Читать книгу Городские сны (сборник) - Александр Станюта - Страница 19

15. II.34 г.

…Жизнь надо измерять воспоминаниями. Вернее, прошлым. Самые жгучие дни – прошедшие. В них кипят горечь и радость живых человеческих страстей. Они кровно связаны с человеческой душой, раны еще не зажили. Они не кровоточат, но еще мозжат, ноют, а радости уже прошли. Эти дни еще радостно видятся со своими мелочами, деталями, они придают прошлому выпуклость, рельеф, жизненность.

В этом сила прошлого – оно неповторимо.

Меня начинают мучить контрасты. В самом деле: Берлин, Венеция, Берн, Вена и… Сызрань; нелегальная работа за кордоном, годы гражданской войны и… уютный кабинет, дрязги и мелочи «оседлой» работы. Да хотя бы и это: весеннее утро («Яблони цветут…») на перроне Витебского вокзала – и скука, одиночество, заснеженные степи и сухой бурьян здесь…

А.

20. II.34 г.

…Над городом уже третий день свирепствует буран. Но это уже весна. На моей родине эти бураны назывались «птичьими бурями», потому что в это время начинается перелет птиц через моря из Африки и Индии. Эти бури всегда приносят с собой беспокойство, смутное желание кочевать…

А.

1. Х.34. Сызрань

Надо бы написать тебе раньше, да я все какой-то растерянный, не нахожу себе места.

Сейчас решил уехать отсюда, думаю, в Сибирь или на Алтай. Но еще не знаю, не от меня ведь все зависит.

Писать о себе мне сейчас трудно, я сам себя ненавижу…

А.

7. I.35 г. Сызрань

В жизни очень много символов. Особенно много их в жизни личной.

В ясный зимний день, после снегопада, ты идешь лесом и видишь отчетливый след зверя: вот он шел тихо, по своим звериным делам, вот остановился и прислушался к чему-то тревожному, может быть, голосу гончей собаки; вот побежал, и вдруг на снегу – длинные прямые линии, шерсть и кровь.

Линии – это следы дроби, на белой странице жизни они вычеркивают жизнь зверя. Вычеркивают навсегда и безвозвратно.

Или вот другое: простая, даже банальная мелодия песни питерских трущоб, мелодия «Яблочка» стала символом беззаветной отваги и геройства.

Чудесная музыка Бетховенской «Героической симфонии», всех мужественных маршей Моцарта, Листовских «Транскрипций», все это никогда не вызывало и не вызовет в душах миллионов людей таких глубоких переживаний, как несколько глупеньких нот «Яблочка».

Потому что не в нотах дело, а в том, кто и где эту песню пел. А пели ее люди, каких мир до сих пор еще не видел и вряд ли увидит когда-либо вновь.

А в личной жизни человека таких символов очень много.

Я, например, люблю пургу. И мне трудно скрыть свою радость, когда поднимается вьюга. Когда я иду против воющего ветра, и он сечет мне лицо, я почти физически ощущаю твою близость, мне кажется, что ты идешь рядом со мной.

Тут дело не в одних воспоминаниях о том, как я провожал тебя первый раз в Витебске, в декабре 29 года поздно вечером домой.

Мне кажется, что наша короткая близость 4 года назад была тоже несколько похожа на пургу. Она задула все старые дороги, заставляла кровь быстрей бежать в теле, она остро резала и колола лицо и тело.

Я тебя помню и весенней и летней, но все же ты – вьюжная, морозная.

Часто я хожу по тихим и темным улицам этого странного городка в вьюжные ночи, когда волки подходят к самому городу, и часто в полночь слышен их вой на Волге, и мне кажется тогда, что я хожу с тобой.

Мне многое уже в жизни приелось и надоело, я стал скептиком и во многое уже не верю, но от этой странности избавиться не могу. Я знаю, что это смешно и сентиментально, но избавиться от этой привычки выше моих сил.

…Ты ездишь с гастролями по другим городам, почему не приехать в здешние края, хоть бы в Самару? Для популяризации белорусского искусства. Ты бы подала такую мысль своим администраторам!

Неужели мы с тобой больше не увидимся? Или увидимся стариками? Это похоже на правду. Пришли же мне хоть свою фотокарточку. Я хочу видеть, как ты выглядишь сейчас.

Аля.

1. III.35 г.

Вот сегодня последний день я в Сызрани. На улице почти уже весна…

В этом маленьком типичном уездном городишке я прожил два года. Они останутся в памяти как самые серые, самые тихие. Боюсь, что и впереди меня ожидают такие же дни. Предчувствия эти меня угнетают. И мне как-то тоскливо все время, как будто я потерял что-то невозвратимое.

Когда я был ближе к тебе, в Витебске, я не чувствовал времени. Время было лишь средой, в которой проходила моя жизнь. Так рыба не чувствует воды, а птицы воздуха.

Я вырос и все время жил в лесах, я привык двигаться и жить так, чтобы я видел все, что мне нужно, но чтобы меня не видел никто. А здесь равнина, голая и безрадостная. Возможно, это действует на мою психику.

Но вернее всего, тут какая-то психологическая усталость от массы впечатлений, воспринятых моим сознанием. Ведь я, несмотря на внешнюю уравновешенность, очень чувствителен к впечатлениям. Например, когда слушаю музыку и совершенно забываю обо всем вокруг.

Завтра в это время я уже буду в пути. Куда-то он меня приведет? Когда и как окончатся мои вечные скитания человека, у которого нет родины, нет друзей, нет приюта?

А вот ты, чьей близостью я так дорожил, ты далеко, и еще вопрос, увижу ли я тебя когда-либо. Вопрос, боюсь, неразрешимый…

3. III.35 г.

Сегодня я хочу написать тебе лишь прощальный привет. Вечером я еду. Поезд приходит в 8 часов, а сейчас два.

Не знаю почему, но мне ужасно не хочется ехать туда, куда меня назначают. Приходилось ли тебе когда-либо испытывать такие внезапные, ничем не объяснимые антипатии к месту или людям? Эти чувства вызываются, очевидно, какой-то подсознательной логикой, без участия разума.

Москва, например, очень хороший город, но я был бы там несчастным человеком. Почему – не знаю.

Вот так же и сейчас. Ничего не зная о месте, куда еду, я все же ненавижу его и думаю, что долго там не усижу.

По предварительным данным, это, якобы, Челябинск или какой-то город в той области.

Новый адрес сообщу немедленно, как только где-либо зацеплюсь. Все время был занят этими «переезжательными» делами.

Моя милая, любимая – я так хочу тебя увидеть, но удастся ли это и когда? Я удаляюсь все дальше и дальше от тебя с каждым переездом!

Аля.