Читать книгу Где-то на сопках. Хроники строителя магистрали - Александр Павлович Чемек - Страница 18

Жажда… общения. Счастья нет… Счастье есть! Стихийная передислокация. Ночные «Россыпи». Блаженны незлобивые. Штирлиц из «Мосгипро». Разбор «полетов».

Пробуждение в субботу было тяжелым. В «Тайге» отстоял дикую очередь в обед. Сплю до 17 часов. После ужина хотел было отписать друзьям о прошедших событиях, как вдруг нагрянули кудыктяне. Пошли по магазинам, с очевидной целью, но нигде ничего не нашли. Выручил Арнольдов, принесший со свадьбы Жиглова бутылку водки и портвейн.

Этого оказалось достаточно, чтобы философствовать с гостями о смысле жизни до 4-х часов утра.

В воскресенье, в 11 часов меня, совсем «расклеенного», друзья потащили на лёд Ленды, где проходили «Проводы Зимы». Власти, торговцы и культработники устроили всё в лучших традициях: на лотках и в автофургонах можно было найти всякой всячины от приторных изысков местных кулинаров до промтоварных неликвидов из-за Японского моря. Выбор аттракционов и развлечений был привычным: от песен, плясок и конкурсов, проводимых затейниками среди подвыпивших сограждан, до традиционного обледенелого столба с подвешенной на верхушке парой сапог. Для полноты картины гульбища не хватало только русской народной драки «Стенка на стенку». Последняя, увы, перестала быть демонстрацией народной удали и переродилась в интимные избиения «трое на одного».

В русской традиции – отмечать все праздники от языческих до профессиональных, назначаемых правительством, и рожденных свершениями народа. Мы тоже сделали гастрономические закупки и разошлись до обеда.

Наконец, на сцене «Пионера» состоялась полноценная репетиция пьесы, где Мищенко предстал во всей своей режиссерской ипостаси. Однако, мы как дилетанты всячески мешали исполнению его профессиональных обязанностей, устраивая ему «сцены» и просто болтая в ожидании своего выхода.

В частности, исполнительница главной роли Катерина между своими репликами успела поведать мне о своей тяжкой доле.

– Представляешь, Ген, – видимо, я стоял ближе всех к ней или имел достаточно невинную внешность, – эти суки меня совсем затравили.

– То есть, какие?

– Ну, администрация, профсоюз, наши конторские крысы. Нет у меня сил терпеть их замечания, издевки. Устроюсь куда-нибудь в Хородочи, в бригаду…

– Да, ладно, − пытался сочувствовать я, – утрясется. Вот на меня с Горисовым как нажимают! А я? Прикинулся идиотом, киваю головой, обещаю больше не толкать литературу в массы.

– Ты можешь прикидываться, а я – нет, − сухо заметила она. – У меня другое дело…

Какое «другое», я не стал уточнять, но почувствовал: «дело» личное или даже интимное.

Дома за обедом основательно отмечаем отъезд Степановской братии. Но, придя с репетиции около 16 часов, нахожу её в полном составе за тем же столом. Оказывается, отъезд отложили до «выздоровления» водилы их вахтовки. Что ж, в ход пошёл мой литр коньяка, под который парторг десанта Владимирский поделился воспоминаниями о своем участии в строительстве Телецентра.

– Ну, и попили мы там, – начал он рассказ скромно улыбаясь. – Бывало, с утра башка трещит, а денег на похмелку – ни копейки. Я говорю своему молодому напарнику Васе, мол, сходи-ка вон в ту новостройку, поспрошай – не надо ли кому замок врезать или дверь поменять… И будьте уверены – через час-два у нас была не только выпивка, но и закусь.

В подтверждение своего ударного труда он вскользь упомянул о награждении его орденом Трудового Красного Знамени, который скромно хранил в чемодане…

… В понедельник мы с обеими нашими девушками готовили материал для лесов. Остальной народ разбрелся по своим делам: на телефонные переговоры, в поликлинику, за инструментом или одеждой.

