Читать книгу Агнцы Божьи - Александр Чиненков, Александр Владимирович Чиненков - Страница 11

Часть первая. Белые голуби
Глава 10

Оглавление

Наступившей ночью Силантий, лёжа в палате, то ли спал и видел сон, то ли просматривал в полудрёме очередное видение. Сильнодействующие обезболивающие препараты хотя и не снимали мучительные боли, но в значительной степени облегчали его состояние.

Тяжело вздохнув, он увидел себя выходящим из реки, держа за руку Евдокию. Дрожа от холода, она прижималась к нему – здоровому, красивому. Силантий, обняв её за плечи и прижав к себе, прошептал с улыбкой:

– Какая сегодня вода тёплая, так и манит, так и манит снова войти в реку. Ты бы искупалась ещё разок, Евдоха, а то река снова мелеть начинает, и кто знает, придётся ли искупаться в ней, когда она в ручей превратится или пересохнет совсем.

Он посмотрел в её глаза и увидел, что они полны слёз.

– Я-то искупаюсь, – сказала она, – а ты как? Ты разве со мной в реку не войдёшь?

– Нет, в эту реку я больше не войду, – сказал он. – Мне другая вода нужна, которая в Китае, в горных озёрах, плещется. Искупаюсь я в них и снова прежним стану. Я в госпитале от офицеров слышал, что есть в Китае, на горном Тибете, два озера. Одно мёртвой водой наполнено, а другое – живой. Сначала в мёртвой воде надо искупаться, а потом…

Дверь открылась, и кто-то вошёл в палату. Силантий повернул голову и увидел три силуэта. Ночные гости подошли к кровати и в нерешительности остановились.

– Кто вы? – поинтересовался он хриплым, простуженным голосом. – Ангелы или демоны за душой моей пришли?

– Не ангелы мы поднебесные и не демоны подземные, – ответил кто-то далёким и смутно знакомым голосом. – Сейчас мы тебя заберём, но не в райские дебри и не в адовы подземелья, так что не бойся и готовься к переезду.

Когда его перегружали с кровати на деревянные носилки, Силантий не возмущался, не кричал и не сопротивлялся. Не было сил. Да и всё равно ему было, кто его выносит из больницы и куда собирается нести. Ему была глубоко безразлична дальнейшая судьба, так как уже свыкся с мыслью, что жизнь его завершается, и был готов ко всему, даже к немедленной смерти за стенами больницы.

Его погрузили в телегу на охапку сена, бережно укрыли одеялом и куда-то повезли. Куда именно везли, ему не объясняли, но везли долго, иногда делая остановки и интересуясь его состоянием.

Сколько времени длилось его вынужденное путешествие, Силантий определить не мог. Куда-нибудь да привезут, не будут же его катать в телеге целую вечность. Главное, схоронили б по-людски, не побрезговали.

Ближе к утру, когда засеребрился наступающим рассветом небосклон, телега остановилась у больших ворот. Силантия на носилках внесли в избу.

– Сюда, в горницу, давайте его, – услышал он чей-то голос и почувствовал, как ставят носилки на пол.

Через прикрывавшую лицо марлю он не мог наблюдать, что вокруг происходит, но чувствовал по вздохам и сопениям, что рядом много людей. По гулу нескольких голосов мужчина понял, что те, кто раздевал его, в ужасе отхлынули от носилок, увидев уродливое тело.

Когда шок прошёл и гудение затихло, кто-то склонился над ним, убрал с лица повязку, и Силантий увидел полную людей горницу. Увидев его ужасное лицо, они снова зашумели и попятились.

– Охо-хо, голубок, как же тебя эдак угораздило? – проговорил обескураженно седой бородатый старик, держа в руке марлевую повязку. – Да ты будто из ада возвернулся? Очам не верю, лицезрея тебя эдаким и… И живым к тому же!

– Ничего, скоро помру я, немного уже остаётся, – сказал Силантий. – Смерти я не вижу, но нутром чую, что где-то здесь она, рядышком.

