Читать книгу Где-то на сопках. Хроники строителя магистрали - Александр Павлович Чемек - Страница 16

За книжный базар ответишь. Следствие ведут дубаки.

В понедельник продолжаем вчерашнее: пилим дрова, жжем костры. Бригадир посылает половину людей на ямки для ограждения всей промзоны.

После обеда прибыл некто – архитектор – и объявил о неправильном расположении нашего сооружения. То есть, – вся работа, проделанная нами с самого начала, – псу под хвост. Возникла немая сцена. Однако, про себя, а кое-кто и вслух – выразились одинаково грубо. Бросив своё первое детище, отправляемся на устройство забора.

Вечером иду к Тамаре, точнее к её тётке – работнице райкома, дабы посоветоваться о книжном «деле». Заодно хотелось понять, как она относится к своему дружку-«повару», заварившему книжную «кашу».

На моё изложение предшествующих событий Валентина Сергеевна не нашла ничего лучше, чем сказать:

– Он ударил Толю? Что ж, зная, какой он вспыльчивый, я могу ему это простить.

Именно это мне и нужно было услышать. Оказывается, Харизматов хороший, но немно-о-ожко вспыльчивый. Видимо, период очаровывания у них ещё не прошел, и его «милую вспыльчивость» испытать на своей челюсти или ребрах ей пока не привелось.

А в это время Иванцов вызвал к себе в постройком Горисова со всякими бумажками, касательными книг. Видимо, от нечего делать профсоюз решил тоже заняться «расследованием» и, может быть, стяжать славу бдительного и мудрого органа. Однако, навалившись на юношу, он лишь спровоцировал его на непосредственное высказывание о деятельности Иванцова, а заодно и организации, лицо коей тот являл.

Какой нормальный советский человек, тем более – занимающий некий пост, может спокойно реагировать на правду, высказанную ему в лицо? Ненормальный и несоветский также терпеть её не могут, но реагируют по-другому, например, достают «кольт». Наши поступают тоньше.

Толя, на свою беду, принес в кабинет Иванцова копии своих писем к отцу, дабы доказать своё моральное алиби. Однако, профсоюзный лидер – парень не промах – сославшись на плохое восприятие на слух, попросил Толяна дать ему тетрадь в руки, чтобы «лучше один раз увидеть». Тот, поколебавшись немного, отдал «туговосприимчивому» Иванцову тетрадь, как первое признание в любви мудрому наставнику, гуру.

Насколько «гуру» был «слабоух», на столько он был «остроглаз». Не обращая внимания на шумный протест Горисова, «профсоюз» не хуже ЭВМ – перфокарты или кассир – банкноты молниеносно пролистал тетрадь и нашёл то, что проливало свет на всю сущность заблудшей души Толика.

Оказалось, юноша не только ни в грош не ставит работу профсоюза и идеологического сектора комитета комсомола, но не понимает и суть существования партии, то есть её «направляющей и руководящей роли». «Криминал» был налицо. Но как его обнародовать, когда источник – личные записи человека, фактически был изъят у автора насильно, обманом, без санкций и указов?..

Да и надо ли обнародовать? Достаточно уличить человечка в крамольных мыслях, а уж приговор он и сам себе вынесет.

– Ты тут пишешь, что не видишь смысла ни в работе профсоюза, ни в работе Партии! – воскликнул Иванцов. – Да ты знаешь, что за такую несознательность тебе полагается? – потрясал он тетрадкой Горисова над головой, как персонаж на фантике конфеты «Ну-ка, отними!».

– Владимир Юрьевич! – готовый ко всему верещал Толик. – Вы не имеете права читать личные письма!

– Имею, не имею… Какое твоё дело? Главное, ты сам признаешься в неверии!

– А что, нельзя? – огрызался Толик. – У нас свобода вероисповедания!

– Да ты знаешь, что таким не место на передовой!

– Знаю, что таких – здесь больше, чем идейных… – обронил Горисов под занавес и замолчал.

Дело о мелкой коммерции грозило перейти в идеологическую плоскость. Однако этого не произошло потому, что Иванцов сам не был уверен в преобладании идей вождя в головах молодых строителей над бессмертным духом золотого тельца.

Именно поэтому его принесло к нам в балок уже в 10 вечера. Вопросы, которые он задавал, были настолько унизительны, что я, выйдя из себя, предложил ему проверить по списку наличие книг у моих родителей, посланных им мной за последнее время.

