Читать книгу Собрание сочинений в шести томах. Т. 5: Переводы. О переводах и переводчиках - Михаил Гаспаров, М. Л. Гаспаров - Страница 41

Так, так, так – утонул рыбак.

Да, да, да – а над ним вода.

Ух, ух, ух – плачется пастух:

Ла, ла, ла – милая ушла.

Ой, ой, ой – блеет вал морской,

Да, да, да – как его стада.

Ах, ах, ах – оба в небесах,

Ля, ля, ля – а внизу земля.

У меня цветочки, у меня цветочки

     Голубее этих глаз.

          – Дай! —

Они мои, и больше ничьи,

Они растут на большом холме,

          милая моя.

У меня уголечки, у меня уголечки

Жарче этих губ.

          – Дай! —

Они мои, и больше ничьи,

Они горят под серой золой,

          милая моя.

У меня сердечко, целых два сердечка,

     Целых сто.

          – Где? —

Они мои, и они для всех,

Они цветут на нашем пути,

На пути-дороге, на пути-дороге,

          милая моя.

Дроворубы, плотники, выстройте ковчег.

Из белого дерева перекиньте мост.

Из желтого дерева – крепкие бока.

Из черного дерева – всех его зверей.

Из синего дерева – море-океан.

Сделайте, плотники, сто ковчегов Ноевых для ста малышей.

В каждом по входу для больших зверей.

И еще по входику для маленьких звериков,

     чтоб вошли слоны,

          и вбежали кролики,

               и влетели голуби,

                    и вошел бы Ной.

Сделайте, плотники, сто ковчегов Ноевых,

Сделайте, плотники, маленькие входики,

     чтоб вошло

          все-все зверье,

               и старый Ной,

                    и ты, и я.

Царица любила

Красивого матроса,

А он уехал в Индию

Подарить ей подарок дорогой.

     Добрым лодкам и буря нипочем!

Чужой король

С черными кораблями

Взял царицу в жены,

А она возьми да утопись.

     Добрым лодкам и буря нипочем!

Царица – в море,

А мимо плыла акула,

Раскрыла глотку

Да и проглотила не жуя.

     Добрым лодкам и буря нипочем!

В черном брюхе

Было очень тесно,

Но царица

Оставалась милому верна.

     Добрым лодкам и буря нипочем!

Доброй акуле

Было очень тяжко —

Плывет она в Индию,

Где гуляют белые слоны.

     Добрым лодкам и буря нипочем!

Смотрит царица —

А там белый слон,

И на нем в короне

Милый, дорогой ее матрос.

     Добрым лодкам и буря нипочем!

Она ему сказала:

«Вернись, матрос, к царице», —

А он отвечает:

«У меня таких цариц полон дом».

     Добрым лодкам и буря нипочем!

А он отвечает:

«Ты пахнешь как могила!» —

«Это не могила,

Так уж пахнет в акульем животе».

     Добрым лодкам и буря нипочем!

А он отвечает:

«У меня все жены

Пахнут духами —

Королевские парижские духи!»

     Добрым лодкам и буря нипочем!

Царица плачет,

Акула ее прячет,

И в акульем брюхе

Возвращается царица домой.

     Добрым лодкам и буря нипочем!

Чужой король

С черными кораблями

Взял царицу в жены,

И она уже ни слова поперек!

     Добрым лодкам и буря нипочем!

А когда мы плавали бить китов,

когда о нас плакали столько вдов, —

     то при каждой был дороге Христос на крестах,

     и на каждом был пороге маркиз в кружевах,

     и была святая Дева, и был король!

А когда мы плавали бить китов,

когда о нас плакали столько вдов, —

     то каждый матрос молился Христу,

     а каждый маркиз плевал на Христа,

     но была святая Дева, и был король!

А теперь на белом свете всем хорошо,

не печалуйся, матросик, нынче всем хорошо —

     ни Христов на крестах, ни маркизов в кружевах,

     и во Франции республика, и в Париже президент,

     только нет,

          только нет ни единого кита!

Король с королевой,      черные в черном,

идут по дубраве      в вечерний час.

На ней ожерелье,      на нем золотой крест.

«Возьми, возьми ожерелье:      нашей любви конец». —

«Ты любила меня, королева:      мне ли о том не знать?

Оставь, оставь ожерелье,      возьми золотой крест». —

«Лучше помолчим      под белой, белой луною:

в шелесте ветвей –      прощанье ответ прощанью».

Только тень,      тень плывет на замок,

только тень,      и золото в листьях.

Что еще сказать,      чего еще не сказано?

Ночь светла,      а любовь мертва.

Что еще сказать?      Небесам не милы

наша жизнь      и наша любовь.

Любите:      буря украсит любовь.

Страдайте:      страданьям улыбнется душа.

Жалобная песня      умирает печально:

король с королевой      так любили друг друга!

Жалобная песня      умирает бессильно:

ах, какая малость –      наша земная любовь!

Она умерла от любви, ее схоронили в земле.

Ее схоронили одну, схоронили в сосновом гробу.

И весело тронулись прочь, и весело стали петь.

И вышли в поля, в поля, и пели в полях, в полях:

«Она умерла от любви, и каждому свой черед».

Не надо верить в смерть.

          Вот солнце:

     Оно как твои глаза.

Не надо горевать.

          Вот небо:

     Оно как твоя душа.

Тени расступаются: смерть светла.

Не надо верить в смерть.

          Вот птицы:

     Взлетают из темных рощ.

Не надо горевать.

Вот небо:

          Поет, как твоя душа.

     Кончилось молчание: смерть ясна.

