Читать книгу Точка Невозврата - Михаил Макаров - Страница 10

Помимо руководства войсками полковнику Скоблину приходилось уйму времени посвящать вопросам гражданского управления. Жители освобождённого Орла без дальних слов должны были ощутить осязаемые преимущества новой власти.

Кое-что удавалось устроить. Сразу после разрешения свободной торговли с гарантией неприкосновенности товаров в городе появились продукты – мука, соль, сахар, мясо. При этом цены на провизию упали, сделавшись доступными для населения. Но тут возникла неожиданная препона. Обыватель за два года привык к совзнакам[45]. Разрешить их дальнейший оборот для белых было неприемлемым. Совещание о надобностях текущего момента одобрило хождение царских денег и «керенок»[46]. Однако они оказались у орловцев в дефиците, отчего купля-продажа забуксовала. Оперативно обеспечить занятые территории своими казначейскими билетами Особое совещание при главкоме ВСЮР[47] было не в состоянии.

Командарм Май-Маевский утвердил Орловским губернатором действительного статского советника[48] Свербеева, флотского офицера в отставке, имевшего богатый управленческий опыт в различных сферах. Скоблин в пределах своих полномочий также произвёл ряд назначений на ключевые посты в городе и губернии. Последнее, с учётом того, что половина уездов оставалась занятой красными, а другая являла собой арену боевых действий, носило формальный характер.

Назначенные начальники государственной стражи и ночной охраны, брандмайор[49] и уполномоченный по заготовке продовольствия должны были обеспечить порядок в Орле и его нормальное жизнеобеспечение. Военный комендант первопоходник поручик Хмельницкий славился энергичностью и решительностью.

Активности большевистского подполья в городе, переполненном войсками, не наблюдалось. В то же время участились ночные грабежи. Неуловимые мародеры били стёкла брошенных советских магазинов. Многие грешили на армию, приводя довод, что в районах, где охрану несли жители, воровства не наблюдалось.

Вышел первый номер газеты «Орловский вестник», известной тем, что в конце девятнадцатого века в ней состоялся литературный дебют писателя Ивана Бунина. Тон «Вестника» был бодр, тираж изряден, распространялся он по символической цене – два рубля с полтиной за экземпляр.

Начал функционировать городской театр, давший «Трактирщицу» Карло Гольдони. Спектакль прошёл при полном аншлаге.

Несмотря на все эти публичные мероприятия, дух временного обладания Орлом витал в воздухе.

Имена бывших городских гласных, принявших участие в совещании под председательством военного коменданта, в целях безопасности держались в тайне. Из тех же соображений не разглашались фамилии чиновников, возглавивших отделы городской управы.

Неприятный осадок оставила позиция местного православного духовенства. Епископ Орловский и Севский Серафим отказался служить благодарственный молебен по случаю освобождения города христолюбивым белым воинством. Умудрённый жизнью губернатор Свербеев с трудом убедил экспансивного Скоблина не применять к опасливому епископу репрессивных мер.

Четвёртого октября в Орле побывал с инспекцией комкор Кутепов. В целях поднятия духа войск и настроения горожан он провёл смотр резервных частей. Во время прохождения рот торжественным маршем налетели два красных «ньюпора»[50], сбросившие листовки и мелкие бомбы. Обошлось без жертв и особых разрушений, но эффект от мероприятия был скомкан.

Вникнув на месте в оперативную обстановку, генерал согласился, что удержание Орла с каждым днём делается всё более проблематичным. Угроза тактического окружения нарастала. Тем не менее от своего прежнего решения упорно оборонять город командующий корпусом не отказался.

Штаб корниловской группы размещался на Карачевской улице, в фешенебельной гостинице «Берлин», с началом мировой войны из патриотических соображений переименованной в «Белград». Этот красивый особняк, построенный в стиле модерн, был больше известен в Орле как дворец Скоропадского, по персоне собственника. Покидая город, красные заминировали просторное здание гостиницы, привлекательное для обустройства в нём важных управленческих структур. Взрывное устройство удалось обнаружить случайно. Другой памятник архитектуры – Дворянское собрание, несмотря на принятые меры, уберечь от диверсии не смогли. В первую ночь пребывания корниловцев в Орле собрание сгорело.

