо поторопиться на занятие. Карисмус, шагая рядом с другом, призадумался: «А не поискать ли менее затасканные сравнения или попытаться придумать что-то самому?» Тяжелый вздох вывел его из состояния романтических бредней, вызванных разгаром весны и бурлящей молодой кровью. Рансур сжал губы в ниточку, покачал головой и прибавил шагу, всем видом показывая, что он думает о разгильдяйстве товарища.

Карисмус бросил взгляд на башенные часы. Из внутреннего двора восточного крыла академии был виден только краешек циферблата, но как раз тот, что нужен. Да, времени в обрез, а он, позабыв обо всем на свете, опять заставил друга ждать. Над флюгером часовой башни в прозрачно-голубой выси плыли кудрявые облачка, ярко светило солнце, не иначе как испуская особые лучи, из-за которых пропадало желание учиться. Звук шагов Рансура отражался от массивных каменных стен и возвращался эхом, в коем Карисмусу чудился укор. «Вот ведь умеет, ни слова не говоря и даже не глядя, заставить устыдиться!» – подосадовал он и спросил у друга:

– Неужели ты из камня?

– Сначала я получу степень магистра, – ответил Рансур.

– А потом?

– Потом видно будет.

– Ага, когда у тебя все атрофируется от бездействия.

Рансур кинул на друга сердитый взгляд, но Карисмус только взъерошил волосы, добавляя прическе лохматости, как того требовала мода, и пожал плечами. Он тоже собирался получить степень магистра, при этом не отказывая себе в удовольствиях. Да, иной раз он не успевал как следует подготовиться к занятиям, приходилось обращаться за помощью к тому же Рансуру, с которым они делили тесную келью студенческого общежития.

Вообще-то совместным проживанием их отношения не ограничивались. Карисмус и Рансур подружились сразу и навсегда; их сближению послужило то, что оба оказались рипенцами, а после выяснилось – они замечательно дополняют друг друга. Порывистость одного сглаживалась спокойной рассудительностью другого. Базарный юмор простолюдина, соседствуя с холодной ироничностью представителя высшего общества, впитывал в себя ее аристократизм, и в свою очередь, заражал бесшабашной веселостью, в приступе которой можно отпустить себя и не стыдиться любви к банальным вещам.

В той среде, где вырос Карисмус, над плоскими шутками было принято хохотать, запрокинув голову. А смеялся он так заразительно, так искренне радовался жизни, что Рансур невольно завидовал той легкости, с которой друг относился ко всему на свете. Карисмус не мог похвастаться происхождением и на первых порах был благодарен, что сосед не кичится своим. Он даже сочувствовал Рансуру: принадлежность к высшему обществу налагала на беднягу столько мыслимых и немыслимых обязательств, что и в сновидениях он бы не посмел нарушить строгий этикет.

Кастовость в Харанде имела под собой иную основу, нежели в Рипене, и потомок знатного, хоть и обедневшего рода оказался под одной крышей с плебеем. Талантливым плебеем. Будь Карисмус чуточку усидчивей, он бы не отставал от Рансура на магическом поприще, но трудно превратиться в камень тому, кто подобен воде, причем кипящей. В Харанде ценились магические способности, они же позволяли взобраться наверх по иерархической лестнице или, по крайней мере, обеспечить их обладателю безбедное существование. Высокие должности являлись неоспоримым наследием коренных жителей, за редким, можно даже сказать, редчайшим исключением. В общем, Карисмус и Рансур делили не только тесную келью, но и хлеб, разделяли страсть к магии и оба учились в кредит, что уравнивало их статус.

Занятия по боевой магии проходили на открытом воздухе, на верхней площадке северной башни. У зубчатой стены сваленный в кучу лежал металлический лом, непригодный к использованию, но это лишь на первый взгляд. Мастера трансформации могли создать из этих огрызков и меч, и копье, и звезды, в общем, что душа пожелает. Особых умений это не требовало, большинство армейских служак могли провести заточку оружия или даже срастить поломавшийся во время боя клинок и некоторое время поддерживать его целостность.

Мастерством более высокого уровня обладали маги, работавшие с разными стихиями. Помнится, преподаватель излагал материал о премудростях трансформации воздушной и водной среды со скучающим видом и оживился, только добравшись до своей епархии – огня. «Да здравствует пульсар! – на свой лад законспектировал Рансур его славословие. – Не тот, что освещает помещения, а убийственный, взрывной, испепеляющий – гордость боевого мага, центральный символ на щите военного отдела». Иногда он позволял себе побыть несерьезным, в своем конечно стиле.

