Читать книгу Агнцы Божьи - Александр Чиненков, Александр Владимирович Чиненков - Страница 16

Часть первая. Белые голуби
Глава 15

Оглавление

Георгий Стрельников сначала не решался навестить дом купца Горынина. Он всё надеялся, что Евдокия занята работой в доме и не может выбрать минутки для короткого с ним свидания. Со слов девушки он знал, как загрузила её работой Куёлда, и… Уже неделя прошла, а пригласительной весточки от любимой всё не было, и это насторожило и встревожило Георгия.

Для визита к купчихе он выбрал выходной день. Отоспавшись после поездки, он тщательно привёл себя в порядок, так как знал со слов Евдокии об отвратительном характере Куёлды и то, что кого попало, в дом она не пустит. Шансы напроситься в дом к купчихе, конечно же, были невелики, но…

Облачившись в костюм и осмотрев себя со всех сторон в зеркале, Георгий остался доволен своим внешним видом. Перекрестившись и прочтя молитву, он вышел из дома.

Остановив на улице извозчика и воспользовавшись его услугами, он подкатил к дому Горыниных и постучал в калитку.

– Кто там? – послышался грубый окрик откуда-то из глубины двора. – Гостей не ждём и никого пускать не велено!

– А ты открой, братец, – попросил Георгий. – Не через забор же нам с тобой разговаривать.

Минуту спустя калитка открылась, и в проёме возник широкоплечий бородатый мужик с хмурым лицом и сведенными к переносице бровями.

– Мне бы горничную вашу повидать, Евдокию? – сказал Георгий. – Позови её ко мне, мил человек.

Мужик долго вглядывался в лицо Георгия, а потом, расплывшись широчайшей улыбкой, воскликнул:

– Батюшка, ты ли это? А я ведь совсем без бороды и не узнал тебя.

– Действительно, я сам себя не узнаю, в зеркале видя, – ухмыльнулся Георгий, тоже узнав бывшего прихожанина.

– А ты куда же подевался, батюшка? – воскликнул мужик. – Мы уже всякое-разное думали… Даже то, что скончался ты скоропостижно.

– А я вот жив, как видишь, Егор, – вздохнул Георгий и перекрестился. – Только от сана отказаться пришлось. – Увидев, как у мужика глаза полезли на лоб, он добавил: – И не спрашивай, почему, просто так мне понадобилось.

Мужик вышел на улицу, прикрыл за собой калитку и с виноватым видом посмотрел на Георгия.

– Прости меня, батюшка, но я не могу тебя впустить, – сказал он, вздыхая. – Ежели впущу, сам работы лишусь. Барыня нынче в запое пребывает, и всё ей не так, всё не эдак…

– Постой, так ведь я не с барыней повидаться хочу, а с невестой своей, Евдокией?

– Тогда и вовсе тебе не повезло, батюшка, – насупился Егор. – Евдокии нет у нас вот уж неделю. С того барыня и запила и ревёт вон с горя белугой. Видеть никого не хотит, даже барина спьяну смертным боем поколачивает.

– Вот тебе на, – забеспокоился Георгий. – А что с Евдокией стряслось? Уж не захворала ли?

– Нет, не захворала и не померла, слава Господу Богу, – перекрестился мужик. – Неделю назад я их с барыней в Зубчаниновку свёз к хлыстам на радения. Вот Евдокия там и осталась. Барыня опосля, когда я её в обрат вёз, сказала, будто дух святой на девку накатил, и она разум потеряла.

– Чего-о-о? – обомлел Георгий, чувствуя, как всё сжимается внутри. – А чего это барыня ваша к хлыстам на радения поехала да ещё Евдокию с собой взяла?

– О-о-ох, – вздохнул Егор. – Барыня же наша чудная, батюшка… Она сама себе на уме. Капризная, взбалмошная… Что ей в башку взбредёт, то и воротит, как хотит. В театр она не ходок, как там поют и кривляются на сцене, ей не нравится, зато нравится, как хлысты-нехристи радеют. Узнала она Евдоху и вспомнила, что раньше её у хлыстов видела, и сразу кухаркой к себе из мастерских взяла. А дома заставляла её распевать хлыстовские голоссалии во время работы.