Как появились «старики», ставим внешние леса. Многое сделать не успели, ибо приехал «обеденный» автобус. По дороге в «Тайгу» читаю Олешу. «Ни дня без строчки» – это ли не пример для подражания? Правда, для кого? Не дай бог, для графомана. О присутствующих – ни слова…

В 23 часа началась очередная репетиция в ДК. Отрабатываем массовые сцены и три эпизода с Катериной в главной роли. В паузах она опять плачется: никто её не понимает, а только «лезут в душу в грязных галошах» и – без.

Ну, а как же им – мужикам – не лезть, когда девушка с гитарой, с голосом и жертвенной душой, никому не отказывает в общении, поет в любой аудитории и вовсе не требует за это никакой компенсации. Казалось бы…

Однако только слепоглухонемой или влюбленный мог не заметить, что в уплату за видимую доступность и простоту в общении требуется полное подчинение любым порывам ее души, по-русски говоря, – капризам!

Вот и сейчас она никак не может понять, чего хочет Мищенко. Голова её занята более серьезными проблемами и переживаниями, а он, гад, пристает…

В час ночи выходим на чистый морозный воздух: звёзды можно сосчитать. Голова чуть кружится от кислорода, от избытка эмоций или того, что называется «трудным счастьем»…

Минуту замешательства перед грандиозной картиной мироздания нарушил непосредственный Арнольдов, исполняющий в постановке роль этакого рубахи-парня, влюбившего в себя Зойку (Розу) − одну из покорительниц Сибири.

– Красотища-то какая! – возвестил он. – И какое же это счастье, что мы здесь делаем великое дело и ещё можем передать свой настрой другим со сцены…

– Это-то хорошо, – подбодрил его я. – Лишь бы наше самовыражение пошло впрок, а не сгинуло вотще. Мало ли, что нам нравится наше детище. Главное − что скажут другие!

– Да что нам чьё-то мнение! – возразил он. – А судьи кто? – припомнил он школу.

Дома я быстро завалился спать и, мне приснилось нечто.

* * *

Сон о счастье.

… Сначала каждый хотел дать ему определение, понять или убедить других, в чём оно заключается. Казалось бы, всё просто: счастье – это, когда тебя понимают (и чем больше народа, тем лучше), или – это обладание (вещами, деньгами, властью, связями…), или – это размеренная жизнь, постоянное прямолинейное движение без (не дай бог) ускорений…, или – это продолжение себя в своем потомстве – словом, формулировок прозвучало множество.

– Так мы никогда не договоримся, друзья! – проговорил круглолицый курносый старик, в белом хитоне. – Сначала надо определиться: счастье – это состояние человека, переживаемое им, как результат его деятельности, либо сама деятельность (процесс) или же это данность, ни от чего не зависящая, например, способность ощущать себя живым.

– А как же быть с тем, что всё относительно? – возразил лохматый старичок с пышными усами – Например, в молодости я чувствовал себя счастливым, если испытывал оргазм, не думая о последствиях. То есть, не применял кондома и не выскакивал из лона, как ошпаренный, в самый острый момент. С годами я стал испытывать истинное наслаждение оттого, что доводил до оргазма свою подругу! А сейчас я испытываю восторг лишь только от движения своей плоти внутри любимой…

– Какие же вы примитивные! – воскликнул некто в чёрном капюшоне, закрывавшем его лицо. – Истинное счастье в ощущении наивысшего взлёта нашего духа, в момент катарсиса, говоря научным языком. И не смотрите на меня так ехидно. Вы правильно заметили, что счастье плотское меняется с возрастом, а духовное – никогда. В детстве вы испытывали восторг от победы в игре «прятки», а в старости будете потрясены размерами огурцов на вашей загородной грядке…

– Э-э, друзья! Не надо «тащить одеяло на себя», – сказал первый курносый старик. – Я думаю, вы согласитесь, что все вы походили друг на друга в разные моменты вашей жизни. А значит, счастье – это и процесс, и результат, и подарок судьбы одновременно. То есть, такое состояние тела и души, когда они испытывают полное и одновременное удовлетворение. И когда это бывает с нами? Припомните…

* * *

Но тут я проснулся и мучился весь день, вспоминая и сопоставляя лучшие моменты своей жизни с тем, что окружало меня в то время.