– Ну-у-у… будя причитать и хоронить себя заранее, – вздохнул старик. – Мы тебе так просто помереть не дадим. Вот только тела и лица твоего не исправим, а жизнь в тебя вдохнём.

Сказав, старик выпрямился на ногах и обвёл белых голубей долгим пытливым взглядом.

– Вот, поглядите на этого голубя, агнцы! – сказал он громко и указал рукой на Силантия. – Глядите и дивитесь, как надругалась над его бренным телом война, как искалечили его огнём вороги. Он обгорел весь до безобразности, оскопился огнём, лишившись удесных близнят и ключа бездны! И это небеса оскопили его руками ворогов, оставив живым! Это ли не чудо? Да, это чудо из чудес! Само явление этого голубя есть чудо!

– Чудо! Чудо! – загудели люди в горнице.

– А сейчас перенесём его во флигель! – воскликнул старик. – И я…

Что он ещё пообещал людям, Силантий не услышал, так как свет померк в его глазах, и сознание поплыло куда-то ввысь, далеко-далеко от горницы.

* * *

Старец Андрон, стоя у ворот, о чём-то сосредоточенно думал. И думы его были настолько глубокими, что он даже не заметил подъезжающую коляску.

– Я рад тебя видеть, кормчий! – воскликнул Гавриил Лопырёв. – Очень, очень рад! Как, ты даже представить себе не можешь!

Увидев купца, Андрон неприязненно поморщился.

– А-а-а, это ты, Гаврила, – буркнул он, нехотя пожимая протянутую купцом руку. – Ты как здесь, проездом?

– Э-э-э, нет, – широко улыбнулся Лопырёв. – Специально тебя навестить приехал.

– Ну, так что, навестил? – хмыкнул Андрон. – Видишь, живой я и здравствую. А теперь прощай, Гаврила, я был несказанно рад тебя видеть.

– Нет-нет, не так быстро, кормчий, – помрачнел Лопырёв. – Мне столько пришлось проехать, чтобы тебя повидать, а ты даже чаю попить не приглашаешь.

Слушая его, Андрон сузил глаза и ухмыльнулся.

– А чего ради я должен с тобой чаи распивать? – спросил он. – Было дело, садился я с тобой за стол, но тогда ты на корабль мой вхож был. А сейчас ты ломоть отломанный, с корабля сошёл, вот и забудь к нам дорогу, теперь не по пути нам.

– Да-а-а, я тебя понимаю и обиду твою тоже осознаю, – вздохнул Лопырёв. – Насытился я всем, что у тебя видел, да и здоровьем ослаб. Не по силам мне теперь в свальном грехе участвовать, а для того я на радения и приходил.

– Значит, веры в тебе нет и не было, – едко усмехнулся Андрон, поворачиваясь к калитке с намерением войти во двор. – Тогда нам и говорить не о чем, прощай, Гаврила, скатертью тебе дорожка.

Но Лопырёв не последовал его совету. Зайдя за старцем во двор, он сообщил:

– Я дельце одно закручиваю, весьма прибыльное дельце. И вот тебе поучаствовать в нём предложить хочу. Как на это посмотришь?

Андрон остановился и обернулся.

– Мне? – спросил он. – А с какого перепугу? Я не купец и не промышленник, а всего лишь кормчий корабля христоверов. Так что предлагай своё партнёрство купцам, людишкам своего пошиба.

– Предлагал, да они отказываются, – вздохнул Лопырёв. – На трудности нынешнего времени ссылаются. Дескать, всё плохо в стране, народец стал неуправляемым и… Одним словом, капиталами никто рисковать не решается, вот в этом собака и зарыта.

– Вот как? – осклабился Андрон. – Купцы, значит, не решаются, а я решусь? Ты именно на то рассчитываешь, Гаврила, раз явился ко мне?