Видимо, до него что-то дошло, ибо, сказав: «Не надо цинизма…», он удалился восвояси.

Зато Икорников как «идеологический сектор назначен «следователем» по-нашему с Горисовым «книжному делу» и ходит теперь сам не свой. Мы с Толей, будучи «подозреваемыми», обещали ему содействие и решили собрать у всех наших покупателей и одариваемых списки приобретенных книг с расписками об оплате…

Так ничем, кроме нервотрепки и издевательств этот день не закончился.

… На «зоне» с утра пораньше долбим отогретые кострами за ночь ямки для забора, разжигаем костры под следующие… В 10 часов появляется геодезист с чертежами и трубой и объявляет, что забор будет на пять метров глубже в тайгу. Очередная «немая» сцена. Тушим костры и идём валить лес за «забор».

На обед едем в 11 часов вместо 12. Все к этому уже привыкли, вернее, – желудки, – и никто не возражает. Транспортный монополист Кардан победил три коллектива по 15 человек! Причем, едем туда, куда ему больше нравится или где у него есть подружка на раздаче, то есть, – в «тошниловку».

Наш бригадир пожелал выйти у почты для телефонных переговоров с семьей, а я вышел с ним, чтобы зайти в книжный магазин. Увы, он был закрыт на ремонт отопления. Иду с два километра вверх по Северной трассе в «тошниловку» и попадаю в очередь с бригадой Крылова.

На «зоне» опять жжём костры и долбим ямки. Я на своих четырёх – едва успеваю вынуть оттаявший грунт из первой и разжечь новый костер, вынуть грунт из следующей и разжечь ещё костер, вынуть грунт из третьей и… Ранний приезд Кардана теперь всеми воспринимается нормально. Ещё немного, и мы будем недовольны, если он будет являться точно в 17 часов.

В конторе успеваю получить аванс (60 рублей), значит – гуляем.

Встретил Шестова и рассказал о «книжном деле». Он покраснел. Оказывается, в штабе комсомола ему уже погрозили пальчиком, за «аморальную» покупку книг с рук, неизвестно чем «запачканных». Впрочем, покраснение его лица, скорее, связано с нежным строением кожи, а не с чрезмерной совестливостью. Выслушав мой рассказ, он обещал что-нибудь предпринять.

В свою очередь, его жена Капиталина, – дочь начальника Главка и культурная богиня Дорпрофсоюза − прослушав наш с Горисовым отчёт о самодеятельном «ликбезе», обещала выслушать версию Иванцова и тогда уж что-нибудь придумать. Словом, друзья и просто сочувствующие – вроде бы не оставляют нас, но и помощи особо не предлагают.

В юридической части помощь, скорее всего, не понадобится. Арнольдов, назначенный начальником оперативников вместо уехавшего в десант Тимохи, направил меня в УВД к начотдела БХСС капитану Кошелеву. Тот предложил мне идти во внештатные сотрудники, чтобы бороться с настоящими расхитителями соцсобственности. Потом он показал мне заявление Сущевина и Севы, где они просили разоблачить и пресечь нашу самодеятельность, в которой мы, якобы, использовали служебные бланки для бесплатного получения книг, а затем продавали их, как последние спекулянты.

Я не удержал негодования:

– Это грязная клевета! Любой нормальный человек понимает, что бланк письма не может служить магазину основанием для таких подарков. Да и квитанции от «книг – почтой» у нас все имеются. Никто из заявителей не удосужился даже спросить их у нас. И вообще, если разобраться, автор заявления о «вреде» сотрудничества с книжными магазинами, кажется, завидует нам, ибо сам не может заниматься тем же.

– Я все понял сразу и этой ерундой даже не собираюсь заниматься, – заметил капитан. – Наоборот, я как книголюб приветствую вашу инициативу. Что касается морали, то она не в моей компетенции, и ею должны заниматься как раз написавшие это заявление.

Так мы мило побеседовали о жизни и литературе ещё с четверть часа, и я, не отказавшись, но и не дав согласия стать «секретным агентом», покинул сей милый милицейский уголок.

В среду на работе всё по-прежнему: долбёжка грунта, дрова, костры, – но уже без особого энтузиазма. Вдруг опять перенесут забор в другое место? Все повторяют, как молитву, армейскую заповедь: не спеши выполнять приказ, возможно, его отменят.