Круглый день штаб осаждали посетители. Валившиеся от усталости с ног адъютанты фильтровали людей в приёмной, допуская к Скоблину лишь по наиболее важным вопросам.

Делегация железнодорожников, пробравшаяся из Тулы, убедительно ходатайствовала как можно скорее освободить их город, обещая всемерное содействие Добрармии.

– Ни единого эшелона с комиссарами мы не выпустим, господин полковник, – заверял седоголовый путеец в пропахшей машинным маслом и креозотом форменке.

Скоблин обнадёжил туляков, что продвижение на Москву будет продолжено в ближайшее время, поблагодарил за проявленный патриотизм и высказал надежду на скорую встречу. Говорить совсем не то, что было на уме, у прямодушного полковника получалось не ахти. Чувствуя неубедительность своих слов, он злился на себя и на упёртого солдафона Кутепова.

Рабочая делегация не успела покинуть кабинет, как в дверном проёме возникла подвижная фигура старшего адъютанта, за спиной которого маячил худосочный кучерявый субъект неславянской наружности.

– Господин полковник, из Хагькова пгибыл сотгудник ОСВА-Га. Доставил агитационную литегатугу и плакаты. Газгешите повесить несколько в вашем кабинете?

– Заняться нечем, поручик? – Скоблин по-хулигански цыкнул зубом и прищурился. – В агитации не нуждаюсь. Нуждаюсь в пополнениях живой силой и огнеприпасах. Пусть осважник ваш в рабочих предместьях проповедует!

– Слушаюсь, господин полковник. Извините, – адъютант смутился, что попусту потревожил начальство.

Очередные просители были куда как интересней. Четверо мужчин в форме без знаков различий предъявили документы командиров четырнадцатой советской армии, дислоцировавшейся в районе Брянска. По выправке и разговору в них безошибочно угадывались офицеры императорской армии, причём кадровые. Скоблин весь обратился в слух.

Старший по возрасту – широкоплечий военный средних лет с белым шрамом на мощном подбородке тезисно доложил о состоянии войск четырнадцатой армии и поклялся, что при продвижении добровольцев к Брянску вся их армия немедленно капитулирует.

– Отдавая отчет в серьёзности сделанного заявления, господин полковник, вверяю себя и прибывших со мной офицеров в ваше распоряжение в качестве заложников.

Предмет внимания представлялся заманчивым, хотя и откровенно авантюрным. Жалея о том, что лишён возможности развивать его лично, Скоблин распорядился накормить перебежчиков и срочно организовать оказию для отправки их в штаб корпуса.

В кабинет, отчего-то прихрамывая, вошёл капитан Капнин. Его лобастое асимметричное лицо носило выражение крайнего удивления.

– Разреши побеспокоить, Николай Владимирович?

– Какой деликатный у меня начальник штаба, – полковник вышел из-за стола, растёр ладонями поясницу и сделал несколько вращательных движений туловищем. – Говори, говори, Константин Львович.

– Из Ставки поступила телеграмма, – Капнин встряхнул сжатой в руке путаницей бумажной ленты, – лично на моё имя. Предлагают… Лучше я прочту. «Ввиду скорого окончания гражданской войны и нашего предстоящего вступления в Москву сообщите, в каком округе и какую должность вы хотели бы получить. Начштабглав[51] генлейт[52] Романовский».

Скоблин витиевато выругался. Вздёрнув верхнюю губу с аккуратными тёмными усиками, процедил:

– Наши небожители окончательно потеряли чувство реальности. Какая к лешему Москва? Завтра из Орла пробкой вылетим! От Щеглова есть новости?

Начальник штаба отдёрнул шторки, скрывавшие висевшую на стене карту, вооружился остро заточенным карандашом и приступил к докладу.