Читать книгу Собрание сочинений в шести томах. Т. 5: Переводы. О переводах и переводчиках - Михаил Гаспаров, М. Л. Гаспаров - Страница 38

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЕ ПЕРЕВОДЫ
КАРТИНЫ, 1

Оглавление

ЭМИЛЬ ВЕРХАРН
Из «Призрачных деревень»

Перевозчик 17/60

Перевозчик гребет к бурному берегу,

     А в зубах зеленая камышинка.


Крут поток,

     И все дальше облик на берегу.


Сломлено весло.

     Смотрят очи окон и циферблаты башен.


Сломлено другое.

     Все отчаянней облик на берегу.


Сломлен руль.

     Меркнут очи окон и циферблаты башен.


Он без сил.

     Только слышен голос на берегу.


Рвется взгляд

     В умирающий голос на берегу.


Море раскрыло пасть.

Гибнет страсть,

     Но жива в волнах зеленая камышинка.


Рыбаки 15/88

Ночь. Снег.

Река. Луна.

Огоньки. Рыбаки.

Судьбы в безднах. Неводы над безднами.


     Полночь бьет.


Сырость. Сирость. Безмолвие. Онемение.

Каждый тянет свое из черных вод:

Боль. Беду. Нищету. Раскаянье.


     У реки ни конца и ни начала.


Тишь. Смерть.

Не дырявит туман кровавый факел.

Люди удят себе погибель.


     А над спинами, над тучами, над мраком —

     Светлокрылые звезды в голубизне.


Но застывшие этого не чувствуют.


Столяр 12/75

Столяр знания

Шарит вздыбленным мозгом

В золотой ночи мирозданья.


Блеклый взгляд сквозь очки,

Растопыренный циркуль, отвес, лекало,

Тень от рамы крестом на верстаке.


Мир сквозь ум

Точится в квадраты, триангли, диски —

Без огня и даже без тоски.


     Эти диски – как просфоры причастия.


Он умрет – и будут играться дети

Безделушкой вечности.


Звонарь 15/78

Как слепые быки, ревет гроза.

     Молния в колокольню!

Запрокинутый звонарь в вышине —

И набат над площадью

     Громом рушится в зернистые толпы.


     Колокольня осыпается искрами.

Звонарь бьет в безумье и в страх.


     Колокольня по швам в разрывах пламени.

Дико пляшут колокола.


     Золотые щупальца вкруг помоста.

Звонарь вызвонил погребальный зов.


     Раскололись стены.

Черными углами метнулись колокола.


Звонница иглою в земле.

     Звонарь мертв.


Канатчик 21/106

На столбах крюки, на крюках волокна,

За столбами поля и закатный горизонт,

А перед столбами канатчик

Сучит вервь из волокон и лучей, —

Отступая вспять, вспять, вспять,

Тянет из заката пыланье далей.


     Там бушует ярость веков,

     Полыхают путеводные молнии,

     Красной пеной кипят отравы.


По дороге пыльной, вспять, вспять,

Тянет на канате буйные дали.


     Там пылает металл в плавильнях,

     Жизнь и смерть из реторт взрывают мир,

     Знанье бьет крылами над гробом Бога.


Меж рекой и лугом, вспять, вспять,

Тянет к яви строгие дали.


     Там сплотится мечта и мысль,

     Там закон осенит покой,

     Там в любви отразится Бог.


Вспять —

На канате звездные дали.


Могильщик 21/115

     В черном зеве ямы рябит могильщик.


Кладбище – сад гробов и кипарисов.

Треснутые плиты, отравленная пыль.


     Яма ждет покойников нищеты.


Все дороги сползаются к кладбищу,

А в гробах – окоченелая страсть,

          размозженная доблесть,

          догнивающая любовь —


     Колокольный звон над могильщиком.


          – выдохлось вдохновение,

          расползается мысль —


     Над могильной пастью стоит могильщик.

          – непрощенные обиды,

          неуслышанные мольбы —


В стуке комьев земли по крышке гроба.


          Это в хрусте костей

          Настоящее


     Отгрызает прошлое у будущего.

Над могилой – холм.

Над колоколами – гудящий ужас.

И могильщик вбивает черный крест.


Из «Полей в бреду»

Лопата 16/48

Серая земля, серое небо,

Голый луг, стылый холм.

Встала мертвым деревом, воткнута холодным железом

Лопата.


     Начерти на глине крест.


Сад дик, дом пуст, на полу зола.

Богородица упала из ниши.


     Начерти над домом крест.


Трупы жаб в колеях, стоны птиц над колеями.


     Начерти над степью крест.


Вырублены деревья.

Смолкли колокола.


     Начерти над миром крест.


Солнце ворочается, как жернов.


