Читать книгу Заметки на собственной шкуре - Александр Волков - Страница 20

Любит наш народ всякие определения давать вместо подробной характеристики. Емкое такое определение. Как хлыстом. Недотепа или, скажем, бедолага. Умница или разгильдяй, если не сказать хуже. А есть более добрые и уважительные определения. Например, врач от Бога. Водитель от Бога. Музыкант от Бога. А вот Гоша Шашкин. Про него все, кто его знал, всегда говорили с придыханием и восхищением. Человек от Бога. О как! Ни много ни мало. А Гоша таким и был. С самого детства своего.

В детском садике его любили все нянечки и воспитатели. Тихий, спокойный. Молча выносил нянечке вылизанную до блеска тарелку. Самостоятельно аккуратнее всех заправлял кроватку после тихого часа. Танцевал на утренниках всегда в первом ряду. На прогулку одевался самостоятельно. Нянечке не нужно было ломать пальцы, застегивая пуговицы его пальтишка. Вопросов лишних не задавал. Казалось, что и в детский садик он попал по необходимости. На время. Как от дождя спрятался. Где-то же надо переждать эти три-четыре года до школы. Ну и в школе, конечно же, Гоша пользовался не меньшей любовью. Притом что к любви еще и добавилось уважение в силу возрастного развития. С девочками был сдержанно вежлив. С парнями прост и надежен. В драках не уступал, слабых не обижал. Отличником не был, но и в троечниках не числился. Учителя его любили за исполнительность и надежность. Соседи ставили Гошу в пример своим непутевым чадам: «Вставай давай! Вон Гоша с шести часов с тяпкой уже в огороде, а ты?» Или: «Вон Гоша уже корзину грибов приволок, а ты?» А потом армия. Горячая точка. Спецназ. Орден в мирное якобы время. Институт-любовь-диплом-женитьба. Усы и улыбка, как у Кота Леопольда. Семья. Всё как у всех. Преподавал в техникуме. Вкалывал на стройке сварщиком. Даже таксовал. С развалом страны где только ни работал, чтобы кормить семью. Ничего, казалось бы, привлекательного, а поди ж ты.

И на старуху, как говорится… Идут они как-то по уснувшему городу из гостей. Он, жена Танюха и Игорек на руках дремлет. И, как в модном в то время кино «Его зовут Арлекино»: подворотня, толпа подростков с цепями и кольями. Человек двадцать. Лбы и прочая пьяная шваль. Тут и спецназовские навыки не помогут. Против лома куда уж тут. И не убежишь с женой и сыном. Тишина висит гнетушая. Всё. Аллес. Толпа устрашающе надвигается. Гоша, прикрыв жену с сыном, отступает под свет ночного фонаря. Еще мгновение, и эта свора… «Стоя-а-а-а-а-ать! – писклявый звонкий голос из темноты. – Стоять, пацаны! Это же Гоша. Он нас в техане ОБЖ учил. Это классный мужик, отвечаю». В круг света выскочил взлохмаченный патлатый шпендель. Раздвинул гремящую цепями толпу: «Проходите, Георгий Петрович». И пошел Гоша сквозь строй, держа за руку жену с сыном.

Тишина была такой пронзительной, что Гоша слышал, как у кого-то стучат ходики в открытой форточке. Так и ушли они под стук этих ходиков и Танюхиных каблучков. И уже дома, в тишине постели, Танюха спросила: «А кто этот пацаненок?» «Понятия не имею». А пацаненок, как оказалось, понятие имел. Кто такой Гоша. Он же Георгий Петрович. Он же преподаватель ОБЖ в местном техникуме. Он же «классный мужик, отвечаю!» И он действительно был классным мужиком!

