Читать книгу Слюни - А. А. Казаков - Страница 8

Если я не ищу вакансии в Сети, не рассылаю своё резюме, кому попало, не достаю Кукол звонками по поводу своей кандидатуры, не хожу по собеседованиям или просто не шатаюсь без дела – значит, я сижу дома у Евы. Предаюсь нехорошим фантазиям, погружаюсь всё глубже в пучину собственного смятения. Или работаю над книгой Янни Плака, моего бывшего лучшего друга, но на самом деле вообще-то моей книгой, так как название, идея и финал той истории, которую он написал, принадлежат мне. Это моя заслуга.

Если вернуться на какое-то время назад, когда меня ещё не взяли стажёром в фирму «ПостельКа», и большую часть свободного времени я проводил, сидя в пустой квартире (когда она ещё у меня была, моя квартира). Я читал статьи о расследовании убийств, просматривал криминальную хронику, залипал в документальные фильмы, посвящённые всё тем же темам, и вроде как собирал материал для своего собственного произведения, но по факту: впервые после возвращения из армии по-настоящему во что-то врубался. Вот тогда, где-то посреди этого полуночного безумия, мне позвонил Янни Плак, пьяный, расстроенный, может, в слезах, я не помню, но это было бы очень на него похоже.

Он позвонил мне, чтобы в очередной раз спросить совета о том, как ему быть с девчонкой, за которой он таскался в ту пору, точно собачонка. Но, как и положено любой собачонке, таскающейся за сексуальной девчонкой, у него не было права даже потрахать её ногу, не говоря уже о чём-то большем. Я слушал его, не перебивая.

– Я не знаю, что мне делать, Блабл, – сказал Янни Плак, признавая своё поражение. – Я не интересен ей, это понятно. Я не хочу быть у неё на поводу. Я вроде как забиваю на неё. Но потом скучаю. Быстро успокаиваюсь и сам выхожу на связь. А когда она объявляется, а она всегда объявляется, даже после долгого молчания, я не могу прогнать её. В общем, я совсем запутался. Потерялся где-то в себе. Не знаю, что и делать. Мы провели с ней столько времени вместе, много где были. Но я вижу, что для неё это ничего не значит. Путь в никуда, как ты говоришь. Я не интересен ей, как парень. Она не хочет быть со мной, как с мужчиной. Я для неё кто-то вроде друга. Мне начинает казаться, что она проводит со мной время не потому, что хочет этого. А потому, что не знает, с кем ещё ей пообщаться. Она нелюдимая, как ты. И ненормальная. Недавно у неё умер отец, и она совсем умом поехала. Так она говорит. Короче, я не знаю, что делать. Подскажи, Блабл.

– Как её хоть зовут? – спросил я.

– Ева, – ответил он. – Её зовут Ева.

В те времена Янни Плак мог рассказывать мне о своей жизни часами. Потому что: а) я хороший слушатель, который знает, где нужно вставлять все эти «ага», «да ну?», «что дальше?», так что вам и в голову не придёт, что вы мне неинтересны; б) по натуре своей очень сентиментальный Янни Плак видел себя главным героем собственной мелодрамы, где все остальные действующие лица-статисты по непонятным мне причинам пекутся о его счастье; в) он доверял мне, что в корне нелепо, учитывая, что я сам себе не доверяю. Скажу честно: мы были хорошими друзьями, но в тот момент судьба Янни Плака волновала меня меньше, чем когда-либо прежде. Я злился на него за то, что он бросил меня, когда я вернулся из армии. Янни променял наш общий интерес к тому, чтобы вырваться вперёд в жизни, на сиюминутные щенячьи бега за какой-то девчонкой. Писать, публиковаться, реализовываться – всё это отошло на второй план. А в те редкие моменты, когда Янни снисходил до того, чтобы навестить меня, то он не хотел говорить о делах, не хотел обсуждать стратегию к действию. Янни больше не хотел писать песни, как это было до армии. Не хотел работать над сценариями видеоклипов, которые, как мы надеялись, помогут нам забрать своё, выбиться в люди. Теперь он хотел говорить лишь об этой девчонке.

В общем, Янни Плак, сам того не ведая, настраивал меня против себя. Спрашивая у меня совета, как понравится Еве, он вкладывал свою судьбу в мои скользкие, трясущиеся от бессильной ненависти руки. Может немного, но я всё-таки завидовал ему, признаюсь.

