Читать книгу Слюни - А. А. Казаков - Страница 9

Каждая девушка, с которой я живу в разное время своей жизни, называет меня вымышленным именем. Как правило, я предлагаю девушкам самим выбирать, как ко мне обращаться. Так им будет проще забыть обо мне. Произнесите имя любимого человека, перекатите его на языке и почувствуете вкус связанных с ним воспоминаний. Человек, у которого нет имени, покидает вашу память с меньшими эмоциональными потерями.

Вот точный, но неполный список прозвищ, которыми меня называли в разное время разные девушки:

Мальчишка (не оригинально).

Призрак (потому что меня нет в Сети, и никто никогда не знает, где я и с кем).

Холодок (синоним: бездушный).

Кряксти (не спрашивайте).

Мистер Мур (альтернатива скучному «Котик»).

БуБу (говорят, я много ворчу).

Царь моих дырочек (но я могу что-то путать).

С Евой мы зовём друг друга так: я – Бартлби, как из моей Коллекции, а Ева – Лесли, как девчонка из фильма «Мост в Терабитию».

– Я на неё совсем не похожа, – говорит Ева. – Я старше неё лет так на пятнадцать. И я даже не блондинка.

– А я, по-твоему, похож на Бартлби?

– А как он выглядит?

– Никто не знает, – отвечаю.

– Тогда это точно про тебя.

Проведите эксперимент.

Возьмите к себе домой питомца из приюта для животных. Но с расчётом, что вернёте его обратно, скажем, через неделю. На протяжении этого времени вас не будет покидать чувство, что питомец не принадлежит вам. Животное принадлежит приюту. Сомневаюсь, что вы захотите привязываться к нему, зная, что через неделю вам придётся вернуть его обратно. Отдать другому владельцу. Зная об этом, вы не выставляете кота или собаку за дверь. Не обделяете его или её вниманием. Не морите голодом. Наоборот, вы всем сердцем хотите помочь этому несчастному созданию. Времени у вас немного, верно? Вы сделаете всё возможное, чтобы рядом с вами этот питомец чувствовал себя, как можно лучше. Вы дадите ему дом. Тепло и уют. Покой и свою заботу. Безвозмездно. Чего вы ему не дадите – так это имени. Его уже придумали за вас. И оно не имеет значения. Даже, если вам его называли в приюте, нет смысла запоминать его. Питомец вернётся обратно. Вы забудете, как его звали. Может быть, через неделю. Или через месяц. Поиграйтесь с ним и верните туда, где нашли. Дайте бедному животному немного заботы, как он, в свою очередь, даёт вам любовь, наполняет вашу жизнь смыслом. Это взаимовыгодная сделка.

Что-то подобное происходит у меня с девушками.

Они знают, что я уйду: рано или поздно.

Они узнают об этом не сразу, спустя какое-то время.

И каждая реагирует по-своему.

Если провести опрос среди моих бывших девушек, то, услышав моё имя, они непременно ответят что-то такое:

«Да, знала такого парня. Но я много кого знала, понятно?».

«Он ещё жив? Удивительно. Я думаю, что при таком отношении к жизни он должен был уже давно сдохнуть».

«Я была так молода и не знала, что творю, когда связалась с ним».

«Он был младше меня, но развитый не по годам. Так я тогда думала. Дурой была».

«Я думала, что люблю его».

«Я думала, он любит меня».

Я Блабл. И я пересадочная станция.

Я тот, с кем можно отдохнуть душой и телом перед забегом: тернистой дорогой в жизнь. Отключиться от проблем, на какое-то время почувствовать себя любимой. При условии, что девушка сама этого хочет. Я не ловелас, я не авантюрист. Мне не нужно от вас ничего, кроме вас самих. Я просто честный. Врать девушкам? Не вижу смысла.

Дурачиться – это уже другой разговор.

Как ни странно, мысль о том, что наши отношения не будут вечными, когда-нибудь закончатся – как и всё в жизни вообще-то – никого особо не расстраивает. Осознание этого открывает новые уровни поведения и взаимодействия. Границы расширяются. Появляется надежда, что именно ты станешь той единственной, кто пробьёт его безразличие. Именно с тобой он захочет чего-то большего, так как ты сама изо всех сил будешь пытаться стать чем-то большим для него. Оправданная мотивация. Без обмана.