Смерть ясна, смерть звенит —

Ангелы с архангелами радостно поют.

Люди их не слышат, а смерть верна —

Пение несется к неведомой звезде.

     Смерть светла:

Небо улыбается, как твоя душа.

Не надо верить в смерть,

не надо хмурить лоб:

     Душа твоя чиста,

          и небо как душа.

Смерть пришла, и открылась жизнь —

Светлые души вокруг со всех сторон!

Лоб твой чист, бури позади —

Радостный, радостный пред тобою рай!

     Весна, весна

          над собором Богородицы!

Над порталом распустилась большая роза.

     Весна, весна

          на коленях перед Господом

               в криках ласточек!

Над порталом святой Денис со своей головой в руках.

     Гляньте: чудо!

          в каменных кудрях —

               птичье гнездышко;

Над ним ласточки, как легкие думы.

     Хвала Господу,

          Господу Живущему!

Наш весенний святой лелеет ласточек.

Черный лес,      черный сад.

Я еду с охоты,      черный и злой,

а там, за спиной, –      золотой закат.

Так всегда,      брат, убивший брата.

А всему виною –      ты, королева.

Взойдем на башню,      посмотрим на море.

У берега лодка,      из лодки выходит Гамлет.

Он сумасшедший      или просто устал?

Сойдем, Гертруда,      заглянем ему в душу.

В лестнице шестьсот ступеней.

С каждой смертью      солнце все ниже.

Крысы из нор      смотрят на луну.

Оботри ему лоб, Гертруда:      мальчик простудится.

Он увидит:      я буду сидеть спокойно,

ему понравится      такой конец.

Спасибо, государыня:      я пью до дна!

Гамлет,

наскучив чужим безумьем,

объехал мир

и видит при лунном свете,

что он не покидал Эльсинора.

     Гамлет объехал мир, в уме он объехал мир.

Гамлет

у стены, обращенной к Риму,

слушает соловья,

и прах двенадцати цезарей

блестит ему из камней.

     Гамлет объехал мир, в уме он объехал мир.

Гамлет

три раза обходит замок —

вот и весь мир!

А луна – это бедный Йорик,

безмозглая голова.

     Гамлет объехал мир, в уме он объехал мир.

Башня

бросила тень на террасу,

по террасе гуляет призрак.

– Ах, отец,

давай путешествовать вместе:

     чтобы тебя найти, я трижды объехал мир!

Я, Фортинбрас,

     кого ждали так долго,

выхожу на миг

     для последних слов.

Я один

     заключаю драму,

мои войска

          полегли за сценой.

Синий плащ мой

     тяжел от крови.

Занавес рушится

     на трубный звук.

Раз, два, три —

     Эльсинор разобран.

Мы с Шекспиром

     уходим за кулисы.

Это так —

граф Варвик погиб:

наконец-то, наконец-то погиб!

Но, увы – жив

старый Генрих, старый Шестой —

выжил из ума,

но жив.

На блеклый лоб

падает седина,

он откидывает ее вновь и вновь,

и слюни текут из губ.

Он сидит

в Тауэре над рекой,

он в тюрьме,

крысы и мыши кишат вокруг,

но они не тронут его —

он так бледен, что нагоняет страх.

Он как лунный луч

из решетчатого окна,

за которым звездная рябь.

И ему не вернуться ввысь,

потому что большой паук

переткал ему дорогу назад.

Призраки – не для крыс,

лунные лучи – не для мышей.

Кругом темно, и нечем дышать —

а король все жив.

Ни еды ему, ни воды —

а король все жив.

И понадобится добрый Ричард Глостер,

чтобы вдруг испустил он дух, —

разумеется, только от меланхолии.

В целом мире нет места краше, чем графство Блуа, над которым Шарль.

В черной башне над мутной Темзой он плачет песней о своей Луаре.

Английской ночью он плачет песней о ясных звездах над милым Блуа.

Невольник слова, он плачет, спящий, и сны его – по-французски.

Вспоминает Францию, города и сельщину, двор и замок.

А тюремщик лязгает, крыса пробегает по полу, звонят к английской заутрене.

Слабо слово, сдавлено слово, и все-таки сон поет.

О любви, о юности, о былом, не о будущем, пленник памяти, тоскует Шарль.

Ласточка летит. Вечер.

За ласточкой летит ястреб.

Над зыбким прудом – месяц,

На месяце две тени.

А камышам нет дела:

Жизнь там или смерть в небе?

Небеса кричат горем,

А вода едва дрогнет.

На суше – люди и люди.

Как нам найти друг друга?

А впереди – море,

А в море – острова.

     Ты говоришь: ты ждешь

     Меня на тех островах?

     Ах, не смейся:

     Разлука – это ведь больно.

Я отплываю в море,

От меня отплывает берег,

Отплываешь ты.

     Ты на берегу – как точка.

     И уже ничего не видно.

     И все.

Маленькая жизнь

     и большое море.

Ты меня любишь,

     а я матрос.

А в море буря,

     а в море тишь:

     надо плыть.

Маленькая жизнь

     и большое море.

Тебе так страшно,

ты очень меня любишь.

Кабы ты бы любила

     большое море,

ты сказала бы тоже:

     надо плыть.

Мне плыть

     на смерть,

а тебе —

     на мою любовь.

Маленькая жизнь

     и большое море —

понимаешь, милая,

     надо плыть.

Буря и тишь,

     причал и отчал,

черная скала

     и морская пасть,

кораблю не выплыть,

     а надо плыть.

А ты меня любишь и будешь ждать.

А там придет другая любовь.