Выпивали как-то на работе. Бухгалтерия. Отдел кадров. Плановый. Типа корпоратив. Проставлялся Гошин начальник: получил он квартиру в новом доме. Трехкомнатную, девки-и-и-и! На шестом этаже, прики-и-и-инь! Событие по тем временам запредельное. Ну, засиделись. Женщины разбежались еще засветло, а они с Гошей… Потом еще по одной. Потом зашли в какую-то забегаловку. Потом еще в «домовую лавку»… И, цепляясь за попутные полисадники, тащил Гоша своего шефа на себе, как та самая санитарка звать Тамарка комбата с поля боя под Курской дугой. Через весь почти город. К тому самому новому дому. Помнил Гоша из адресных реквизитов шефа только одну графу – шестой этаж. И всё. Ни номера подъезда, ни номера квартиры. Ничего не сказал шеф перед тем, как отправиться в сладостное свое зазеркалье. А как увидел Гоша весь этот дом, то хмель слетел с него в одну секунду. Этажей в том доме было девять. А подъездов… А подъездов… Ща посчитаем. Так. Раз-два-три… При счете «одиннадцать» Гоше стало дурно. Из его головы не то что хмель – разум улетучился окончательно и бесповоротно. Точно он определил только одно обстоятельство: час ночи. И всё. Вперед, Гоша!

Взвалил Гоша своего храпящего командира себе на горб и… А дом-то новый. Лифт еще не подключили. Мама дорогая! Чего задумался, Гоша? Вперед! И начал Гоша считать этажи. Благо, что не девятый озвучил шеф, когда еще был при памяти и сознании, а всего лишь шестой. Подумаешь, мелочь какая! Всего-то шестой! Фи. Не двенадцатый, и то слава богу. В первой квартире в первом подъезде на шестом этаже Гоше в полвторого ночи никто благоразумно не открыл. Во второй квартире Гоше открыли, но опознать лежащего на полу подъезда якобы их соседа не смогли. Вроде, видел я где-то этого мужика. Может, по телевизору? Через пару-тройку квартир Гоша, уже будучи практически трезвым, сообразил, что его шефа в этом доме могут не опознать никогда вообще. Потому что дом только заселился, и соседи просто физически еще не успели познакомиться. Так что процесс опознания может затянуться на пару недель как минимум.

Где-то в четвертом по счету подъезде, стуча и извиняясь на каждом шагу, Гошу пронзила убийственная мысль. А ведь жена Гошиного шефа не кто иная, как бывшая зампредисполкома. Женщина, известная во всем городе таким крутым нравом, что мало не покажется, если даже Гоша найдет спасительную квартиру и передаст ее благоверного ей из рук в руки в самом прямом смысле. Мало Гоше не покажется. Но бросать товарища – не в Гошиных правилах. За речкой еще и не такому научили. Долго ли, коротко ли, но вышел-таки в шестом часу утра Гоша на человека, опознавшего в шефе соседа. «Да он вроде с соседнего подъезда, – кивнул, подтягивая синие трусы усатый мужик. – Баба на него позавчера орала. Что-то он половик не так вытряхнул, что ли. Здоровая такая бабища. С балкона орала на весь двор так, что хоть уши затыкай. Двойняшки мои в люльке проснулись. Судя по балкону, дверь – как у нас. Найдешь, короче». Помолчал мужик. Посмотрел. И давно ты его так таскаешь? Ничего не ответил Гоша. Обнял молча своего спасителя. Слеза скатилась по небритой щеке, сказал бы поэт. Поволок свою ношу дальше. Как Сизиф.

Запёр на себе шефа по долгожданному адресу. Приставил к двери, как половик, который тот позавчера не так вытряхнул, как хотелось бы жене. Представил единоутробную шефовую супругу, орущую с балкона. Позвонил в дверь. И бегом-бегом на этаж ниже. Прислушался. Тишина. Поднялся на цыпочках еще раз. Позвонил. Ш-ш-ш-шмыг-г-г-г на пятый и затих. «Кто там? – Глухой голос из-за двери. – Валера, это ты?» И от этого голоса Валера мгновенно превратился в сказочного принца! Абсолютно трезвого и никогда не пьющего ничего, кроме кефира, мужа. «Олечка, это я, дорогая». Прям, Гвидон пушкинский, а не бревно, которое таскал на себе Гоша с одиннадцати вечера. Щелк. Скр-р-р-рип. Ах ты, скотина! Я уже все морги обзвон… Да я, Оль… Марш в дом! Хлоп-п-п-п! Фу-у-у-у-у-у. И Гоша – нет, не тенью, дымом – спустился по стене подъезда к выходу, прекрасно понимая, что через два часа ему нужно быть на работе, а его Танюха, конечно же, всё поймет и посмеется вместе с ним. А потом прижмется к его плечу и скажет. «Молодец ты у меня, Гошенька! Я горжусь тобой. Ну как тебя не любить?»