Вечером мы с Горисовым и Оксаной идем к Иванцову, но тот разбираться с нами отказывается и зовёт нас в Штаб ЦК, где вопрос будет решен кардинально. Действительно, здесь состоялось настоящее судилище. Замначальника Штаба Вересков с Иванцовым устроили нам перекрестный допрос в лучших традициях криминального жанра. Причем, сами убежденно отвечали на все вопросы, не дожидаясь нашего лепета, ибо ответы они черпали из «абсолютно достоверного» источника.

Первое обвинение, выдвинутое нам, − использование служебного положения в корыстных целях. Речь шла о тех же бланках. Кроме того, с неизвестной целью мы отсылали «дефицитнейшие» книги на «материк» (когда я накануне принес Иванцову несколько книг из «ЛП», он возмутился: «Что ты мне принес какую-то техническую, специальную литературу!»).

О том, что бланки писем не являются подотчетными и лежат у каждого ИТР свободно, никто даже не упомянул.

Второе обвинение, предъявленное больше Горисову, – это его по-мальчишески гневное письмо директору одного из магазинов, приславшего нам вместе с заказанными книгами «нагрузку» на 100 рублей – книги молдавских авторов. Причем, копию письма Толик отправил в «Книжное обозрение», которое его напечатало и тем ославило директора на весь Союз. Тот, конечно, «обиделся» и потребовал от наших идеологов напечатать опровержение.

Идеологи наседали на «подследственного» с «каверзными» вопросами:

– Как ты считаешь, для чего нужна литература вообще? Для воспитания?

– Ну, да.

– А что, книга «Легенды о Лазо» – не воспитывает? Это плохая книга?

Вопросы сыплются, как пощечины, слева и справа. Для полной картины не хватает только софита, направленного ему в лицо.

Толя долго молчит, соображает. Наконец выпаливает:

– Плохая.

– Ага! – ликует Иванцов. – Ты предпочитаешь иностранное нашему! Да ты – настоящий антисоветчик!

Защищаю Толю как могу. Однако я числюсь у них, если не организатором «безобразия», то, как минимум, «безыдейным старшим товарищем», голос которого, – пук. В таком ключе проходит весь допрос, и любые наши возражения и объяснения просто игнорируются.

Всё же, Иванцову удается выхватить тетрадь Анатолия, чтобы найти «крамольное» письмо отцу. Но тот в отчаянном порыве ухватился за неё и возопил:

– Отдайте! Это копии личных писем родственникам и знакомым!

– Нет! Это уже не личные!.. Это общественные, государственные документы!!!

Вдруг, эту возню остановил Вересков:

– Владимир Юрьевич, отдайте тетрадь. Наверное, это всё же личные письма… Не могли бы вы оставить нас с Анатолием наедине?

Мы с Иванцовым повиновались. Затем, он попросил Горисова прочесть ему то самое «безыдейное» письмо. Тот прочел.

На прощание замначальника Штаба заверил юного «отщепенца»:

– Что ж, теперь ты узнаешь – нужна ли наша организация и для чего…

Так, не удосужившись выслушать нас, идеологи вынесли некое решение: выгнать нас из того, из другого и вообще – стереть в порошок. Для этого они передают «дело» в комитет, а уж он разберется! На том и расстались.

Вооруженные полученным «иммунитетом» на все унижения и угрозы, идём из Штаба в ДК. Как и следовало ожидать, репетицию отложили «на потом».

Попив у Толика чаю, я удалился к себе и быстро заснул.

Утром пошёл в поликлинику. Врач обнаружила ОРВИ и дала больничный. По дороге домой купил еды, водки, том Толстого из подписки, «Слово о полку…».

В обеденный перерыв заглянул чумазый от сажи Гошка и «для поднятия духа» пересказал высказывания своего «земляка» Ашкоева о сущности Иванцова, какой тот – падла. Однако утешения это мне вовсе не принесло.

После работы он опять навестил меня как «тяжелобольного» и развлекал рассказами о визите начальника УРСА к нашему инженеру по ТБ Константинычу. То есть, гостинцы, принесенные визитером к столу, произвели на инженера впечатление приблизительно такое же, как серебряное ситечко Остапа Бендера на Эллочку-людоедку.

В 20:30 приплелся в ДК, где, наконец, состоялась репетиция моего эпизода.

Перед сном заглянул Горисов, составивший список «Литпамятников», полученных по почте из «Академкниги». Я обещал написать список своих книг.