Читать книгу ЦУ ГЕЗУНД! Повести и рассказы - Зосима Тилль - Страница 6

«Интересно, где сейчас мой Человек?..» – Амурова подошла к окну, но вместо того, чтобы закрыть фрамугу, распахнула настежь створки и задумчиво оглядела окрестности. На улице под первыми каплями зачинавшегося ливня пытался гулять своего в меру небритого хозяина давно уже требовавший стрижки жизнерадостный пёс. В окне напротив за занавешенными легкими шторами играли спектакль театра теней два активно жестикулировавших силуэта, в которых, если приглядеться и немного домыслить, можно было предположить пару любовников, готовящихся в обеденный перерыв занырнуть в быстрый омут постполуденного адюльтера.

«…Какого цвета у него глаза? Что он пьёт по утрам, по каким улицам гуляет, о чём мечтает в полуночной тишине, какое у него имя…» – Любовь Купидоновна прикурила тонкую сигарету с зелёным колечком на фильтре и продолжила наблюдать за происходящим в окнах напротив. «Имя… В стремительном потоке имён за всю жизнь можно никогда не встретить своё родное. Можно миллион раз входить в бурную реку головокружительных отношений или в тихий омут тайных встреч, но так и не столкнуться с миром, хоть чуточку похожим на свой собственный».

Занавески напротив расшторились, явив взгляду Амуровой абсолютно голого мужчину, пытающегося с боями отворить створки окна. Получалось с трудом. По всему было видно, что ему это было покамест в новинку.

– Да ни от кого я тебя не скрываю! Вот, пускай все всё видят! Нет у меня ни от кого никаких тайн! – крикнул мужчина за себя, в конце концов подчинив шпингалет собственной порывистой воле.

– Не истери! Истерика – это аллергия на обиды, – ответил ему волевой женский голос из глубины, открывшейся взгляду Амуровой просторной комнаты с широкой двуспальной кроватью, называемую в народе «сексодромом».

«Оба-на! Какие люди и без трусов!» – только и смогла, что охнуть Любовь Купидоновна, узнав в нагом импульсивном отворяльщике не кого иного, а Раздрая Коллективовича Разрушаева, противного внешне и внутренне кризисного менеджера, не так давно пришедшего в их тихое и спокойное «Кое-где» неизвестно откуда. Методы, которые он использовал в своей работе были теми ещё. Раздрай не то, что «менеджерил», он просто-таки изображал из себя Верховного, гнобя и понукая всех и вся за каждую малейшую провинность. За это он фактически сразу же получил среди конторских партийную кличку «Раздай».

Импульсивный порыв Разрушаева, помимо ничем не прикрытых достаточно внушительных достоинств своего обладателя, во всей красе явил взгляду Любови Купидоновны обычно скрытый от посторонних глаз потаённый мир стандартного номера «отеля на час», для пущей маскировки закамуфлированный цветами на подоконнике и по-домашнему уютными шторками.

«Так вот он ты каков, злачный мир порока и разврата!», – подумала про себя Амурова. – «А что же я? Я создала свой мир. В нём тихо, уютно и чисто. Иногда даже весело. В нём звучат любимые мелодии, царят все оттенки зелёного, цветут ромашки и пахнет шоколадом. Но ещё ни один Мир, какие бы звуки не сочетались в его имени, не вошёл в него до конца. Все, либо приоткрыв дверь и поняв, что им не по силам такая многогранность, предпочитали наследить на пороге и уйти по-английски, либо, так и не набравшись смелости, подглядывали в замочную скважину.

Ну и шут с ними! Слабаков в попутчики я не желаю! Только иногда, когда за дверью остаётся шумный город, вздыхаю тихонечко: «Где же ты – мой Человек…» Что это? Сдобно-ванильное очарование из булочной на углу? Или просто Ветер Новых Надежд… Нет, просто минута слабости… Скоро я опять отстрою свою крепость, надену броню… чтобы никто не достучался и не сделал больно… И хрен с ним, сама куплю себе новую стиральную машину!»

Тем временем, в раскрытом настежь окне напротив к оголённому импульсивному Раздаю присоединилась не более его одетая женщина аппетитных форм, в которой Любовь Купидоновна без труда узнала Злату Рубиновну Драгоценную, начальницу отдела чувственной энтропии, самого странного и фантасмагоричного места в «Небесной канцелярии», где традиционно царил порядочный хаос. Или хаотичный порядок, это – когда как. Злата попала в контору практически одновременно с Разрушаевым и, как теперь обнаруживалось, таким уж простым совпадением это отнюдь не являлось.