– А что, никакого риска, обещаю, – развёл руками Лопырёв. – У меня торговля в Самаре в гору идёт, вот я и подумал, что тесновато мне здесь становится. Хочу в Астрахани два кораблика прикупить и торговать со странами заморскими. А это дело очень выгодное, очень… Никто, ни я, ни ты, в накладе не останемся.

– И сколько ты с меня слупить мыслишь за предлагаемое партнёрство? – сделал вид, что заинтересовался, Андрон. – И какие барыши сулишь, какие гарантии?

– Миллион, – слащаво улыбнулся Лопырёв. – Вложи в наше общее дело миллион, кормчий? Скупать золото у тебя не выгорело, а тут… Деньги твои не мёртвым грузом лежать будут, а работать на прибыль твою.

– Слабо ты убеждаешь, Гаврила, не верю я тебе, – покачал головой недоверчиво старец. – Затеваемое тобой дело и прогореть могёт. Ты видишь, что вокруг творится? В городе всюду грабежи и разбои, а что за городом, и говорить смысла не нахожу.

– Так о том и речь, кормчий! – оживился Лопырёв. – Кораблики, которые мне товар из-за границы возить будут, не по дорогам ездят, а по водице плавают. А Волга река широкая и страсть как глубокая. А в Самаре… А в городе мой сын Влас при большой должности в народной милиции состоит. Он всю нашу торговлю оберегать и защищать будет.

– Вот значит как, – задумался Андрон. – Выходит, сынок твой в больших начальниках при правительстве Временном состоит?

– О-о-очень в больших, – поддакнул Лопырёв. – Сам чёрт ему не брат, верно говорю.

– И, стало быть, это благодаря ему твоя торговля вдруг вверх пошла и процветает? – промычал старец, выходя из задумчивости.

– Ну-у-у… Он оказывает мне некоторые услуги, – боясь сболтнуть лишнее, стушевался Лопырёв.

– Так-так, – снова задумался Андрон, – а вот над этим стоит подумать.

– И-и-и, как долго ты собираешься кумекать над моим предложением? – осторожно поинтересовался Лопырёв.

– Да вот прямо сейчас и обмозгую, – заинтриговал его своим ответом старец. – Сама по себе твоя затея меня не интересует, Гаврила, а вот твой сын, пожалуй, смог бы мне кое в чём помочь. Если он окажет мне одну очень важную для меня услугу, я готов раскошелиться.

– Услугу? Какую услугу? – насторожился Лопырёв. – Что ты имеешь в виду, кормчий?

– Пусть он арестует попика одного и в острог его усадит, – улыбнулся возникшей в голове затее Андрон. – Двести пятьдесят тысяч за арест его даю и за то, если он продержит его там полгода. Ну как, устраивает тебя моё предложение?

Лопырёв резко дёрнулся, нервно глотнул, облизал пересохшие губы, и…

– Миллион, – сказал он. – Вот моё условие.

– Нет, так не пойдёт, – помотал головой Андрон. – За те деньги, которые я тебе предложил, самарские бандиты живым попа в землю закопают. Но я смерти его не хочу, а вот посидеть в остроге ему бы не помешало.

Лопырёв думал несколько минут, видимо, тщательно раскладывая в уме все «за» и «против». Наконец, придя к какому-то решению, он поскрёб подбородок и изрёк:

– Хорошо, я передам сыну твоё предложение.

– С ответом не медли, – вздохнул Андрон. – Я ведь могу и передумать, если в голову взбредёт иное, менее затратное для меня, решение.

* * *

После завтрака купец Горынин уехал в мастерские. Василиса Павловна, усевшись за стол, стала разбирать свои драгоценности.

Куёлда вынимала их из большой красивой шкатулки и раскладывала перед собой на столе. Сначала она разложила в ряд массивные золотые браслеты, затем в другой ряд ожерелья, а уж потом кольца, брошки, серьги и прочие изделия из драгоценных камней и металлов.

Полным восхищения взглядом купчиха некоторое время любовалась своими сокровищами, водя по ним пальцами, затем всё сгребла в одну кучу и стала складывать отдельно украшения из бриллиантов и драгоценных камней, выкладывая из них какие-то замысловатые узоры.