Мы договариваемся с Евой, что если захотим изменить друг другу, то первым делом расскажем об этом: она – мне, а я – ей. И никому другому. Никаких подруг. Никаких родственников. Психиатр? Ева больше не ходит к нему. Бросила это дело, когда познакомилась со мной. Всё просто: ты говоришь о своих проблемах с другими, даже самыми близкими людьми, спрашиваешь у них совета или просто жалуешься им, выговариваешься. Тогда будь готов, что эти люди решат твою судьбу за тебя. Считай, что вкладываешь свой выбор в руки посторонних людей. Есть вещи, которые касаются строго двоих.

Я спрашиваю Еву, что она собирается предпринять, когда я брошусь на другую девушку. А я брошусь, рано или поздно. Я знаю себя.

– Есть два варианта, – говорит Ева. – Вот первый.

Она обидится на меня, уйдёт в себя, попытается выставить меня виноватым, неблагодарным. Но я не приму эту роль. И тогда она, разочарованная во мне, в жизни, в людях, будет действовать импульсивно. И на этом всё закончится.

– А вот второй, – говорит Ева. И объясняет мне.

Она возмутиться самой мысли о том, что я хочу кого-то, кроме неё. Примет эти слова на свой счёт. Отреагирует остро, но хладнокровно. Будет искать проблему в себе, а когда найдёт, то изо всех сил попытается устранить её. Она поменяется, чтобы привлечь моё внимание. Она станет одеваться и краситься по-другому. Изменит внешность, расширит свой словарный запас. Или наоборот сузит его до самых банальных фраз, чтобы казаться проще, наивнее или просто доступнее. Она будет играть роль. Чтобы я остался.

Если я захочу, она притворится другой девушкой. Это её слова. Не мои.

– Как-то так, – говорит Ева, довольная собой. – Ещё вопросы есть?

– Но есть и третий вариант, – говорю я. – Слушай.

И Ева слушает.

– В этом варианте событий, – говорю я, – всё предельно просто. Мы находим девушку, которая эстетически тебя устроит, будет красивой, не глупой. Ты знакомишься с ней, возможно, через Сети, вы общаетесь какое-то время, она уже начинает тебе доверять, когда в один день ты говоришь ей, как тебе плохо, тебя бросил парень или ещё что-то – мы придумаем. Ты говоришь, что чувствуешь себя одинокой, всем подругам не до тебя, у них своя жизнь и это не ложь вообще-то. Ты просишь её приехать, ненавязчиво приглашаешь её к себе в гости, и когда она соглашается – необязательно в этот же день, но всё-таки соглашается, ты будешь настойчива – ты опаиваешь её, так чтобы она потеряла сознание, а потом прихожу я, и все веселятся так, как умеем веселиться только мы с тобой.

Какое-то время Ева смотрит на меня, ожидая продолжения.

– А где ты будешь в это время? – спрашивает она. – Пока я буду, как ты выразился, опаивать её? Где ты будешь?

– Это уже… издержки… производства, – говорю я, приятно удивлённый тем, что Ева обращает внимание даже на такие мелочи. – Подожду у родителей, если что.

– Ты сумасшедший, – говорит Ева и улыбается. – Ты сам-то это понимаешь? Кошмар просто. – Она качает головой, как будто не верит в то, что только что услышала.

У каждой девушки, с которой я живу в разное время своей жизни, найдутся вещи от её бывшего парня. У каждой из них имеется что-то такое, что связывает её с прошлым. Память. Или напоминание о том, что люди могут быть жестоки. Отделавшись от редких совместных фотографий, картин, написанных телами в припадке безумного секса. Давно устаревших песен, которые вы слушали, катаясь на её машине по ночному городу. Окровавленных простыней, которые так и не отстирались. Одежды, которую он перевёз к тебе в квартиру, а ты с такой заботой всё разложила по ящикам и полочкам – словом, избавившись от всего, ты, считай, закрываешь дверь в прошлое. А никто на самом деле не хочет окончательно и бесповоротно что-то бросать. Все хотят знать, что можно будет вернуться обратно в случае чего: если постигнет неудача или станет невыносимо наедине с собой.