– Постой, а к хлыстам зачем она Евдокию повезла? – возмутился Георгий. – Она же ей дома, как ты говоришь, пела?

– Пела, так пела, – хмыкнул мужик. – Да вот барыне этого мало показалось. Захотелось ей Евдокию на радениях послухать, вот и взяла её с собой в Зубчаниновку. Та отпиралась, ехать не хотела, да разве Куёлду уболтать возможно? Она приказала, и девушка была вынуждена смириться.

Так, незаметно для себя ввязавшись в разговор, Егор рассказал Георгию, как всё было.

– Значит, она снова в руках хлыстов оказалась, – прошептал потрясённый Георгий. – И они нашли способ, как купчиху одурачить и заполучить Евдоху обратно в свои сети паучьи. А теперь надо думать, как её вызволять, иначе…

– А что думать, их кормчий Андрон обещанье дал, что вернёт девку обратно, как только в себя она придёт, я сам слыхал, – хмуря лоб, сказал Егор. – И барыню он в том уверил.

– Нет, старец её уже не вернёт, – морща лоб, вздохнул Георгий. – Что он задумал, как бы узнать… Но ничего, я найду способ.

Распрощавшись с мужиком, Георгий отошёл от калитки и, погрузившись в раздумья, медленно побрёл туда, куда понесли его ноги.

* * *

День не задался прямо с утра. Сначала прибежал приказчик из лавки и сообщил, что ночью принадлежащая ему ещё одна торговая точка подверглась варварскому нападению, разграблению и разгрому. Иван Ильич, не теряя времени, поспешил за помощью к начальнику милиции, но тот с брезгливой миной даже не выслушав, направил его к Власу Лопырёву.

– Ай-я-яй, Иван Ильич, тебе снова не повезло, – осклабился, увидев его, Лопырёв-младший. – Сколько у тебя ещё торговых лавок осталось, не считая этих двух?

– Похоже, и эта лавка – твоих рук дело? – догадавшись, о чём намекает Влас, побледнел от гнева Сафронов. – Ты что, меня измором взять хочешь, мерзавец?

Глядя на него, Лопырёв рассмеялся.

– Господин начальник, говорите прямо, чего вы от меня добиваетесь? – едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на негодяя, спросил Иван Ильич.

– А то ты не знаешь, – перестав смеяться, вздохнул Влас. – Жениться пора мне пришла, а дочка твоя стервозная, с твоей подачи, разумеется, всё кочевряжится.

Иван Ильич вышел из терпения.

– Довольно! – резко выкрикнул он. – Ты решил взять меня измором, так ведь? Но дело-то в том, что дочь моя под венец с тобой идти не хочет. А за то, что ты вытворяешь, мерзавец, ты ещё поплатишься. Я требую…

– А ну мо-ол-ча-ать, сволочь!

Шея Власа побагровела, глаза сузились, стали злыми и колючими. Молча поднявшись со стула и не спуская с Сафронова полных угрозы глаз, он подошёл к нему:

– Слушай меня, купец опальный, ты хоть понимаешь, где находишься и на кого кудахтаешь?

Глядя на него, Иван Ильич покраснел от досады, а сердце в груди бешено заколотилось. Он понял, что Лопырёв-младший собирается избить его и, что самое ужасное, обратиться за помощью не к кому. Да и заступаться за него в стенах народной милиции едва ли кто будет.

– Где я нахожусь, я понимаю! – решив не сдаваться и не пасовать перед негодяем, крикнул Иван Ильич. – Я пришёл сюда за…

Тяжёлый кулак оборвал его слова. Сафронов почувствовал, как его рот наполняется солоноватой жидкостью. Он сплюнул кровь.

– Ты ещё за это ответишь, гад! – негодующе выкрикнул он, сжимая кулаки. – Ты ещё…

От сознания беспомощности, бессилия и от жгучей обиды по лицу Ивана Ильича потекли слёзы. Ему было досадно за них. Ведь наблюдавший за ним с гадкой ухмылкой негодяй, наверное, думает, что плачет он не от стыда за унижения, а от страха и физической боли.