То первое занятие, на котором преподаватель продемонстрировал основы боевых техник, произвело на Карисмуса неизгладимое впечатление. Он даже не конспектировал, в отличие от Рансура, все и так прекрасно запомнилось. Неприятно кольнуло заявление, что иноземцы не могут поступить на военные кафедры, за исключением самых талантливых, готовых присягнуть магократии.

Харанд уже давным-давно ни с кем не воевал, по крайней мере, на своей территории, но беспрестанно повышал военную мощь. Боевые маги проверяли себя в деле, становясь наемниками при решении конфликтов между соседними государствами, конечно же с учетом интересов внешней политики своей страны. Впрочем, бряцание оружием в последние столетия приобрело ритуальный характер. Оно обычно проходило под строгим, хоть и негласным контролем со стороны Харанда и с неизменной на него оглядкой.

По особому распоряжению столичной академии все студенты обязательно посещали факультатив по боевой магии, даже иноземные. На то имелась простая причина: чтобы ощутили свою беспомощность, прочувствовав мощь харандской военной машины.

Когда друзья влетели на площадку башни, запыхавшиеся от бега по лестнице, пятеро старшекурсников с военной кафедры уже выстроились в шеренгу. Их лица скрывались под масками. Боевая магия – магия профильная, как и любая другая. На факультативах студентов учили методам защиты, но при этом всегда предупреждали, какого рода нападение придется отражать. На войне противник не окажет подобной любезности, равно как и студент с военного кафедры никогда не обмолвится, в чем он особенно силен, а собираясь применить умения, заранее скроет лицо.

Группа «Кши» – двенадцать человек, считая Рансура и Карисмуса, – выстроилась напротив старшекурсников. Здесь наверху не на шутку разыгрался ветер, мантии студентов надувались парусами и хлопали под его порывами. Карисмус поежился и про себя чертыхнулся. Ему и без того не нравился проклятый факультатив, не хватало еще подхватить простуду. Он глянул за стену академии, где шедшие по улице горожанки придерживали юбки, норовившие воспарить. Вдоль торговых рядов небольшого рынка – а какой еще может быть рынок в Миране, городке настолько маленьком, что впору селением называться? – носилась ребятня, сновал по улицам деловой люд. Но о том, как шумно за стенами академии, можно было только догадываться – защитный купол не пропускал звуков, чтобы не отвлекали от учебы, а вот запахи то и дело просачивались. У Карисмуса живот подвело, когда порывом ветра принесло аромат жареного на углях мяса.

Преподаватель придирчиво оглядел студентов, нерадивых и бесталанных по определению. Его тоже мало радовала перспектива бездарно потратить время. Карисмус подозревал, что этого угрюмого седовласого человека вообще ничто не радовало. Весна уж точно не производила на него должного впечатления. Скрестив руки на груди, преподаватель монотонно излагал основы и особенности защиты от заклинания окаменения. Если бы не бодрящий ветер, Карисмус точно задремал бы. Эту защиту они отрабатывали уже третье занятие, и чувство опасности притупилось.

Провели тренировку. На взгляд Карисмуса, его сокурсники работали слаженно, и сам он чувствовал себя уверенней, чем в прошлый раз. Но судя по тому как морщился преподаватель, среди студентов группы «Кши» он уже не надеялся подыскать будущих военных специалистов. Как будто в Харанде их недостаточно.

Преподаватель кивнул старшекурсникам, разрешая нанести последний удар в полную силу. Все произошло так быстро, что Карисмус и моргнуть не успел, равно как удивиться и перепугаться, когда Рансур оттолкнул его. Перевалившись через ограждение, Карисмус полетел вниз и распрощался бы с жизнью, грохнувшись с такой верхотуры на каменную мостовую, но каким-то чудом сумел ухватиться за флаг академии, закрепленный на четырех растяжках на стене башни. Верхние крюки жалобно застонали, подались из каменной кладки, но удержались. Карисмус как клещ вцепился в полотнище, соскользнул по нему, обдирая ладони, и замер на середине, уткнувшись в девиз магической академии «Знание – сила».

Высоко над головой мутной поволокой прошла волна заклинания боевого мага. Карисмус так и не понял, кто именно из их группы не удержал защиту. Подобное время от времени случалось, об этом шептались в тишине спален, рассказывали жуткие истории о сорвавшихся, но за пределы стен академии слухи не распространялись – договор о неразглашении свято соблюдался.