Около часа Куёлда была поглощена своим занятием, а потом она громким окриком подозвала Евдокию.

Не медля ни минуты, та поспешила на зов барыни и, переступив порог, остановилась. При виде кучи драгоценностей, возвышавшейся перед купчихой, лицо у неё вытянулось, а глаза округлились.

– Подойди, – распорядилась Василиса Павловна, не отрывая глаз от брошки с крупными бриллиантами.

Евдокия мелкими шажками приблизилась к столу, и… Её глаза загорелись от восхищения.

Куёлда вдруг резко повернулась вполоборота и, глядя на неё в упор, неожиданно спросила:

– Почему ты ушла от христоверов, скажи мне? Чем тебе божьи люди не угодили?

Евдокия вся съёжилась от вопроса купчихи. Ей стало не по себе.

– Да я… – выдохнула она, но тут же осеклась, покраснела, замкнулась и опустила голову.

– Ну? Чего окрасилась? – ухмыльнулась Куёлда. – Думаешь, осуждать тебя за то буду? Ничего подобного, просто интерес житейский заедает.

– Веру утеряла я в то, что старец проповедовал, – прошептала Евдокия. – А вера в истинного Бога, напротив, возродилась во мне. Тогда я решила только в православии жить и в храм Божий ходить на службу.

– Да-а-а, от меня в храм не сходишь, дел невпроворот, – вздохнула сочувственно купчиха. – Ну, ничего, потерпи маленько, сейчас я кухарку на работу подберу, и обязанности твои поубавятся значительно.

– О-о-ох, спасибочки, Василиса Павловна! – воскликнула обрадованно Евдокия. – Да я…

– Тпру-у-у, обожди радоваться, – оборвала её купчиха. – С приходом кухарки работа твоя наполовину облегчится, но и… – Она язвительно улыбнулась. – Но и жалованье твоё ополовинится. Сейчас я плачу тебе пятьдесят рублей, а придёт кухарка – по двадцать пять обе получать будете.

Евдокия приуныла.

– Что, не понравилось? – заметив перемену на лице горничной, улыбнулась Куёлда. – Что ж, я могу взять кухарку и оставить твоё жалованье прежним. Но за это ты будешь иногда сопровождать меня в Зубчаниновку на радения к христоверам.

Услышав такое предложение, Евдокия едва не лишилась дара речи. За время работы у купчихи она успела хорошо узнать взбалмошный характер Василисы Павловны, её тягу к приключениям и нездоровый интерес ко всему необычному. И увлечение радениями у хлыстов было одним из них.

– Но-о-о я не могу возвратиться на корабль, – пролепетала она чуть слышно. – Это… Это свыше моих сил.

– Вот он ответ на мой вопрос! – хохотнула купчиха. – Значит, ты не по-доброму от них ушла. Но ничего, я не дам тебя в обиду, ты со мной приедешь, со мной и уедешь. А за мной будешь чувствовать себя, как за каменной стеной.

– Но-о-о… для чего мне туда ездить? – чувствуя, как сжимается внутри сердце, прошептала Евдокия. – Я теперь чужая там.

– Все мы где-то свои, а где-то чужие, – снова хохотнула Василиса Павловна, сгребая со стола драгоценности и складывая их в шкатулку. – Мне очень нравится, как ты поёшь псалмы христоверов, и я хочу, чтобы ты пела там, в синодской горнице, в белом одеянии во время радений. В свальном грехе можешь не участвовать, дело твоё, дозволяю.

– Но я… – снова предприняла попытку отказаться Евдокия, но купчиха была неумолима.

– Я сказала пойдёшь, значит, пойдёшь, – сказала, как отрезала, Куёлда. – Завтра едем, так и знай. Утром получишь пятьдесят рублей, своё жалованье, и так будет всегда, пока я благоволю к тебе. А ты мотай это на ус, Евдоха, и пользуйся моей добротой!

Агнцы Божьи

Подняться наверх