И он не ошибся. Видя слёзы на его глазах, Влас со злорадством усмехнулся. Поглаживая кулак, он вернулся за стол и сложил перед собой руки.

– Слушай, бедолага, шагай-ка ты отсюда, пока цел? – сказал он. – Пока твоя дочь не моя жена, искать громящих твои ларьки злодеев никто не будет. Да, и не ходи больше к моему папаше на меня жаловаться. Иначе свернут тебе где-нибудь шею, и мне придётся тратить время на розыски твоего убийцы…

К сожалению, его несчастья на этом не закончились.

Дома Ивана Ильича встретил ещё один неприятный сюрприз, от которого он сначала пришёл в бешенство, а затем впал в уныние.

Марина Карповна рыдала в объятиях дочери.

– Чёрт возьми, что здесь происходит?! – вскричал возмущённо Иван Ильич, переступая порог зала. – Дорогая, сегодня, в полдень, ты должна лежать на операционном столе и тебе должны делать операцию!

– Да, должна была, – шмыгнув носом и размазывая по щекам слёзы, выкрикнула с вызовом Марина Карповна. – Меня привели в операционную, положили на стол, но я встала с него и ушла!

– Но зачем? Какого чёрта ты так поступила? – всплеснув руками, закричал Иван Ильич. – Тебе же доктор русским языком сказал, что операция необходима. Жизнь твоя ещё в опасности, ты что, этого не понимаешь?

– Папа, не кричи так на маму! – вступилась Анна. – Ты разве не видишь, что боится она и в ужасном состоянии!

– А смерти? Умереть ты не боишься, дорогая? – сбавив тон, посмотрел на рыдающую жену Иван Ильич. – То, что в тебе не выявили рак, это ещё не значит, что ты выздоровела.

– Ваня, родной, я умру во время операции! – со стоном выкрикнула Марина Карповна. – Я знаю, я это душой, сердцем чувствую.

– Фу, бред какой-то, – вздохнул Иван Ильич, подходя к столу, садясь на стул и опуская голову. – Господи, что сегодня за день-то такой? С ума свихнуться можно.

– Если мне суждено умереть от этой болезни, то лучше уж здесь, дома, а не на операционном столе, – немного успокоившись, сказала Марина Карповна. – А ты… Ты не расстраивайся так, Ваня… – Она перевела взгляд на дочь. – И ты не расстраивайся, Анечка. Каждый из нас хозяин своей судьбы и каждый волен распоряжаться ею по своему усмотрению. И я решила распорядиться своей судьбой так, как уже распорядилась.

Вошла кухарка.

– Готов обед, на стол накрывать? – спросила она.

– Сегодня обедайте без меня, – вздохнул Иван Ильич, вставая. – У меня ещё дел видимо-невидимо.

– У меня тоже аппетита нет, – вздохнула Марина Карповна.

– Идём к тебе в спальню, мама, – тоже отказалась от обеда Аня. – Там посидим с тобой и немного поболтаем. А потом чая попьём, с пирожными… Ты же хочешь полакомиться сладким, мама?

* * *

Радения по случаю привода на корабль новика состоялись поздним вечером в молельном доме скопцов в Смышляевке. Новик, по существующему в секте обычаю, принимается ещё до оскопления, но… для Силантия Звонарёва ввиду его оскопления в геенне огненной в окопе на войне было сделано исключение.

Как только на улице стемнело, во флигель, в котором проживал Силантий, пришёл сам кормчий корабля агнцев божьих Прокопий Силыч и с ним вместе Макар Куприянов. Оба были облачены в белые до пят рубахи.

– Ну, как ты, готов к посвящению? – строгим, непривычно торжественным тоном обратился к Силантию старец.

Силантий вздохнул, пожал плечами и ухмыльнулся:

– А что мне… Обряд посвящения я знаю. Мне Макарка уже не раз про него обсказывал. Да и у хлыстов есть обряд похожий. Мне его не раз наблюдать воочию приходилось на корабле христоверов.