«А что?» – задумчиво хмыкнула Амурова. – «Наша Златушка-то, оказывается, вполне себе даже ничего! Как по мне, так женщина должна быть женщиной и по формам, и по их содержаниям. Повсеместная одержимость недосформировавшимися до женских размеров подростково-девичьими телами подспудно нашёптывает мне что-то о латентной педофилии, а местами даже о педерастии и склонности к инцесту адептов этой веры. А Раздрай? Ну, что сказать? Все женщины мечтают о ласковом и нежном любовнике, наша Драгоценная здесь, думаю, не исключение. Но, к сожалению, у ласковых и нежных мужчин любовники уже есть…»

Дождь усиливался. Решив не травить себе душу и не томить и без того утомлённое дачным садо-огородо тело, Любовь Купидоновна закрыла окно и вернулась на рабочее место продолжать своё подневольное знакомство с текстом приоритетного обращения, так некстати капнувшего по её душу в самом начале этой рабочей недели.

«…Как и было обещано, Он появился ровно через час. В чём-чём, а в пунктуальности он мог смело соревноваться разве, что с представителями арийской нации. Свежий, в новой трендовой одежде и в сопровождении бесподобного древесно-табачного аромата. Как же Он был хорош! В тот момент мне даже в голову не приходило требовать объяснений. Почти без чувств я упала в его крепкие объятия и… Наши первые, прекрасные недели повторились снова.

На тот момент мне было не важно – где Он пропадал. Моё чувство, вспыхнувшее с новой силой, ликовало от того, что этот бродяга был рядом. Состояние абсолютного счастья обездвижило белкино колесо. Мы строили планы, Он ходил на собеседования, потом на стажировку. Я снова приносила в дом вкусняшки и, как белка – тащила и тащила провиант и прочее. И снова верила. Верила, как доселе никогда. Верила в то, что летом мы поедем на море. В то, что вскочу на подножку последнего вагона и наконец-то услышу заветное «мама» в свой адрес. Что на море мы поедем не иначе, как на собственной машине. Верила и любовно собирала в контейнеры «тормозки» Ему на работу. А вечером приползала домой после очередного трудного трудового дня и жалела Его. Долго гладила по голове, мирно расположившейся на моих коленях, перебирала смоляные волосы, слушала его рассказы о прошлой жизни и искренне удивлялась: «Такой парень! И за что эта женщина с ним так? Эх, и почему мы не встретились раньше?!».

А через несколько недель Он не вернулся с работы. И всё повторилось снова. Он исчез. А вместе с ним исчез и ноутбук, который мне очень был нужен для работы.

Как ноутбук появился в моем доме – отдельная история. «Зайка, закажи себе железку в интернет-магазине. Я оплачу!». А когда приехал курьер с давно мной желаемой техникой, то прозвучала фраза: «Оплати со своей кредитки, мне на днях зарплату дадут, и я возвращу всю сумму». Ничего не оставалось, как выполнить – курьер стоял в прихожей, товар был распакован, назад дороги не было.

Белка снова вошла в колесо… Только в этот раз она не бежала, как ошалелая, а пыталась медленно идти, но колесо упорно возвращалось и возвращало её в исходную позицию…

– Когда тебе плохо на душе или ищешь выход – пеки «Наполеон» – говорила мне в детстве бабушка.

– Зачем? – недоумевала десятилетняя я.

– Пока будешь с тестом колдовать, да коржи потоньше катать, да пока испечёшь их, так и решение придёт. А когда миску от крема облизывать будешь, то и выход найдёшь.

