Читать книгу Красная омега. Часть вторая. Загадка Вождя - Александр Брыксенков - Страница 18

Пришла пора, когда Барсуков вместе со своими однокашниками засел за дипломный проект. После завершения расчетной части проекта начались графические работы. Чтобы немного скрасить однообразный и скучный чертежный процесс, мичмана-выпускники в складчину купили электрофон и, по настоянию Барсукова, три долгоиграющие пластинки с записью оперы «Травиата». Музыка Верди курсантам понравилась. Электрофон не молчал и часу. Через месяц дипломники знали оперу почти наизусть, а отдельные арии могли исполнить хором.

На ежевечерней строевой прогулке выпускной курс удивлял все училище. Старшина роты орал на всю улицу:

Р-р-рота! Ногу-у-у! Раз… Раз! …Запевай!

И из недр роты с посвистом с лихими выкриками исторгалась ария Жоржа Жермона:

– Не-бо посла-ло а-ан-гела. Фью!

Мне стари-ку на ра-а-дость. Эх!…

Откричав жалобы Жоржа, рота перехдила к стенаниям Виолетты:

– Умру-у но па-а мяти-и моей-й. Фью!

Прошу-у не изме-няй-й те. Эх!…

Вспоминая свою яркую юность, Алексей Георгиевич сокрушался:

«Теперь-то, конечно, никто не пропоет что-нибудь из Верди. Народ слов не знает. Руководящие музыкальные снобы, наверное, ради выпендривания, заставили оперных артистов петь иностранные оперы «на языке оригинала». И певцам стало трудно заучивать и озвучивать непонятную абракадабру, и слушателям – не в удовольствие задирать головы и читать титры перевода, постоянно отрываясь от действа. И хотя 99% зрителей предпочтут итальянской вермишели:

– Sempre libera degg io

foleggiare di gioia in gioia,

vo che scorra il viver mio

pei sentieri del piacer…

живой стих, в исполнении русской меццо-сопрано:

– Жить свободно, жить беспечно

В вихре света мчаться вечно,

И не знать тоски сердечной,

Вот, что мне дано судьбой…

пижонствующее меньшинство будет настойчиво игнорировать мнение зрительской массы».

Ох, как безосновательно катил Барсуков бочку на «руководящих музыкальных снобов», якобы преклонявшихся перед иностранщиной. Суть-то в том, что никакого снобизма и пижонства здесь и в помине не было, а был чистой воды прагматизм. И не «музыкальные снобы» вводили «язык оригинала» в оперную ткань, а опытные руководители музыкальных коллективов. Наверное, первым, кто принудил артистов петь по-итальянски, по-немецки, по-французски, был маэстро Гергиев.

И в добрые-то для музыкальных театров советские времена далеко не все оперные спектакли в Ленинградском Государственном академическом ордена Ленина театре оперы и балета им. С. М. Кирова шли с аншлагом, а уж о перестроечных-то временах и говорить нечего. В начале девяностых Кировский театр, переименованный в Мариинский, натурально загибался. Публика в театр не стремилась. Спектакли шли при почти пустом зрительном зале. В ту ваучерную пору народу было не до опер: и денеги на билеты – проблема, и стресс давил неотступно. Какой здесь театр? Выжить бы впору.

«Эва, как пригнуло петербуржцев, как морально их расплющило. Ленинградцы-то покрепче были. Они, даже находясь а осаде, тянулись к искусству», – рассуждал в те времена Барсуков, и на память ему приходило одно щемящее свидетельство очевидца. Таким свидетельством было давно запавшее в его душу стихотворение блокадника Глеба Семенова:

Очень даже не ясно каким уж таким блестящим маэстро был двадцатипятилетний Валерий Гергиев, когда он в 1978 получил должность дирижера Кировского театра или, когда его в 1988 году, после ухода Темирканова в Филармонию, поставили главным дирижером Мариинки. По этому поводу имеются разные мнения. А вот в организационных способностях молодого осетина никто не сомневался. И справедливо! Возглавив в несчастные девяностые годы Мариинский Государственный академический театр оперы и балета, он, чтобы вытянуть коллектив из ямы, изменил репертуарную политику театра, он развернул театр лицом к Западу, он мощно активизировал зарубежную гастрольную деятельность.

Для покорения европейского зрителя вывозились за рубеж колоритные, загадочные русские оперы, а из иностранных опер – серьезные вещи, а не набившие оскомину «риголетты». Так, например, тетралогия Вагнера «Кольцо нибелунга» была с успехом исполнена мариинцами в Германии, Корее, Японии, США, Великобритании, Испании. Пресса назвала этот музыкальный вояж историческим. Понятно, что для западной публики вокал нерусских опер подавался «на языке оригинала». А как же иначе?

Очень скоро рядом с привычным брендом KIROV BALET появился свежий: KIROV OPERA.

Очень скоро в Мариинку густо пошел иностранный турист и уже не только на «Спящую» и «Жизель», но и на оперные спектакли. Ну как здесь не перейти на «язык оригинала»?!

Очень скоро зал театра, рассчитанный на 1600 мест, стал тесен. Тогда Гергиев построил Концертный зал на 1000 мест. Когда и этих площадей стало мало, по инициативе маэстро началось в охранной зоне города строительство Мариинки-2.

Такой вот разворот. А Барсуков-то как сокрушался: «Ах, бедные люди! Язык оригинала не понимают!». Чудак, право. Какие там люди, когда навар густел? Куй железо, как говорится, пока трамваи ходят! И Мариинка ковала!

Очень дорогим театром является Метрополитен Опера в Нью-Йорке. Но не самым дорогим. А титул самого дорогого музыкального театра следовало бы присвоить Мариинскому театру. Бывалые театралы подметили, что «билеты на premium-места в Мариинке почти в два раза дороже, чем в Метрополитен Опера, а на места похуже – в 5 – 10 раз. Учитывая, что средний доход петербуржца примерно в 5 раз ниже, чем ньюйоркца, получается, что билеты в Мариинку в 10 – 50 раз дороже, чем в Мете.»

Один из любителей оперы отреагировал на высокие цены в Мариинке такой гневной тирадой: «Администрацию Мариинки нужно просто выпороть за издевательство над народом, на деньги которого содержится театр».