Известная восточная мудрость гласит: не приведи бог нам жить во времена перемен. А мы жили. И живем. И эти времена перемен закалили нас настолько, что нам уже ничего не страшно. Мы были приучены ко всему. К эквилибристике по головам очередей в магазин во времена сухого закона. К борьбе с нетрудовыми доходами, когда подвезти соседа на своем родном «запорожце» являлось уголовным преступлением. Когда государству становилось особенно скучно, оно заставляло нас обменивать купюры в три дня, опять же давясь в очередях. А уж когда совсем было невмоготу, то вдруг обьявлялся, как черт из табакерки, загадочный ГКЧП. И так по кругу, начиная с 1917 года. Так что мы были готовы ко всему.

Кто-то перемены в стране пережидал на старом рабочем месте и ждал чуда. Кто-то менял профессию и вместо фортепиано садился за баранку КамАЗа. Кто-то бросал преподавать в школе и выходил на рынок продавать своим бывшим ученикам жвачку и сигареты. Это было! И в этом не стыдно признаться. Стыдно это не признавать. Гоша тоже сменил работу. Учитывая его боевое прошлое, взяли его в ОМОН. Ни много ни мало. А почему нет? Всё при нем. Навыки. Опыт. Здоровье. Отличные характеристики как письменные, так и устные. Орден опять же. И, как и следовало ожидать, Гошу полюбили и в ОМОНе. И не только бойцы-соратники. За обаятельную леопольдовскую улыбку полюбили его все женщины местного ГОВД, от полковницкой секретарши и до уважаемой во всем городе и его окрестностях главбухши этого самого ГОВД, женщины мудрой и красивой, несмотря на свой пенсионный возраст. Ой, Гошенька! Как вы на сыночка моего похожи! Тоже за речкой был. Там и погиб Коленька-то мой. И полюбила она Гошу, как родного сына. Как родного Коленьку – со всеми вытекающими. То пирожками домашними угостит. Сама пекла сегодня всю ночь, Георгий Петрович. Попробуйте вот эти, с маком. То, озираясь и оглядываясь, сунет ему тайком фляжку. Настойка моя, Гошенька. На грецких орехах. Дома попробуйте с Таней. Коленьку помяните. Годовщина сегодня. То…

Короче, где-то на третьей неделе Гошиной этой службы сидят бойцы ОМОНа в пятницу вечером на дежурстве. Кто чем занят. Телефонов сотовых тогда еще не было, так что… Скукотища, стало быть. И вдруг на пульте загорается красная лампочка. Та самая. Самая что ни на есть тревожная! Вызов! Из ресторана «Дружба». Вперед, ребята!.. Попрыгали в автобус со всей амуницией. Каски-маски-щиты-дубинки. А этот ресторан был у местного ГОВД далеко не на лучшем счету. Там что ни выходные, то драки и разборки. Дружба, одним словом. Так что дело привычное. Подлетают к ресторану. Всё, как учили. По всем правилам омоновской науки. Влетают, как в боевике Егора Кончаловского «Антикиллер». Со звоном вылетают в окнах рамы. Летят, трассируя над паркетом, с грохотом в зале двери. Стоя-а-а-ать! Столы разлетаются по углам. Со столов объедки-закуски летят по стенам. Паника. Визг. Рев. Мужиков без разбору мордой в пол. Женщины сбиваются в беспомощную стайку в центре зала. Как учили!..

