Читать книгу Сестры - Александр Дюдин - Страница 15

Услышав от соседок о том, что в районе можно поменять вещи на муку, масло, Валя решила ехать. Анна Ивановна сидела дома, трещины на левой руке загноились, рука распухла, красные полосы потянулись к плечу. Она сама предложила остаться с Мишуткой.

Тесно набитый людьми поезд остановился около районного центра ночью. Сыпались черные фигурки из вагонов, поползли, как муравьи, двумя темными полосками к деревне. Валя старалась не отстать от кучки людей, которых вела высокая здоровенная женщина с тугим мешком за плечами.

– Вот в этом доме берут на постой, – показала она на крайний длинный, низкий дом, пирогом растянувшийся вдоль улицы. «Бывалая, – подумала о ней Валя, – видно, не первый раз здесь».

Спали прямо на полу, в свободной от мебели комнате, тесно прижавшись друг к другу от холода. «Часто останавливаются здесь люди, хозяева даже комнату освободили», – в дреме скользнула мысль.

Вале казалось, что она только что заснула, когда все стали собираться на рынок.

Избушки деревеньки потонули в сизом тумане. Не шелохнувшись, спали деревья в белом, кружевном уборе куржака. А в небе светло! Высоко сияла полная, довольная собой луна. Похрустывал сухой, рассыпчатый снег под ногами горожан, тянувшихся к рынку. Мороз мгновенно побелил у них прядки волос, ресницы, брови.

«Куда идем в такую рань, – думала Валя, – когда в редком окне горит тусклый желтый огонек лампы?» Но, к великому ее удивлению, когда они пришли на базарную площадь, Валя увидела, что вся она от края до края заставлена лошадьми, санями с возами на них. Закутанные в платки, в тулупах, сидели на возах бабы со скудным товаром. У кого в котомке пять-шесть килограммов муки, в тряпицах лежали круглые комочки масла, мешок картофеля, закрытый ватным стеганым одеялом. Где-то кудахтала курица, визжал поросенок. У других, кто побогаче, лежало несколько кусков соленого свиного сала.

Валя подошла к саням, где была мука. Небольшого роста, закутанная в толстую суконную шаль пожилая женщина осмотрела старые, но еще крепкие сапоги Сергея. Слазила рукавом внутрь, похлопала зачем-то подошвами, один о другой.

– Хочешь, бери три чашки муки и курицу, больше не дам.

– Хорошо, – обрадовалась Валя.

Выменяла на свое платьишко комочек масла для сына. Походила, потолкалась, вернулась на постолье около часа. В комнате, где они ночевали, у стен, на полу, сидели молодые казахи, новобранцы, из близких аулов. Один, высокий, красивый остановил и больше не опускал восхищенных, блестящих, как вымытые сливы, глаз с Вали. Она покосилась на него, смешливо дрогнули уголки губ.

Груди камнем налились молоком, болели. На кофточке под соском появилось мокрое пятно. Она вышла во двор, зашла в открытый сарай и только чуть дотронулась до сосков, как из них, словно из маленьких леек, тонкими струйками забило молоко, падая на сено, устилающее пол.

Почувствовала облегчение. Потемнело. Валя подняла голову. Свет в двери загораживал молодой казах, смотревший на нее в комнате. Он удивленно смотрел на бьющие из сосков струи молока. Валя от стыда вспыхнула огнем, до слез.

– Уходи! Уходи! Чего тебе надо? – прикрыв руками грудь, сердилась она. По пальцам бежало молоко. Парень оторвал руки от косяка и исчез.

Валя расстроилась: стыдно идти в дом. К счастью, пришел молодой лейтенант, построил новобранцев во дворе и увел на железнодорожную станцию. Валя бочком проскользнула в пустую комнату.

Приехала домой утром. Сергей собирался умываться, на плече висело полотенце.

– Опять брал сахар? – устало упрекнула Валя. – Не для себя, для сына берегу.

– Нет, не брал, – поблескивая лукаво глазами, отрицал он, смахивая полотенцем сахар с верхней губы. Валя улыбнулась. «Мне тоже хочется сладкого, но я могу терпеть ради ребенка, а он, видно, не может. Потребность больше. Ругаю, а всё, как мальчишка, таскает понемногу».

– Вот, привезла муки, – говорила Валя, выкладывая на стол кулечек с мукой, комочек масла. Мешок, как живой, шевелился на полу. Она развязала его: с пронзительным криком, теряя перья, оттуда вылетела курица и забилась под стул.

– Вот этого зря выменяла, что с ней делать? Кормить нечем.

– А зачем кормить? Ее есть надо. Никогда не убивала куриц, не умею, – виновато призналась Валя.

– Это не вопрос, давай топор, сейчас мигом отрублю голову, она и пикнуть не успеет, – храбро заявил Сергей, как будто всю жизнь этим занимался. Валя принесла топор.

– Я выйду, боюсь, – сказала она. Сергей рассмеялся.

Потом она услышала крик курицы, удар топора. «Всё», – подумала она и вошла. Сергей стоял посредине комнаты бледный, словно отморозил щеки, держа курицу за ноги. Длинная шея без головы моталась из стороны в сторону, брызгая кровью.

– Горе мое, – смеялась Валя, – убийца! Дать нашатырного спирта? – взяла вату, макнула в нашатырный спирт. – На, понюхай!

– Не надо, пройдет! Честно сказать, я сам первый раз в жизни это делаю.

– А если б на фронт взяли? Как бы ты человека убил?

– Человека нет, а фашиста шлепнул бы, не дрогнула рука. Зол я на него. Курицу жалко, – добавил он, – а его нет.

– Ладно, приходи куриный суп есть, – поднялась на цыпочки, поцеловала в губы, ласково провела рукой по щеке, – побрейся, колючий, как кактус, – сморщила смешливо губы.

– Ты чего? – насторожился он. – Некогда.

– Да я не потому, – обиделась Валя, ей хотелось хоть немного ласки и внимания мужа.