Сидя у Евы дома, я нахожу вещи парня, жившего в этой квартире до меня. Нахожу их случайно без всякого злого умысла. Натыкаюсь на них, когда ищу скрепки или что-то другое, чем можно соединить страницы моей работы «Комментарии без текста». Я нахожу их в шкафу, в самом углу, у дальней стенки. Или в комоде под какими-то документами, тетрадями с чьими-то записями, пожелтевшими чеками. Мужская одежда. Смятая пачка сигарет. Одеколон, израсходованный на две третьих. Может быть, эти вещи принадлежали отцу Евы, думаю я. Но потом, в нижнем ящике письменного стола, на самом дне, я нахожу фотографию: зима, Ева сидит на шее у какого-то парня, тот держит её руками в варежках за ноги, лица у обоих красные, позади них лыжный склон. Это бесит меня ещё больше, потому что я знаю, что Ева терпеть не может лыжи. Я опускаюсь на пол, смотрю на свои находки. Первая мысль – сжечь их в раковине. Или в мусорном ведре. Сжечь вместе с квартирой. И соседями, которых я ненавижу. Но следом приходит вот такая мысль. Какая мне вообще разница, если я всё равно исчезну? Вопрос переворачивается. Что оставить на память о себе? Если так, то наплевать. Всё одинаково. Я слушаю, как сверлит сосед снизу. Я слушаю, как кричит пьяный сосед справа. Слушаю, как топают соседи сверху, ходят по моей голове, как по крышке гроба. Как будто я умер, но всё ещё чего-то жду.

Я беру телефон и звоню в похоронную службу. Я говорю им:

– Пришлите, пожалуйста, катафалк, для моих соседей снизу, их там двое, этих ремонтников, я хочу, чтобы они влезли в машину. А ещё пришлите, пожалуйста, автобус – это для моих соседей сверху, их там целая семья, им нужен простор. А для соседа-алкоголика хватит мусорного мешка – такого большого, который используют, чтобы выносить строительный мусор. Впрочем, я могу взять такой мешок у соседа снизу.

Я диктую всё это, а потом понимаю, что просто молчу.

Записанный голос в телефоне говорит мне в ответ:

– Здравствуйте. Вы позвонили в службу дезинфекции. Мы с радостью избавим вас от паразитов, очистим ваш дом, и сделаем всё это за практически символическую цену. Наши специалисты – профессионалы. Мы – лучшие в городе. Оставайтесь на линии.

После этих слов Маракашки в ужасе разбегаются по квартире.

Вот краткий, но исчерпывающий список того, что от меня останется у Евы на память. Шрамы на теле, ожоги на коже. Рубцы на душе, которые уже никогда не заживут. Истерзанное, надломленное сердце, на котором следы моих зубов. Обкусанные до крови губы. Зуд на её красивой груди: в том месте, к которому я прижимал раскалённое лезвие кухонного ножа. Красные полосы на ягодицах: следы ремня, железной линейки и розги. Разорванная вагина, ослабевшие мышцы ануса. Выплаканные глаза, остекленевший взгляд. Ужасные слова на теле, выведенные чёрным маркером, которые так и не отмылись до конца. Грязные слова, которые будут вылетать из её рта, когда она будет спать с кем-то другим. То, чему я научил её, к чему привил вкус. Страдание, боль, разрушение.

Надеюсь на то, что другой парень, который займёт моё место, превзойдёт меня во всех смыслах. Мне хочется думать, что у него, этого будущего парня Евы, получится заботиться о ней лучше меня. Но даже сейчас, думая об этом, я не испытываю ничего, кроме злости: по отношению к Еве. По отношению к тому, с кем она будет, когда я покину её.

Я понимаю, что всё это находится у меня в голове. Но для меня эти образы, чувства и желания реальнее и сильнее тех, что испытывают другие люди в повседневной жизни.

В руке у меня зажат телефон. Голос в нём – это уже оператор, живой человек, какая-то девушка – кричит мне:

– Алло? Какая у вас проблема? Тараканы? Мухи? Моль?

Этот крик вкупе с ремонтом у меня под ногами, сотрясает стены квартиры – рушит мой мир, делает в нём дыру, которая засасывает в себя всё живое, включая меня самого.