Вот вырезка из прошлой жизни: смазанная, но довольно точная:

Я: Ты хочешь заявить о себе на весь мир, пацан, или нет? Если да, то кончай тратить наше время в пустую.

Он: (слишком воодушевлённый, наверное, под чем-то): Конечно, хочу. Но ещё я просто хочу быть счастливым.

Я: А если бы пришлось выбирать?

Он: (трезвея, как-то неуверенно): Я выбрал бы то, что посчитал наиболее подходящим для себя в этот конкретный момент.

И я учу Янни Плака писать. Учу всему, что знаю сам. Теперь мы развиваем мысль вместе. Мы ведь друзья, верно? Столько лет знаем друг друга. Но это быстро проходит.

– Ева не такая, как все, – говорит Янни Плак в другой раз. – Она особенная. Она путает слова «лестница» и «скамейка». Она носит только чёрную одежду, но при этом выглядит стильно. Она ходит в караоке, где поёт песни, которые найдёшь только на сборниках вроде «Лучшие хиты девяностых» или «Главные песни нулевых». Она ходит к психиатру, и никак не может перестать плакать после смерти отца. Она другая. Она снимает забавные ролики в Сети. Вот, посмотри, Блабл. Но Ева не поколение, чтобы ты понимал.

И Янни Плак показывает мне профиль Евы в Сети. Я листаю её фотографии с его телефона, смотрю какие-то её видеозаписи. А потом говорю:

– Быть не таким как все, и быть особенным – это две разные вещи.

– Не надо, Блабл, только не начинай.

– Не начинать – что?

– То, что ты любишь больше всего.

– И что же я так люблю, мой невнятный друг?

Янни Плак говорит осторожно:

– Ненавидеть всех? Искать изъяны? Не знаю.

Янни Плак говорит:

– Иногда мне кажется, что тебе нравится всё портить.

Я молчу.

Опомнившись, он пытается вернуть моё расположение.

– Лучше скажи, как ей понравится, – говорит он. Просит меня о помощи, значит. Как будто мне это важно.

– Тогда начинай говорить по делу, – отвечаю я. Так, чтобы он понял: мне плевать на него и всех вокруг.

И потому, что Янни Плак рассказывает мне об этой девушке дальше, исходя из их переписок, которые он мне показывает, я скоро понимаю: эта девушка ему не по зубам.

Она не косит под сумасшедшую, как ошибочно полагает Янни. Она отчаянно пытается вырваться из собственного страдания. Но я не говорю этого другу. Это знание я оставляю себе. На всякий случай.

…страдание ломает людей, опустошает их, поселяет в груди ангела, который поёт день и ночь, пока не умрёт молодым.

Не трудно догадаться, чем заканчивается эта история любви.

Тупиком.

Ева плюс Янни Плак равняется ничего.

Тем не менее, в вопросе нашей с ним дружбы я пытался цепляться за что-то. Наверное, мне нужен был единомышленник, чтобы не сойти с ума окончательно. И я предпринял последнюю попытку вразумить Янни Плака. Можно сказать, что таким образом я пытался сохранить нашу дружбу. Так как я придерживаюсь строгого мнения, что всякая дружба – это в первую очередь общий интерес: дело, которое связывает вас вместе.

Когда их общение с Евой совсем разладилось, он позвонил мне в очередной раз, и тогда я предложил Янни написать книгу. Точнее, попытаться записать те чувства и переживания, которые он испытывал по поводу своей неразделённой любви.

Он ответил мне, что не знает, как это делается.

– Что за бред? – сказал я. – Всё ты знаешь. Не прибедняйся. А если что, я помогу тебе. Расскажу, что и как. Слова освобождают. Лучше любого лекарства.

Важно понимать, что тогда я не был знаком с Евой. И мне было плевать на неё.

– Боюсь, у меня не получится, – ответил Янни Плак, но по его голосу я понял: идея парню понравилась.