– Да-а-а, обряды наши в большинстве своём схожи, но и расхождений немало, – сказал Прокопий Силыч. – Но об этом потом. Сейчас в парад вон облекайся – и на корабль добро пожаловать. Там голуби ужо собрались и ждут не дождутся появления нашего.

Старец и Макар Куприянов помогли Силантию облачиться в белую рубаху и, придерживая под руки, перевели его из флигеля в синодальную избу. В горницу новика сразу не ввели, строго придерживаясь неписаных требований обряда. Прокопий Силыч один вошёл в горницу, где его уже поджидали, сидя вдоль стен на скамейках, адепты, и обратился к ним:

– Праведные, а известно ли вам, что здесь есть душа, жаждущая стать на путь спасения? Согласны ли вы на принятие оной?

Скопцы, а их в горнице собралось человек тридцать, одобрительно загудели.

– Так вот, агнцы мои, – продолжил, обращаясь к скопцам старец, – вы помните того солдата, которого не так давно принёс на наш корабль полумёртвым голубь наш, Макарка Куприянов?

– Помним, батюшка, помним! – загудели скопцы. – Чуть жизнь держалась в его искалеченном теле.

– Вы помните слова мои, голуби, когда вещал я, что солдатик тот уже небесами убеленным был? – повысил голос Прокопий Силыч.

– И это помним, батюшка, помним! – так же дружно, все разом, ответили на его обращение скопцы.

– Так вот я, с помощью сил небесных, исцелил его настолько, на сколько возможно было! – объявил торжественно Прокопий Силыч. – А теперь, испытав на себе силы чудесные и уверовав в то, что святой дух всем нам сопутствует, решил на корабль наш взойти и стать голубем нашим, чистым, белокрылым!

Старец взял в руку пучок восковых свечей и под пение адептов стал раздавать их всем присутствующим. После того как свечи зажгли и скопцы замерли в ожидании привода новика, Макар взял Силантия за руку и легонько подтолкнул его плечом:

– Всё, идём, ждут нас…

В горницу они вошли, разувшись у порога в знак того, что место, в которое они входят, свято. Силантий без покрова на голове и без свечи, так как ещё не просветлён. И вдруг, позабыв о правилах проведения обряда, стоявшие кучей скопцы, увидев его лицо и голову, в ужасе попятились.

Ожидавший такой реакции Прокопий Силыч скупо улыбнулся и тут же взял слово.

– Все вы видели его лицо, его тело тогда, когда солдатика принесли из больницы, – заговорил он. – Короста огненная прочным панцирем сковала его тело, из образовавшихся трещин вытекал смрадный гной. Врачи бились за спасение его жизни сначала в госпитале, затем здесь, в самарской больнице, но ничем не смогли ему помочь. Силантий, как свеча, таял на их глазах, и они, расписавшись в полном бессилии, лишь разводили руками. Но, вопреки всему, благодаря небесам и помощи чудесной, он выжил и сейчас пришёл к нам! Разве это не чудо?

– Чудо, батюшка, чудо! – загудели скопцы, во все глаза пялясь на Силантия.

– Это чудо из чудес! – продолжил вдохновенно старец. – С такими увечьями никто жить не в состоянии, а он жив и не лёжкой лежит на кровати, а самолично ходит без помощи посторонней и разговаривает! И сейчас…

Прокопий Силыч подошёл к Силантию и встал перед ним, как сам Господь Бог перед иноком.

– Ну, новик, скажи-ка ты нам, чего ради на корабль к нам пришёл? – ласково обратился он к нему. – Сам эдакое решение принял или надоумил кто?

– Богу молиться пришёл я и душу спасти, – ответил заранее заученной фразой Силантий. – Ибо хочу я быть среди вас, сёстры, любить вас и самому любимым вами быть.

– Богу молиться и душу спасать? – спросил старец. – Но ведь Богу молиться и в церкви можно. Ты ведь православный поди?

– Да, православный я, – ответил Силантий. – Но в стенах церкви я не чувствую душой такого умиротворения и успокоения, как на корабле вашем. И я хочу взойти на ваш корабль, чтобы навсегда здесь остаться, и нижайше прошу не отказать в просьбе моей нижайшей.