Правда, особо вспоминать было некогда. Весь вторник копошились на своей постройке: в первой половине городили леса внутри нее, после обеда жгли костер на будущей яме до самого отъезда. За обедом в «Тайге» опять обсуждаем с Толиком – фотокорром «Рабочего» – вечные проблемы: пленка, бумага, реактивы… То есть, поделиться добытым он не в состоянии. Понятно: нас – любителей – много, а он – профи – один.

После работы попадаю в баню, а затем − в книжный, где покупаю на всякий случай три «Парижских коммуны» и книгу Блеза Сандрара. Заворачиваю в экспедицию, где Веня угощает меня в обществе начальника П.Леонова.

Придя домой, обнаруживаю у себя вызов в РОВД… Там мне показывают ещё раз заявление наших «бугорков» о, якобы, использовании мною служебных бланков в корыстных целях. Пока я пытаюсь собраться с мыслями, мне предлагают участвовать в рейде милиции по торговым точкам как дружиннику. Это ли не попытка шантажа?!

По пути домой закупаю еды, но меня заворачивают в «Пионер», где записывают на завтра на фотографирование для театрального стенда. За чаем Горисов милостиво берёт у меня одну из трех «Парижских коммун» в обмен на банку сгущенки.

В половине первого, когда все хорошо спали, Воскресенский, видимо слушая радио, вдруг закричал чужим голосом:

– Наше правительство – гады – продает нефть американским капиталистам…

Под этот вопль не мальчика, но мужа я и заснул.

… В среду на рабору взял «Зенит» и «Зависть» Олеши. В автобусе читаю, а на площадке снимаю рабочий процесс: долбление бетонной мерзлоты ломами (Нонка Половинко и Галя Тихова), розжиг костров.

На обед нас привозят в «Тайгу», где я фотографирую длиннющую очередь, в которой полностью теряю аппетит. Что ж, без аппетита я и другие нетерпеливые покупаем в буфете молдавский чернослив в вине и едим прямо из литровых банок…

На площадке всё то же: яма, леса…

Разнообразие внесли неожиданно вспыхнувшие дебаты об очередности отпусков и о темпах нашей работы. Редко, но бывает, что без руководящей затравки народ занимается разбором «полетов». Самым яростным критиком была Нонка. Будучи строителем со стажем, она легко подмечала ошибки и неумелость других и при случае вываливала свои наблюдения на головы аудитории:

– Что же ты, Арнольдов, ни хрена не шевелишься, когда все ищут и находят работу?! Тебе бы только языком молоть…

– Да иди, ты, знаешь куда?! – парирует не менее опытный Виталик. – Сама лясы точишь, а не замечаешь. За собой следи!

В таком духе перебранка продолжается по нарастающей, пока бригадир не прерывает её на самом скучном месте.

Вечером нечаянно встретил Лёню, что повлекло за собой, как всегда, возлияния. А с 22-х часов – репетиция в ДК до полуночи.

Дома не спалось, и я битый час подбирал мелодию к своим стихам, посвященным девушкам отряда.

… Половину бригады забрали на сдаточный объект, то есть, на склады взрывчатых веществ (ВВ). В остальном всё привычно: жжём костёр на месте будущей смотровой ямы, льём соляр на сырые дрова в пропорции 1:1, коптим небо и себя, соответственно.

Вечером в ДК Мищенко внушает нам мысль об «ответственности» и «масштабах задачи», то есть, пытается нас организовать. Увы, его усилия тщетны: народ пришёл отдохнуть, развлечься, а не только сыграть свои роли.

… Рабочий процесс переходит на крышу профилактория. Подаю с Тиховой стропила и щиты «старикам» для настила под кровлю. Неподалёку стоят новенькие автокраны без водителей, что нас необыкновенно возбуждает, а общее негодование по поводу простоя техники даже сближает.

Сближает до того, что Галя откровенничает: её свадьба намечена на 26-е апреля. О своих сомнениях я промолчал, дабы оттянуть «миг сей роковой». Ведь Тимоха уже обнародовал в мужской компании планы на своё семейное будущее, куда женитьба на Гале, увы, не входит.

На территорию, прилегающую к промзоне, завозят наши вагончики, а также для ожидаемого пополнения отряда и для семейных. Самое смешное, что многие вагоны на старом месте только-только поснимали с колес, установили краном на брус и утеплили завалинками с опилками!