     Над взбухшим трупом земли —

     Лопата.


Из «Городов-спрутов»

Заводы 21/105

Красные кубы, черные трубы

Верстами в ночь, —

Желтоглазые над смолью каналов,

День и ночь клокочут заводы.


Дождь, асфальт, пустыри, лохмотья,

Из трактиров сверкает ярый спирт,

Низколобая злоба бьется в злобу,

В сердцах скрежет,


И клокочут заводские корпуса.

Дышат паром стальные челюсти,

Золото под молотом брызжет в тьму,

Лязг, напор, маховик как пленный вихрь,

И снующие зигзаги ремней

Шестизубьями в такт, в такт

В клочья рвут вылетающее слово.


За стеной – каналы, вокзалы, бег

От заводов к заводам и заводам

Чередой, грядой, в клокоте, в клекоте,

И огни взмывают вдаль, вдаль

В ржавое небо к слепому солнцу.


И в воскресный день

Город спит, как молот на наковальне.


Биржа 20/95

     Золотой кумир

Над побоищем черных скопищ,

Огненный перекресток

Страха, риска, гордыни и безумия.


     Золотой маяк,

И плывут к нему паруса ассигнаций.


Золотой дворец,

Бег вверх, бег вниз, сушь губ, всхват рук,

Вал цифр в вал цифр,

Бьются, рвутся, мчатся, разятся,

Предан, предал, сгинул, выжил,

Слажено, порвано, сторговано, упущено,

Самоубийцам – похороны по первому разряду.


     Золотой мираж,

К нему взмолены миллионные руки.


     Золотая пирамида, золотой куб,

И на цифрах к нему мостится счастье.

Все в одной петле,

Ненависть работает, как машина.


     Золотая ось колеса фортуны.


Порт 21/65

     Все моря прихлынули к городу.


Порт оседлан тысячею крестов.

Солнце – красный глаз.

Лязг цепей, грохот молотов, рев гудков.


     К городу прихлынули все моря.


Море тяжкое, море земледержное,

Море множеств, море – спор и напор,

Взрывы нежности и порывы ярости,

Море – пьяный дикарь – корчует скалы.


     Мол, как кнут, перерезает прибой.


Вавилоны! Сплав ста народов!

Город-пасть, город-пясть, схватить весь свет!

Белый норд, желтый юг,

Склады вздыблены: горы, леса и трупы —

Словно в неводе, все на вес и в торг,

Огненные вымыслы сквозь хищные числа

Цедятся в золотой котел.


     Знак Меркурия на загаре матроса.


Нефть и уголь дышат в улицы с набережных.

Вспышки катятся по рельсам, и вдаль, и вдаль.


     Город дышит миром сквозь поры порта.


Бунт 33/104

     Улица – летящая лава тел,

Бешено вскинутые руки,

Взрыв, порыв и призыв;

В огненном закате —

Смерть: набат,

Копья, косы и скошенные головы.


     Все, что снилось, мнилось, томилось в душах,

Вдруг взметнулось тысячею клинков.


     Глухо ухая,

Отмеряют пушки за ревом рев.

Циферблаты как глазницы без век:

Камень, треск, и времени больше нет.

Миг порыва

Перевесил столетия ожидания.


     Все на пир ликующей крови,

Живые по мертвым,

На штыки, усталые ранить!

Встал пожар золотыми башнями,

Огненные руки рубцуют ночь,

Крыши рвутся в черное небо.


     Молот в дверь, пляшет ключ, сбит запор,

Пламя лижет судейские залежи.

Вдребезги витражные лики,

На последнем гвозде повис Христос.

Просфоры – как снег под подошвами.

Старье – в клочья!

Трупами вздыбливаются рвы.


     Космы пламени на ветру.

Дым метет подзвездные выси.


     Убивать, возрождаться, рождать

Или пасть —

Роковая глубинная мощь – одна,

Встань весна зеленою или красною.


Из «Представших на пути»

Святой Георгий

Молния стелется тропой из туч.

Отвесный всадник летит с небес.


Серебряный вихрь, золотой удар,

Блещущий меч и копье, как луч, —


     На крик моего измора.


Белый огнь, колокольный звон,

Круженье звезд в распахе небес,


Где в безднах – ангельские ладьи,

И в высях – дева, царица, мать —


     Над мраком моих мучений,

     Над шрамами души,

     Над немощью стыда,

     Над злостью лжи,

     Над бегством в бедства, где смерть,

     Над ночью,


За которой свет – как совет,

И волною льется святой Георгий

В душу, падшую на колени:

Ночь – прочь, свет – вслед,

И на вскинутом лбу моем – лучезарный след.


Собрание сочинений в шести томах. Т. 5: Переводы. О переводах и переводчиках

Подняться наверх