Карисмус заставил себя слегка разжать пальцы, чтобы сползти к нижнему краю флага. До земли оставалось каких-то два-три метра, но удар оказался ощутимым. Приземлившись он клацнул зубами так, что едва не отхватил кончик языка. Его трясло от пережитого испуга, но дрожь моментально прошла от одной мысли: «Что с Рансуром?».

Карисмус бросился в башню, кровь стучала в висках, перед глазами мелькали ступеньки, на миг он ослеп, выскочив из сумрака на залитую солнцем площадку. Вокруг лежавших на полу тел суетились старшекурсники и преподаватель. Некоторые студенты уже пришли в себя, но находились в прострации. Карисмус подошел ближе и увидел Рансура. Он даже представить не мог, что смуглый парень способен сделаться таким бледным, почти белым. Карисмус кинулся было к другу, но кто-то схватил его за шиворот и остановил.

– Он принял удар на себя, – произнесли над ухом.

Карисмус растерянно обернулся. Он мог только догадываться о смысле сказанного. Неужели этот парень под маской утверждает, что Рансур сумел преобразовать заклинание, идущее фронтом на группу, в узконаправленную эманацию? Впрочем, после того как он спас другу жизнь, логично предположить, что без попытки защитить остальных не обошлось. Безнадежной, отчаянной попытки.

Конечно Карисмус мог переломать кости, возможно, свернуть шею и скончаться после недолгих конвульсий, но это лучше того, что ожидало остальных. Сорвавшиеся – такие вот пострадавшие от действия разрушительной магии, – навсегда исчезали из академии. По официальной версии, они отправлялись на лечение, но никто и никогда не видел выздоровевших.

Одного за другим студентов отнесли вниз. Некстати закончились лекции у младших курсов, и учащиеся высыпали из корпусов, но их моментально разогнали. Карисмус не желал покидать свою группу, а главное, Рансура, но его никто не слушал. Требование разойтись по кельям распространялось на всех без исключения.

Карисмус мерил шагами узкое помещение, иногда задерживался напротив пустой, аккуратно застеленной кровати друга. Он совершенно извелся, но не мог заставить себя думать о чем-то другом. Взгляд упал на стопку учебников – один комплект на двоих из-за стесненности в средствах. Карисмус на минуту присел к столу, провел пальцами по корешкам книг с тиснением иероглифов и узоров, но так и не выбрал, за какую дисциплину взяться. Да и зачем? Все равно занятия отменили, по той простой причине, что проводить их не с кем. Нет больше группы «Кши». И пока руководство занималось доставкой необходимых бумаг в нужные инстанции, Карисмус вынужден был слоняться из угла в угол в ожидании известий, не находя себе места. Несколько раз он порывался отправиться в лазарет, но останавливался на пороге, понимая, что его и близко не подпустят. Все, что оставалось – ждать.

Вечером дверь в келью распахнулась, и Карисмус в недоумении уставился на двоих вошедших, а те с не меньшим удивлением – на него.

– А ты кто такой? – спросил высокий сутулый очкарик.

– Я-то здесь живу, – сказал Карисмус, – а вот какого хрена вы сюда приперлись?

– Э нет, здесь уже никто не живет, – ухмыльнулся очкарик, – теперь это наша келья. Наконец-то переберемся на солнечную сторону.

Он порылся кармане, погрузил руку в недра своей накидки по самый локоть и наконец извлек что-то из-за подкладки.

– Вот бумаги!

Карисмусу предъявили ордер, выправленный по всем правилам.

– Что это значит?! – возмутился хозяин, пробежав взглядом по строчкам.

– Да ничего особенного, – развел руками второй паренек, что прятался за спиной очкарика. – Я сегодня оформлял документы, где сказано, что группа «Кши» выбыла из общежития в полном составе. Не понимаю, как ты умудрился разузнать об этом раньше, но могу поручиться – ордера на эту келью у тебя нет. Так что выметайся! – щуплый повысил голос и даже привстал на цыпочки. Чтобы казаться выше?

До Карисмуса внезапно дошло, что случилось. По нелепой случайности, ошибке при составлении бумаг его причислили к сорвавшимся. Еще не отчетливо сознавая, что делает, он вытащил из-под кровати дорожный мешок, наспех затолкал в него вещи. По наитию прихватил и второй – с пожитками друга и вышел в коридор, протиснувшись между новыми жильцами.

– Вот и правильно, – донеслось до него, – проваливай, нечего занимать хорошие кельи без разрешения.