Вдруг наступает мертвая тишина. И в этой тишине жа-а-а-а-а-алобный такой голос той самой главбухши ГОВД. Уважаемой во всем городе. Мудрой и красивой. С пирожками и наливками которая. «Простите меня, Георгий Петрович. Это я нажала тревожную кнопку». Шок – это по-нашему! Заче-е-е-е-е-ем???!!!. Я хотела вас пригласить. У меня сегодня день рождения. Так хотелось, чтобы вы были рядом. Вместо Коленьки моего. Я знала, что так просто вы не придете. Поэтому я подумала, что… И вот… Я… Дура я, конечно-а-а-а-а-а! О-о-о-й ду-у-ура-а-а-а-а-а! Прости-и-ите меня-а-а-а, Гео-о-орги-и-и-ий Петро-о-о-ови-и-и-ч…

И ушел Гоша из этого ОМОНа к чертовой матери чуть ли не на следующий день. Не мое это, Танюш. Ну не мое, хоть убей! Ну не могу я, пойми, с дубинкой на человека. Вы или ему дубинку дайте, или у меня ее отберите. Чтобы честно, Таня! Чтобы честно. И куда теперь? К пацанам пойду. Завуч вчера звонила. И ушел Гоша опять в техникум. Преподавать молодежи азы той жизни, в которой сам он был человеком уважаемым, и – дай бог – воспитать там себе подобных.

Так и работал бы Гоша в этом техникуме до самой пенсии, если бы вдруг… Не-е-е-е-е-ет. В нашей стране никому спокойно жить не дадут ни-ко-гда! Ишь, чего захотели! И подкинула жизнь нашему герою очередную проверку на вшивость. Да еще какую! Не просто тебе испытание типа «Форт Боярд». Что это такое для нас «Форт Боярд»? Тьфу! А тут жизнь подкинула Гоше самое тяжелое испытание – испытание властью. Пригласили уважаемого во всем городе Георгия Петровича Шашкина в городскую мэрию на должность заместителя мэра. Это вам не конь начхал! А чтобы господин Шашкин долго не раздумывал, подкинули ему из рукава тут же, в единочасье, джокер в виде коттеджа. За городом, как говорится, под ключ. Танюха была сражена наповал, а Гоша… А Гоша-то был не дурак. И про сыр он помнил. И про мышеловку. Он еще сомневался даже тогда, когда показали ему ключи от новехонькой «Нивы», но… Когда к нему вечером в его хрущобскую «двушку» нагрянула делегация соседей и коллег с просьбой пойти во власть, Гоша сдался. Не мог он людям отказать. Ну никак не мог! Такой вот он уродился. Гоша он, чего вы хотите? Человек от Бога!

А в подзаборных пьянках бывшие Гошины друзья и сослуживцы горячо стали спорить и заключать пари на тему, сразу выкинут оттуда Гошу или засосет его с головой и мы потеряем еще одного порядочного человека. «Знаете, мужики, – начал бывалый монтер-связист, подняв стакан. – Власть – она с человеком, как трясина со столбами-опорами на болоте. Там же как, мужики? Или эту опору сразу засасывает трясина. Или она же выталкивает ее практически сразу. Третьего не дано. Вот и посмотрим, что с Гошей будет. Засосет его власть или выплюнет. Ну, за Гошу!» Надо сказать, что наша местная власть, в отличие от столичной, имеет одну главную особенность – закрытость. Тайна за семью печатями. Ни тебе акул пера Минкиных с Политковскими. Ни тебе даже обычного местного Робин Гуда. Только свой круг. И постороннему человеку практически невозможно узнать, что там делается, в кулуарах этой самой власти. И Гоша, приняв условия этой игры, будучи человеком порядочным и дисциплинированным, даже Танюхе не рассказывал все подноготную. Молчал. Отшучивался и курить начал. Одну за одной. Даже ночью.

А жизнь шла. Обживала чета Шашкиных новый свой дворец. Осваивала положенные к нему шесть соток. Игорек Шашкин стал авторитетом местной детворы, но… Но шило в мешке долго не таится. И поползли в определенных кругах – у Татьяны в школе и в подзаборных пьянках-саммитах – слухи о том, что недовольны власти новым замом мэра. Недовольны. Мэр вроде как доволен, а вот его окружение… Во-первых, что-то шибко много народа на прием к господину Шашкину ходит. Во-вторых, засиживается он с этим народом чуть ли не до полуночи у себя в кабинете. В-третьих, вопросы в кабинетах господин Шашкин задает не очень-то приятные. Особенно неприятные для начальника управления финансов. Нехорошие слухи поползли по городу. И его недавние друзья и коллеги, опять же под забором, не знали: то ли радоваться им, то ли огорчаться подобному развитию событий. С одной стороны, обидно за толкового парня. Не пошло у него на новом месте, жаль. А с другой стороны: если им недовольны во власти, то значит Гоша-то наш не скурвился. А это и есть самое главное! Человеком оказался наш Гоша Шашкин!

Что происходило в мэрии, оставалось за семью печатями. А со стороны всё выглядело нормально. Георгий Петрович Шашкин выступал перед народом практически постоянно. То на открытии памятника воинам-интернационалистам возлагал традиционный венок. То резал ленточку на открытии детсада. То на открытии шахматного клуба делал символический ход е2 – е4. Всё шло вроде как по маслу, но увидел Гошу однажды Валерий Иванович – тот самый Валера-новосел, которого таскал на себе когда-то Гоша по ночным этажам. И увидел его не в синей новенькой «Ниве», а в городском автобусе, задумчиво смотрящим в окно. И нехорошие сомнения пронзили бывшего Гошиного шефа. Взял он бутылочку виски и отправился тайком от своей Ольги поздно вечером в гости к бывшему подчиненному. До утра они просидели, не осушив и половины емкости. Разговоры. Разговоры. Слово к слову тянется.

Вызвал на днях Гошу уже нынешний шеф. Самый что ни на есть мэр. И… И предложил уйти. Уйти по собственному. По добру – по здорову. Да, Валера. Так и сказал мне открытым текстом. «Пойми, Петрович, – сказал мэр, – когда я тебя звал к себе, всего такого положительного и уважаемого, я даже представить не мог, сколько у тебя врагов!» Молчал Гоша. Даже желваками не играл. А тебя, оказывается, никто и не любит, Гоша. Ни районо. Ни отдел культуры. Ни горздрав. Про финансы вообще молчу. Никто тебя, Петрович, не любит. Кроме учеников твоих да простых людей. А мы, Гоша, извини. Мы, Гоша, команда. Команда! В которую ты не вписался. Ты не обижайся, так бывает. Ты же болельщик? Вспомни Федора Черенкова. Вся страна его любила, помнишь? А на серьезные игры Лобановский его не брал. Так и ты, мой друг. Не готов ты еще пока к серьезным играм. Не готов. Прости. Ничего личного, как говорится. Я надеюсь, ты всё понял. Заявление Галине Васильевне завтра подашь. Я потом подпишу.

Назавтра заявление Гоша подал секретарше мэра в восемь ноль-ноль. А в восемь двадцать к нему уже пришел завхоз за ключами от «Нивы». А в восемь тридцать пять стоял теперь уже бывший заммэра Георгий Петрович Шашкин на крыльце мэрии с трудовой книжкой в руках. Про коттедж пока молчат. Не знаю, Валера, выкинут из него или нет. Ну, давай еще по одной.

Вот так и закончилось хождение во власть нашего героя. Взяли его, слава богу, обратно в техникум. Преподает он в нем на радость пацанам и их родителям до сих пор. И коттедж ему оставили. Как зачет его былых заслуг, наверное. И как ему были рады все его друзья и сослуживцы на очередной пьянке в городских кустах местного парка, открытого, кстати, самим же Гошей месяц тому назад! «Я же говорил, вытолкнет его трясина, не засосет! Ур-р-р-ра-а-а!» – кричали мужики. Наш человек Гоша! Наш!!! Не скурвился.

Я частенько его вижу из окна. Усы. Улыбка кота Леопольда. Привычный дипломат в руке. Костюм-тройка. Галстук. И глядя на Гошу из окна, я уже больше никогда не сомневаюсь в том, что есть еще среди нас порядочные люди. Есть! И я с одним из таких знаком лично. А вы?