После таких сомнений со стороны пророка-кормчего и просьб новика собрание скопцов, как и следовало ожидать, на вопрос Прокопия Силыча ответило дружным согласием принять Силантия в секту. Затем старец стал знакомить его с тяжёлыми обязательствами, которые он берёт на себя, с теми лишениями, которые ему предстоят. Потом Силантию дали свечу и покров и закончили церемонию христосованием. Но привод являлся лишь первым этапом на пути к спасению найденной души, а дальше…

Старец куда-то вышел, а скопцы стали дружно готовиться к предстоящим радениям, которые должны были начаться ровно в полночь. Крутившийся всё это время рядом Макар Куприянов куда-то отошёл, и у оставшегося без его опеки Силантия появилось время осмотреться.

Первое, что бросилось ему в глаза, – висевший на стене портрет скопческой святой Акулины Ивановны, легендарной монахини времён царя Петра Первого, изгнанной из своего монастыря.

С ней рядом на стене висел портрет основателя секты Кондратия Селиванова. Пророк был изображён в виде старца, в тёмно-синей одежде с соболиной опушкой и с белым платком, повязанным вокруг шеи. Аскетические глаза строго глядят с худощавого, безбородого лица.

С ним рядом Силантий увидел изображения безбородых апостолов Луки и Иоанна, почитаемых скопцами. Среди прочих икон он увидел ещё три, о которых никогда ранее не знал.

На одной из них был изображён скопец в белой рубахе, прикрывающийся мечом с изображённым на нём крестом; скопец обороняется от летящего к нему с луком и стрелами купидона. Под купидоном виднелась надпись: «плоть». Отскакивая от щита, стрелы попадают к ногам скопца.

На другой иконе – своеобразное изображение дьявола в образе женщины, шествующего за душой блудливого попа. Затем шли изображения страдающей плоти, убеленного отрока со сходящим на него в виде белого голубя святого духа.

От разглядывания скопческих икон Силантия отвлёк вдруг появившийся рядом Макар Куприянов со стулом в руках.

– Ну что, готов к радениям? – спросил он.

– Эка невидаль, – ухмыльнулся Силантий. – Что у хлыстов, что у скопцов радения одинаковые. И мне не раз приходилось видеть, как хлысты радеют. Только их во много раз больше собирается, чем у вас. Бывает, что столько в избу набьётся, что шагу ступить негде.

– Э-э-э, у нас голубей тоже слетается немало, – хмыкнул Макар. – Но такое бывает только по большим праздникам. А сегодня праздник невеликий, потому Прокопий Силыч всех созывать не стал.

– Ох, и на том ему спасибо, – вздохнул Силантий, начиная чувствовать лёгкое головокружение. – Здесь такая духотища, что голова кругом идёт.

– Слаб ты ещё, вот потому и недомогания ощущаешь, – сказал Макар и указал на стул. – Вот, старец тебе стул велел подать, чтобы ты нынче самолично в радениях не участвовал, а наблюдал за ними со стороны.

Только Силантий присел на стул, как в горницу вошёл Прокопий Силыч, и радения начались. А начались они не с вступительной проповеди, как ожидал Силантий, а с чтения духовных стихов.

Стихи, читаемые скопцами, были посвящены жизни Селиванова, Акулины Ивановны и других скопческих святых. Зачитываемые тексты больше выглядели обличительно-пророческими, предсказывающие скорое пришествие Селиванова и ужасы грядущего его суда, а затем наступила очередь голоссалий-распевцев.

Хотя распевцы и исполнялись хорошим скопческим хором, Силантий никак не мог вникнуть в их суть. У него вдруг сильно разболелась голова, а слух улавливал лишь отдельные фразы, такие как: «золотая гора», «дорогой товар», «нет цены ему», «на весах верных», и…

– Ой-ой-ой, да он в дух входит! – услышал напоследок Силантий чей-то крик с собой рядом и, потеряв сознание, повалился со стула на пол.

Агнцы Божьи

Подняться наверх