В тот момент я думал о том, что Янни, мой друг, наверняка улыбается, счастливый. Радуется, что ему предложили решение вопроса, выход из тупика, протянули руку в помощь – и кто же это? Я, его лучший друг. Но возникает вопрос: где ты был, Янни, когда я сидел один в четырёх стенах или шатался призраком по городу. Я жил всеми забытый, покинутый надеждой, разбитый и жаждущий разговора, проглоченный цифровой эпохой технологий, переваренный и выплюнутый на мокрый от чужих слёз и плевков тротуар, обратившийся в прах через сморщенное лоно Безразличия, только в другой плоти, уставший призрак поколения, выглядывающий из-за угла, рассматривающий людей из-под козырька кепки, пленённый красотой молодости. Это всё я, твой друг, Блабл.

Перемотка.

Настоящее время.

И что на выходе? Я нахожусь в квартире у Евы, перечитываю то, что написал Янни Плак о своих переживаниях к ней, теперь уже моей девушке, проживаю с ним то единственное лето, когда ещё можно было что-то изменить, а сейчас и стараться нет смысла. Я читаю о том, как они проводили время в горах, ночевали в палатке, пили вино, спускались в соляные пещеры. Читая об этом, я вроде как следую за ними. Я даже могу представить без всякого труда, что тоже был там, рядом с ними – вот до чего я довёл себя.

Вот то, что сделали со мной все эти люди.

…они катаются на лошадях в природном парке, а я запрягаю лошадей, помогаю Еве забраться на лошадь – так, чтобы она не упала и не свернула себе шею – усаживаю её в седло, любуясь тем, как узкие брюки цвета хаки обтягивают её ягодицы, складываются в треугольник у неё между ног. Янни Плак тоже смотрит туда, но краснеет и, смущаясь, отводит взгляд в сторону. Я – скромный слуга Бартлби, помощник, на службе слова. Они кормят уток на пруду, а я подаю им отравленный хлеб. Я наливаю им пиво в баре «Горбыль», куда они идут в пятницу вечером, чтобы немного повеселиться. Я ставлю для них музыку, пишу тексты к песням, которые они будут петь в караоке, обнявшись, кривляясь, как все молодые и пьяные. Я суфлёр, и я подсказываю Янни Плаку, что говорить Еве, когда они переписываются. Я помогаю ему составить предложение так, чтобы Янни казался умным и интересным, чтобы Ева захотела общаться с ним.

Я выскребаю из себя душу, остатки разума, прежней человечности, которая в итоге суициднулась, разбилась об асфальт непонимания. Я поджигаю эту смесь на ложке, остужаю её под сладкими слезами мёртвых, ловлю последний вздох жертвы, вдыхаю его носом, выдыхаю ртом, ложка запотевает. Я давлю эту смесь чьим-то большим пальцем с наманикюренным ногтем, высыпаю содержимое на пергамент, скручиваю, слюнявлю край бумаги шершавым языком проститутки, поджигаю и передаю Янни Плаку.

Я говорю:

– Затянись, как следует, брат.

Я говорю:

– Это дерьмо лучшего сорта.

И что делает Янни Плак? Разумеется, он затягивается. Потому что духовно, интеллектуально он кормится с моих рук, хотя у меня самого нет денег на приличный ужин.

Используйте меня, опустошите меня, высосите из меня все соки – вместе с моей кровью, потом, слезами и спермой. Упейтесь моим смехом досыта. А потом изобразите удивление и спросите: почему ты так жесток, парень? Спросите меня, почему я забираю девушек, которые вам нравятся? Я не люблю людей. Я ненавижу себя, как человека, за те слабости, что присущи всему нашему роду. Ужасно, но факт.

И вот я работаю над книгой, точнее, над тем собранием набросков, сочинений, эссе, диалогов, вычлененных из переписок. Описаниями поездок, переживаниями и чувствами, которые испытывал мой некогда друг, Янни Плак, к моей девушке, Еве. Я перебираю их встречи, его фантазии и любовные сцены, которые придумываю сам. Случайные замечания, нелепые появления других людей, которые так же быстро исчезают из повествования, так как это история двоих, не более того. Взаимные претензии, ссоры и слезы – много слёз, преследуемых лихорадочным жаром прошлого лета, которое схоронилось в прежней жизни. Я пытаюсь собрать воедино то, что понаписал Янни Плак, следуя моему совету, и отправил мне, чтобы я вынес свой вердикт на счёт прочитанного. Старый друг поделился со мной этим бредом в ту пору, когда ещё доверял мне. Когда мы общались.