На дворе уже хозяйничали ночные фонари и звёзды. А я, превозмогая дневную усталость и чувство опустошения плелась в ночной магазин. Набор продуктов, набранных мною в корзину, удивил не только продавца, но и «элитных» ночных покупателей. Пока возвращалась в ещё недавно наполненное любовью и нежностью гнёздышко, сон совсем пропал. И я стала печь любимое с детства лакомство. Последним штрихом в создании кондитерского шедевра у нас с бабушкой был фирменный знак – помимо крошек мы украшали тёзку знаменитого полководца ягодами. Какая бы я ни была практичная, но ягод в моём вновь собираемом стратегическом запасе провианта не оказалось. Сколько бы я не перебирала содержимое «морозилки» столько мне приходила на ум поговорка про поиск отсутствующей чёрной кошки в тёмной комнате. Так же было и с выходом. Та же участь ждала и решение. Констатировав факт, что имеется полнейшее отсутствие ягод, выхода и какого-либо решения, я поставила торт в холодильник, электронные часы которого издевались, показывая утро, и рухнула на небольшой кухонный диванчик. Морфей тут же обнял меня. Свои объятия он раскрыл далеко за полдень.

В окно совсем уже по-летнему пригревало апрельское солнце. Я вскочила, схватила телефон и нажала на разблокировку. В голове стучало: «Опоздала! Будет прогул! А это депремирование!». Телефон, как оказалось, тоже предпочёл не показывать «обои», а находится в тех же объятиях, из которых я минуту назад освободилась. Он попросту «сдох». Зарядное устройство, как назло, нашлось с девяносто десятой попытки. Одной рукой я пыталась чистить зубы, другой включить «мертвеца». Наконец-то он ожил… Я стала звонить руководству. Но у всех троих боссов было «занято» … Отчаяние моё достигло апогея, и я разрыдалась… Через какое-то время мне перезвонил «генеральный». Благо он был хорошо воспитан и всегда отвечал на пропущенные.

– Простите, Роман Николаевич, я так вчера устала, что сегодня проспала – плакала я в трубку вместо «Здравствуйте!» – Я сейчас же возьму такси и уже через час буду на работе. Простите, что подвела!

– А Вас сегодня нет в расписании. Среда. Ваш законный выходной. Отдыхайте…»

От чтения Амурову отвлекло тихое, но настойчивое журчание. Поверх очков Любовь Купидоновна окинула комнату недовольным настороженным взглядом, с подоконника на пол стекал тонкий ручеек. «Ну что я за растяпа!» – обнаружив источник звука, обескураженно выдохнула она. – Окно закрыть закрыла, а про фрамугу забыть забыла. Не хило же мне тут дождичком-то… вспрыснуло!.. Интересно, как там у Разрушаева и Драгоценной с этим?» Она оторвала от рулона бумажных полотенец добрый моток салфеток, подошла к окну и кинула их на пол – промокать образовавшуюся лужицу. В окне напротив зашторивала занавески, успевшая к тому моменту облачиться в офисное, Злата Рубиновна. Ливень так и не думал заканчиваться. Видимо, у Разрушаева с Драгоценное пошло что-то не так, ибо продолжение театра теней не заставило себя ждать, стоило только шторам скрыть его одевшихся к той поре марионеток от внимания посторонних глаз. «Наверное, не туда попал!», – с ехидцей заметила про себя Амурова и закурила.

«О чём спорят эти двое в таком красивом окне, любовно украшенном цветами и красивыми шторами? И что это за причудливые тени в окне рядом?» – размышлял мужчина, который стоял под проливным дождём и держал в руке один конец поводка, на другом конце которого пытался «гулять» лохматый пёс, чья философского вида мордашка заставляла улыбаться даже равнодушных к собакам городских бизнес-спринтеров. Никогда не обращая внимания на погоду, они постоянно бежали по своим делам, но при встрече с мохнатым созданием, всем своим видом, показывающим: «Ну вы что не видите – я думаю…», останавливались, улыбались, но снова продолжали свой ежедневный бег.

Сигареты намокли, спички постигла та же участь, и мужчина, скомандовав псу: «Ко мне, Крендебобель!», потихоньку побрёл домой, продолжая размышлять про окна…

«Кто такой „крендебобель“?» – на секунду задумалась Любовь Купидоновна. – «Должно быть, это – бобель, который ходит кренделем… Кстати, о кренделях. Неплохо было бы чего-нибудь перекусить, а то уже как-то под ложечкой, тьфу ты, сосёт…»

Амурова обуздала так не к месту разыгравшуюся фантазию и направилась в буфет с тайной надеждой за кружечкой двойного эспрессо со сливками обсудить увиденное, а если останется время, то и прочитанное, с его гостеприимной хозяйкой Лореттой Демаровной Сочиевой.