В сердцах Карисмус швырнул на пол пожитки и развернулся. На лицах новых хозяев отразился испуг, но захлопнуть дверь перед его носом те не успели. Карисмус оттолкнул студентов так, что те повалились на кровати, сгреб со стола забытые книги и вышел. Дверь с тихим скрипом притворилась, за ней послышались торопливые шажки и сбивчивый шепот: читали запирающее заклинание.

Стиснув зубы и сердито сопя, Карисмус распихал книги по дорожным сумкам. С каждым томом была связана какая-то история. Вот этот с надорванным корешком напоминал о завороте кишок. Они с Рансуром долго копили деньги, чтобы купить эту проклятую «Энциклопедию великих открытий», самым впечатляющим из которых для Карисмуса явилось эмпирическое знание о том, как пагубно влияет на здоровье поедание теста. Ну не успел он заглянуть в кастрюлю, что первой попалась под руку, в то краткое мгновение, когда появилась возможность стянуть ее с кухни. Только Рансуру могла прийти в голову такая сумасшедшая мысль: продать сокурсникам талоны на питание, чтобы хватило денег на книгу.

А вот этот поистине антикварный образец допечатной культуры они приобрели… Шаги за поворотом коридора прервали поток воспоминаний, и Карисмус, торопливо повесив сумки на плечи, заспешил прочь. Во дворе юноша накинул на голову капюшон и нырнул в сумерки. Он углубился в парк и присел на скамью под «мертвым» фонарем. Она утопала в разросшихся кустах страстоцвета – надежный укромный уголок для влюбленных. Потому-то фонарь над скамьей и постигла такая печальная участь: пребывать в хронически заколдованном состоянии. Иногда управляющий наводил порядок в своих владениях, и освещение вспыхивало во всех закоулках академии. Но не проходило и двух дней, как фонарь над заветной скамейкой вновь окочуривался. Заклинание передавалось из поколения в поколение, и каждый следующий курс добавлял в его сложную вязь что-то свое. Это была своеобразная дуэль между студентами и наставниками, что из года в год противостояли тьме во всех смыслах, ведя желторотую смену по пути знаний.

Карисмус упер локти в колени и обхватил голову руками. Почему он не показал тем двоим, что почем в этой жизни, а просто молча ушел? На него это не похоже. Но разве мог он оставаться в той келье возле пустующей кровати друга?

Первые капли дождя упали на дорожку, забарабанили по молодой листве. Юноша засунул дорожные сумки под скамью, чтобы не намокли, и подумал: «Нужно попрощаться с Рансуром, повидать в последний раз».

По странному стечению обстоятельств он еще утром договорился, что после заката наведается в лазарет. Уж больно хороша была юная травница, а ее ночное дежурство открывало заманчивые перспективы. Только теперь Карисмус направлялся в лекарское крыло с другой целью.

Вот оно заветное окошко и рама чуть приоткрыта; внутри полумрак. Гигантские светлячки в стеклянных шарах слабо освещали помещение. Специфический запах лазарета впервые показался Карисмусу неприятным. Он проскользнул между пустых коек и осторожно выглянул в коридор.

Карисмус не единожды тут побывал, не из-за проблем со здоровьем, а исключительно по воле очаровательных травниц. Иноземки не соблюдали строгие нэреитские заповеди, столь почитаемые в Харанде.

Карисмус тихо крался по коридору и осторожно заглядывал в палаты. Он подозревал, что группу «Кши», разместили в полном составе в большой палате. Таковых было немного и пустовали эти помещения чаще других, поэтому идеально подходили для ночных свиданий. Удача не заставила себя ждать, и вскоре он обнаружил ребят.

Студенты спали, и такому сну более всего подходило определение мертвый. Карисмус обошел палату, но Рансура среди «выбывшей» группы не было. Шаги в коридоре заставили его спрятаться под кроватью и затаиться. В палату вошли две девицы, Карисмус признал в говорившей ту самую травницу, что назначила ему свидание.

– А я все жду – отчего ж не идет? – всхлипнула она. – Спасибо Рестель, хоть взгляну на него еще разок. Уж такой был хорошенький. Целовала бы и целовала!

Девушка переходила от кровати к кровати, разыскивая своего красавца, а другая осталась у двери и еле слышно пробормотала: «Мерзавец!».

До Карисмуса не сразу дошло, что речь о нем. Травница тем временем обошла палату, останавливаясь у каждой кровати.

– Его здесь нет.

– Значит, погиб, – сказала другая девушка, – но в холодные подвалы я не пойду.