Дневниковые записи, истории для себя. Воспоминания, к которым и обращаться не хочется. Герой жалок. Он скулит всю дорогу, сколько бегает за девчонкой, чем сильно бесит меня, как читателя. Девчонка, прототип Евы – кто же ещё? – пребывает в постоянной прострации, убитая горем по умершему отцу (правда жизни). Она либо пьяна, либо под таблетками, которые покупает по рецепту своего психиатра (к сожалению, тоже правда). Она выглядит законченной стервой, которая нагло использует героя, чтобы выбраться из депрессии, но героя это вроде как устраивает. Отсюда вопрос: зачем он жалуется, что его используют? Непонятно. Всё написанное Янни Плаком – это страдания псевдоинтеллектуала, скрашенные попытками предать значение и скрытый смысл, которого на самом деле просто нет, каждой мелочи, каждому слову. А ещё: попытки найти своё место в мире, понять, почему героиня не хочет заниматься с героем сексом (он не в её вкусе).

Каждая минута, потраченная на прочтение этого черновика, наносит непоправимый ущерб моей фантазии: мой шестилетний племянник и тот придумал бы лучше. Пробираться через эти дебри становится труднее с каждым днём. Но я продолжаю трудиться с тех пор, как уволился. Копаюсь в том, что написал Янни Плак до того, как мы рассорились, с дотошностью пожарного инспектора, который топчется на пепелище того, что когда-то было домом. Перерабатываю. Редактирую то, что он отправил мне.

Складывая переработанные страницы в стопку, собирая новый текст, и называю полученный результат: «Комментарии без текста». Как и положено истинному Бартлби.

Зачем я делаю это? С одной стороны я намерен показать Янни Плаку, как на самом деле нужно писать книгу. Крепкую, добротную книгу с необычными, запоминающимися героями и просто интересным, правдоподобным сюжетом. С другой стороны мне нужен повод, чтобы встретиться с Янни Плаком. Я много чего так и не сказал ему, а наш последний разговор, который состоялся по телефону, был односторонним и неоднозначным: я орал на него, а он молчал и слушал. Когда я закончу работу над «Комментариями без текста» (это будет отредактированная, вычищенная версия путешествий Янни Плака без меня), я обязательно позвоню ему, и устрою нам встречу.

До тех пор звонить ему я не собираюсь. Всё равно он не ответит. Он сильно обиделся на меня. Впрочем, это его право.

Иногда мне становится совсем скучно, и я думаю о том, чем Янни Плак сейчас занимается. Как он живёт без меня? На ум не приходит ничего хорошего. Ничего, чему бы я мог позавидовать. Мне следует перестать думать обо всём этом, забыть, оставить в прежней жизни – как я поступил с большинством того, что у меня было. Но пока не получается. Может, позже? Хочется думать, что когда-нибудь я всё-таки перестану злиться. Найду покой внутри себя. Полагаю, Янни Плак всё так же напивается по выходным с парнями по кряк-бригаде, курит, тренируется в зале, преподаёт в колледже или где он там сейчас работает? Всё-таки, должен признать: хочется позвонить ему, чтобы: а) узнать, как он поживает; б) наорать на него ещё сильнее за то, что он предал меня прошлым летом. Хотя он, безусловно, думает, что это я предатель, раз увёл девчонку, за которой он так долго бегал.

А пока я думаю о том, что моя затея написать «Комментарии без текста» – на самом деле самая годная мысль. Янни Плак, наверное, забросил эту книгу, без меня у него всё равно ничего не выйдет. Я не хвалюсь, говорю как есть. У него ни знаний, ни фантазии.

Когда «Комментарии без текста» будут закончены, я всё-таки наберу Янни. Не смогу сдержаться, я себя знаю. Или просто приеду к нему домой. Я примерно помню, где он живёт: с памятью у меня беда, если честно. Полагаю, я просто завалюсь к нему без приглашения, чтобы он дара речи лишился. Брошу ему на стол отпечатанные листы с заглавием «Комментарии без текста» и спрошу с улыбкой:

– Ну как ты, друг?

Я хлопну его по плечу и спрошу:

– Так и будешь обижаться или, может, делом займёмся?

А потом мы обязательно напишем что-нибудь вместе.

Как и собирались сделать это в прошлой жизни.

«Комментарии без текста» – это так. Просто набор слов.

Но чем не повод старым друзьям встретиться, верно?