Для перевозки же на новое место их снова кое-как устанавливают на тележки, и «Кировцы» тащат их по ухабам со скоростью, «не совместимой с жизнью», едва зародившейся в них. Бывало, приходят люди с работы, а вместо дома – кучки опилок. Находят не без матюгов свой дом на промзоне, а внутри – погром почище черносотенного. Как можно было перевозить балки, не предупредив жильцов?!

Нас же вместо складов ВВ «бросили» на изготовление крылец и ступенек к этому ново-старому жилью. С первым же балком нам не повезло: кривой рельеф, торчащие пеньки и кусты. Вся бригада колдовала над одним крыльцом до семи вечера. Так и не доделав его, мы установили лесенку-времянку и отбыли по домам.

Касса для получения аванса была закрыта, репетицию не назначали, и после раздачи некоторых новых книг я завалился спать. Вдруг около часа ночи объявилась шумная компания: «Серебряные россыпи» всем составом во главе с нашей примой Катериной. Конечно, организовали стол «чем богаты» и орали песни под гитару ещё два-три часа.

… Суббота − рабочая. Ковыряем ломами отогретую землю в яме. Поднимаем со Степаном щиты на стропила. Остальные снимают прибывающие балкИ с колес и ставят их на ряжи из брёвен или из бруса.

Теперь стало понятно: выставить горизонтально длинный вагончик на корявом склоне, покрытом кустарником и пеньками лиственниц – задача не для слабонервных. Приделать же к нему ладное крыльцо – непросто даже нашим хладнокровным заозерским профи. Увы, некоторые из бойцов «Ударника» после обеда позорно дезертировали с этого фронта.

Остальные были призваны нашим новым прорабом Штейном на установку замков и замену стёкол в тех же балках. Однако, за неимением надлежащего инструмента и материалов, нам ничего не удалось сделать толком. Поэтому в 17 часов с чувством невыполненного долга мы потопали пешком в старый лагерь, где оставались наш и ещё несколько балков.

Вечером в ДК – танцы. На репетиции я был не нужен и отбыл домой. Здесь мои вездесущие соплеменники поведали мне, что Горисова «взяли» на заседание КП.

В воскресенье утром обхожу реальные торговые точки в поисках нереального. К сожалению, чудо случается, и в посёлке мостостроителей я становлюсь обладателем бутылки коньяка и прячу ее в своей тумбочке. Можете себе представить, что я испытал, когда, придя с репетиции, нашёл бутылку уже опорожненной Огоньком и Боткиным.

По странной древней традиции иные сирые и убогие почитаются у нас святыми. Например, знаменитый Василий Блаженный, нищий – «пода-а-ай копеечку» в «Борисе Годунове». Припоминается также персонаж фильма «Праздник Святого Йоргена» в исполнении И.Ильинского. Остальные претенденты на это звание уныло повторяют пионеров… Получить с блаженных компенсацию за причиненный ими урон, конечно, не представлялось возможным, ибо «моя бедная мама уронила меня в детстве с шестого этажа» – читалось на их лицах с первого взгляда.

Дабы восстановить душевное равновесие, ввечеру иду с Митяем на день рождения Коротич. Она же ведет нас к коллегам Мормоновым, где уже обосновался «Штирлиц с Одессы» из «Мосгипро». Судя по тому, как он завершал свои тосты фразой «за любовь!», глядя на Люду, он явно претендовал на взаимность.

Я же обнаружил на секретере, рядом с которым сидел, черновик письма, написанный школьным почерком. От скуки я прочёл его. В нём с недетской ненавистью Светик – дочь хозяев лет 10-ти – изливала бабушке свое отношение к извергам-строителям, способным ни за что, ни про что срубить такие старые и красивые лиственницы, сосны, берёзы… А я-то никак не мог взять в толк, почему она нас сторонится и не желает общаться.

Тем не менее, её родители в своем «органе» вполне самозабвенно пропагандируют «Стройку века»! Полюбовавшись на то, с каким энтузиазмом сотрудники «районки» воспринимали «гоп со смыком» от «Штирлица», я совсем заскучал и собрался улизнуть домой. Однако, уже заполночь мне пришлось топать по морозу 35° в наш посёлок под конвоем Мормонова за двумя заначенными бутылками коньяка. После этого гуляние «тлело» аж до 3-х утра…