Читать книгу 6 | Поэтический дневник - Александр Левинтов - Страница 11
2016
СЕНТЯБРЬ
Оглавлениебабье лето
золотые косы
осени уставшей,
ветер нежно носит
желтый лист опавший…
в небе журавлином
облаков одежды,
отлетают с клином
бывшие надежды…
грустно и печально,
и легко, как в песне,
в круге изначальном
просто всё и честно:
вот, уйдёт, что было,
не вернуть, не встретить,
а теперь уныло
ждать прощальной вести…
шаг шуршит негромко
в листопадном хламе,
паутинкой тонкой
плачет осень с нами
в листопаде
в листопаде в стиле блюз
всё не в фокусе, седое,
я себе ещё налью,
нас с тобой здесь лишь двое
только двое и туман,
только шорохи и тайны,
зыбкий соавė дурман,
горизонт – пустой и дальний
свинг моих воспоминаний,
свинг твоих ушедших чувств,
свинг ненужных оправданий,
свинг стихающих безумств
листопад – с берёз и с клёнов,
листопад твоей любви,
мы выходим на поклоны:
– всё… прощай… и не зови…
день гнева (dies irae)
этот длинный, длинный день,
этот самый длинный день:
призови и рассуди
совести нечистой трепет
и мерцание смертей,
ожиданье приговора,
и в золе твоих решений
пусть погибнут нечистоты
моей тронутой души;
ночь настанет или утро,
не дано предугадать
то ли небо новой жизни,
то ли тьма, кошмар и мрак;
время тянется на дыбе
ожиданий и молений,
всё уже неотвратимо —
совершил, не совершил
мой талант не знает срока,
нет пределов совершенства,
смог ли я добавить кроху
к предоставленному мне?
так покой, конец, забвенье?
боль, отчаяние, муки?
кара жуткая? прощенье?
дар? проклятие? укор?
грозно, медленно, уныло
суд идёт, ступает, длится,
поздно мне просить пощады,
пусть свершится – и аминь…
музыка
Ивану Житенёву
мы музыку колотим
ударными и прочим,
неистово, захлёбно,
то плавно, а то дробно
мы музыку танцуем,
подобно водным струям,
подобно вихрям ветра,
от свинга до балета
мы музыку мурлычим
в ответ на птичьи кличи,
мы звуки собираем,
как и букеты в мае
мы музыкою дышим,
мы чувствуем и ищем,
в себе, вокруг и в мире,
в зените и в надире
мы музыкою живы,
ведь звуки так не лживы,
и в шумном, сорном гаме —
мелодии над нами
общаясь с внучкой Со
«это что?», «а это что?» —
дети – чистые онтологи,
каждый миг – как в мир окно,
никакой формальной логики
бескорыстно честный взгляд
на происходящее,
и вопросы – все подряд,
только подлежащие
мир доверием открыт,
а совсем не знаньями,
жизнь – как праздник, а не быт,
чистое сознание
и глаза всё говорят,
что не сшепчут губы,
мир тебе, конечно, рад,
хоть он чуть и грубый
мы с тобой – одна душа,
добрые, как звери,
мы с тобою, не спеша,
все откроем двери
паук
страна моя подобна паутине,
но мы обязаны во всём её любить,
паук неторопливо, чванно, чинно
прядёт в Кремле узду – тугую нить
он всех боится – все его боятся,
полки охраны в случае чего,
простой народ и даже папарацци —
им недоступно лицезреть его
там – накопление, у нас одни отливы,
он не за нас, но мы – за одного,
мы все живём в тоске инфинитива,
и лишь паук – в личине имаго
живыми соками бессмертие питая,
он всех переживёт, пережуёт, проест,
он против всех – от Сены до Китая,
добру и совести завистливый протест
последние дни
последних дней волна:
как много суеты,
ненужных слов и чувств,
зудящих мелочей,
все мысли – не о том,
чего-то не успеть,
кого-то – потерять,
не думать, что ещё
всего одно мгновенье —
румяна на щеках,
чуть выбритые скулы,
пиджак и галстук в тон,
пройдут, перекрестясь,
и скажут пару слов,
что был такой, увы,
хотел чего-то сделать,
был добрым, может быть,
а, впрочем, хорошо,
что вовремя ушёл,
а нам тут за него,
так отчего ж не выпить?
помянем, так сказать…
сознание моё
отключат от меня,
передадут другому
или, скорей, в утиль,
и медленно спадут
покровы, ткани, ложь,
останется лишь правда:
такой-то, пара дат —
и больше ничего…
сборы в больницу
я укладываю вещи:
полотенце, щётка, паста,
и ещё – немного хлеба,
говорит мне голос вещий:
«всё-таки – почти на небо,
всё-таки – наверно, баста»,
и тетрадку для стихов,
кажется, совсем готов,
что ещё? – почти не надо
из того, что люди ценят,
мне бы взять с собой прохлады,
никаких не надо денег,
никаких воспоминаний,
сожалений и догадок,
оставляю хлам исканий,
суету, долги, досаду
а ещё я оставляю
остающимся надежду,
и мечты – да хоть бы стаю! —
пищу сладкую невеждам…
всё, что глохнет и немеет,
что само собой даётся,
и любовь – она нужнее,
тем, кто дома остаётся
старый театр
Введенскому народному дому,
театру Моссовета,
Телетеатру,
клубу МЭЛЗ
афиша – декорация театра,
за нею прячутся постыдные дела,
Введенский холм – отнюдь не холм Монмартра:
история исподним подвела
потёртый и мягкий плюш,
чуть тронутый грустью и пылью,
теперь тут такая глушь,
поросшая прошлым и былью,
погасшие звёзды давно
твоей опустевшей сцены,
и знать никому не дано,
какие тут были измены
интриги, притворные страсти,
как рушились планы, мечты,
и надвигались напасти
придуманной ах! -наготы
и зрители где-нибудь спят
в укромных могилах и урнах,
за старой игрой не следят
и не реагируют бурно:
не слышно ни свиста, ни «бис!»,
на люстре висит паутина,
и время, идущее вниз,
без грима, совсем не картинно
ты спишь, безмятежен и глух,
в своих коридорах и нишах,
твой светоч навеки потух,
и голос твой больше не слышен
афиша – декорация театра,
за нею прячутся постыдные дела,
Введенский холм – отнюдь не холм Монмартра:
история исподним подвела
афиша сорвана…