Читать книгу Заметки на собственной шкуре - Александр Волков - Страница 8

27 октября – День автомобилиста. В простонародье – День шофера. Для каждого из нас этот праздник значит что-то свое, а для меня. Шестьдесят (!) лет провел за баранкой мой отец. Шесть-де-сят! Первое мое яркое детское воспоминание до сих пор в памяти. Ночь. