Читать книгу Жуки с надкрыльями цвета речного ила летят за глазом динозавра. Роман - Светлана Кузнецова - Страница 8

Любить – значило испытывать интерес и жалость. Я любила всех, кто обитал в квартире. Всех, кроме бабули Мартули. Без нее я не могла жить.

Не было названия горячей волне, которая поднималась внутри меня в ее присутствии. Когда бабуля Мартуля уходила на дежурство в цех, я не знала, куда деться от горя. В такие дни мы с котом Тасиком сидели на подоконнике и смотрели на пустырь. Серая железобетонная труба лежала на пустыре и покрывалась трещинами. Большие мальчики курили на корточках у этой трубы. Все, что мне тогда было нужно, – прижаться к теплому телу бабули Мартули. Ведь она рассказывала мне сказку про говорящую сосну и разрешала не есть молочный кисель, который готовила мать. Но даже если бы она вдруг перестала все это делать, горячая волна, я знаю, никуда бы не ушла.

Единственное, что помогало забыть горе, – это мое измерение. И я в него уходила. Людей там давно не было, а следы их существования ветер занес пылью из космоса. Шурша мелкими камушками, здесь полз Жук. Он был сильным – и ветер не сдувал его с белых камней. Жук расправил на ветру надкрылья, из-под которых появились прозрачные крылышки с тонкими прожилками, и кивнул мне черной головой. Он собирался научить меня летать. Тут кот Тасик ударил меня мягкой лапой по носу и обиженно спрыгнул с подоконника. Кот был не согласен, чтобы я летала без него. Но я-то знала, что Тасик не полетит – разве коты летают? А вот мы с жуком поднялись над быстрой рекой – и я увидела вдали, за скалами, Океан. Холодный и ясный, как небо, он лизал соленую гальку на берегу. Целую вечность Океан работал – он дробил исполинские скалы и расчистил наконец каменистый пляж, теперь он отшлифовывал до идеального состояния и без того круглую и гладкую гальку – обломки горных пород. Летать было не страшно – и я полетела прямо к соленой воде, опустилась на берег у двух больших камней. Океан был прекрасен. Он ласково плеснул мне под ноги волну, оставив клочья пены на зашуршавшей гальке, – и мое сердце захлестнула глубокая и вечная любовь к Океану. Жук позвал меня дальше – и мы полетели над волнами.

Мой полет прервала мать. Оказывается, она давно звала меня из кухни, а теперь подошла к подоконнику и трясла за плечи.

– Иди есть кашу, – сказала она, трогая мой лоб. – У тебя температура.

Температура – это наказание, которое придумали взрослые. «У тебя температура» – это был приговор, и приговорена я была к бесконечному лежанию на бабулиной перине – вставать нельзя было до вечера. Зато вечером, когда пришла бабуля Мартуля, мир преобразился. Из кухни донесся смех и запах сливового варенья, которое принялась готовить бабуля в большом тазу на плите. Даже солнце стало розовым и тепло освещало закатными лучами комнату.

Бабуля Мартуля была практичным человеком. Когда мне исполнилось два с половиной года, она на собственном примере показала мне, как правильно переходить улицу. Правильно было переходить не по пешеходному переходу, а там, где пролегал самый короткий путь к конечной точке маршрута. Часто в правильном месте машин было больше всего, а сама дорога оказывалась четырехполосной. Но это не смущало бабулю, а значит, не могло смутить и меня. Через проезжую часть улицы Сталинабадской мы неслись с ней, взявшись за руки, к автобусу, который вот-вот должен был закрыть двери и отправиться в Алексеевку, где была у нас дача. Иногда водители машин кричали в окна нехорошие слова. Бабуля удивлялась: «Уж прямо помешали мы им. А где же еще перейти?» – и своим привычкам не изменяла.

Однажды бабуля Мартуля нашла правильное место и крепко схватила меня за руку – мы приготовились бежать. Но мать была с нами. Она остановила нас и очень сильно ругалась. Такой строгой я не видела мать никогда. Всю оставшуюся дорогу бабуля обиженно бормотала: «Уж прямо… В такую даль топать, чтоб дорогу перейти».