Читать книгу Жуки с надкрыльями цвета речного ила летят за глазом динозавра. Роман - Светлана Кузнецова - Страница 12

Первая жизнь
Прогулка на пустыре

Оглавление

По утрам дед Николай вставал раньше всех, наливал в кружку кипяток, бросал в него кусок сахара и пил осторожными глотками – ему нравилось, как кипяток обжигает нутро. Когда я просыпалась, он брал меня на руки и говорил:

– Вечером пойдем на пустырь маршировать. Мы же друзья с тобой?

– Я не друзь! – отвечала я и улыбалась: хорошо, что сегодня он возьмет меня с собой.

Потом дед шел на завод – работать. На работу он всегда ходил один, хоть и служили они с бабулей Мартулей в одном цехе.

Собиралась и бабуля. Я следила за ней и, когда она уже была в дверях, просила:

– Не ходи…

Мать у зеркала расчесывала волосы цвета солнца, а кот Тасик терся об ее ноги, надеясь, что за это она даст ему колбасы. Взглянув на меня, мать произносила:

– Тебе лишь бы бабуля Мартуля была, и больше никто не нужен.

Бабуля обнимала меня и уходила. Уходил и отец. Начинался долгий день наедине с котом и матерью.

Мы с Тасиком садились на подоконник и смотрели на пустырь. Я улетала, а кот шел точить когти об тапок бабули Мартули и копаться в мусорном ведре, где лежали обрезанные хвостики огурцов. После обеда мать вела меня на прогулку во двор, где Ленка Сиротина учила меня делать куличики из сырого песка.

Так прошло много дней, пока на улице не начало холодать. Мать все реже выводила меня во двор, а за окном все чаще шел дождь и ветер срывал с деревьев золотые и красные листья.

Однажды в октябре дед Николай вернулся с работы позже обычного – ездил в Зубчаниновку по делам. В квартире было шумно. Мать рыдала, а бабуля хлестала отца по спине кухонным полотенцем.

– Ах и гад же ты! Последние тридцать рублей из дома утащил. Зенки твои налитые! Каждый божий день готов водку жрать с дружками! Зарплата где твоя?! – кричали женщины, перебивая друг друга.

– Я… эт самое… не знаю ничего, – оправдывался отец.

– Нет уж, отвечай!

– Шел я, и ограбили меня.

Когда отец врал – а он часто врал, когда был пьяным, – глаза у него азартно блестели. Я хорошо помню беспокойный блеск его зеленых глаз. Мне было больно видеть этот блеск, будто это меня бабуля хлещет полотенцем.

– Не могу больше с ним жить, – сквозь слезы проговорила мать.

Дед строго спросил:

– Света где?

Я пряталась под стулом и расковыривала дырку на колготках – из дырки уже торчал наружу один палец. Кот Тасик сидел на подоконнике и задумчиво смотрел на пустырь.

– Дуры вы, – вздохнул дед.

Он взял меня на руки, попросил бабулю одеть меня, и мы с ним отправились маршировать на пустырь.

– Раз, два, левой! Раз, два, правой! – командовал дед, а потом замолкал, и мы долго брели в тишине.

Мы шагали в потемках по улице Путейской. Фонари не горели. Снег еще не выпал. Вдалеке виднелись дома рабочего поселка Зубчаниновка. А над ними висел огромный шар луны, на котором проступали тени гор и кратеров. Чудесное свечение шло от лунного шара.

Ночью в октябре пустырь становился самым загадочным местом во вселенной. Здесь лежала старая большая железобетонная труба. Все забыли ее предназначение и откуда она здесь. Может, это была брошенная инопланетянами турбина звездолета – никто не знал. Вокруг дрожала на ветру сухая октябрьская трава. Странно, стоило обойти дом – и ты попадал в обжитый людьми, будничный двор с песочницей, мусорными баками и скамейками у подъездов. Во дворе в существование пустыря не верилось. Но, тем не менее, он лежал совсем рядом, похожий на суровый ландшафт неведанной планеты. Иногда по пустырю пробегала маленькая рыжая собачка. Я знала, в эту собачку превращалась старая татарка Бабанька, что жила в нашем подъезде, за дверью с деревянной ручкой. У всех дверей в подъезде ручки были из металла, и только в квартиру татарки вела дверь с ручкой из дерева. Ручка эта была покрашена в рыжий собачкин цвет – и не зря. Уж я-то знала, почему она в него покрашена. Лично мне было ясно, что татарка – оборотень. Она никому не делала зла, просто превращалась в рыжую собачку.

Мы с дедом вернулись, а скандал продолжался – с отца требовали тридцать рублей, которые лежали, свернутые фунтиком, в чайнике из кофейного сервиза. Отец – а кто же еще? – нашел заначку и стащил.

В тот вечер, уложив меня на перину, дед Николай зашел в Маленькую комнату, где все еще переругивались домашние, и молча дал отцу затрещину. Отец протрезвел и закричал:

– Нелюди вы, ноги моей больше здесь не будет. Добилась своего? – грозил он жене. – Радуйся, ухожу!

– Успокойся, – увещевала бабуля Мартуля. – Ребенка разбудишь.

– Да куда ты пойдешь, – усмехнулась мать. – В деревню свою вернешься? Ты и трактор-то водить не сможешь, коров доить придется. Ну и катись, деревенщина!

Отец стащил с антресолей старенький чемодан, кинул туда пару штанов и трусы и убежал от нас в темную осеннюю ночь.

Через два дня он вернулся с повинной, вел себя скромно и не пил почти неделю даже пива.

Жуки с надкрыльями цвета речного ила летят за глазом динозавра. Роман

Подняться наверх