– Одной мне боязно.

– Не пойду!

Всхлипывания, удаляющиеся шаги. «Погиб, погиб», – застучало в висках. Карисмус целый день обманывал себя, обманывал, когда шел в лазарет, обманывал, когда искал Рансура в палате. Но холодные подвалы!.. Это означало только одно: Рансура примутся разбирать на части во славу науки. «Как будто крыс и кроликов недостаточно! Не допущу!» – Карисмус выбрался из-под кровати и, распахнув окно, выпрыгнул в ночь.

Холодные подвалы не запирались. До сих пор даже среди вечно голодных студентов не находилось желающих украсть замороженный труп: кто знает, от чего умер тот или иной кролик. Это хранилище предназначалось для подопытных животных, тем больнее было найти там Рансура.

Свет пульсара выхватил бледное лицо друга.

– Не позволю! – прошептал Карисмус. – Пусть арестуют, но я им не позволю… Я отвезу тебя в храм Лита.

Он задохнулся рыданием, но сумел взять себя в руки. Сейчас время действовать, а не оплакивать мертвых.

Тело Рансура оказалось неожиданно тяжелым и одеревеневшим. Его одежда заиндевела и примерзла к камню. Она оторвалась от ложа с противным хрустом, и звук принялся эхом гулять под низким сводами подвалов, от чего Карисмуса пробрала дрожь. У него не было никакого плана, равно как и времени на его составление. Он с трудом выволок тело на улицу и затравленно посмотрел по сторонам: «Только бы никто не увидел!»

Очень кстати подвернулась тележка садовника. Юноша уложил на нее друга и, прикрыв плащом, повез через парк. По дороге прихватил вещи, что припрятал под скамьей влюбленных. Односторонний защитный контур позволил беспрепятственно выйти за ворота академии на пустынные в этот час городские улицы.

Карисмус шел, не останавливаясь, пока солнце не начало припекать. Уже прошло много времени с тех пор как ему попалась одинокая лачуга, другого жилья не встречалось. Неосмотрительно было давать Рансуру клятву доставить его в храм Лита, ведь в Харанде их мало. Беглец повернул на обочину, закатил тележку в кусты и переложил тело на землю, где прохладнее. Дал слово – держи, тем паче – на обряд в нэреитском храме денег все равно нет. А когда у студентов водились деньги? Но даже добросердечный, всепрощающий Лит сочтет оскорблением, если в его храм приволокут разложившийся труп.

Карисмус понял, что загнал себя в угол, и обратной дороги нет: поздно причитать: «Что я натворил?!». Украл тело, бежал из академии, обманув кредиторов, как заправский мошенник, взявший в подручные смерть. Ведь по бумагам он – сорвавшийся.

Карисмус отер пот со лба, солнце жарило как летом. Тело Рансура следовало охладить. Но как – без должных навыков? Любые мало-мальски хорошие идеи требовали для воплощения либо подручных средств, либо знаний и умений, которыми студент-недоучка не обладал.

– Что мне делать, Рансур? – прошептал он. – Ты всегда знал, как поступить. Мне оставалось отбросить гордыню и спросить. Сейчас я готов признать, что был неправ абсолютно во всем, что бы ни делал, что бы ни говорил, готов ползать в пыли, но ты все равно не ответишь.

Карисмус прижался лбом ко лбу Рансура, плакал и просил прощения за то, что остался жив, что не он защитил друга, благородный род которого теперь прервется. Он много за что просил прощения, в том числе за плебейскую неуклюжесть: серебряный медальон ученика академии выскользнул у него из-за ворота и лежал на губах Рансура, пока юноша предавался скорби. Карисмус приподнял его за цепочку и увидел, что с одной стороны блестящий кружок запотел. Это моментально разуверило юношу в том, что смерть вступила в свои права.

– Ублюдки! – с ненавистью крикнул Карисмус, оглянувшись в сторону покинутого им города. – Записали в мертвецы и умыли руки. Я проклинаю вас! Проклинаю!

С болью и отчаянием он посмотрел на друга. Беглый студент понятия не имел, как пробудить сорвавшегося от мертвого сна. Никто этого не знал, иначе харандские архимаги не дали бы распоряжения поместить тело в холодные подвалы. Но Карисмус преисполнился решимости сотворить невозможное, и ничто не заставило бы его передумать, как и нарушить клятву, которую он дал другу, стоя на коленях среди чахлых листков подорожника, призвав богов быть свидетелями. Он выбрал путь, оставалось ему следовать.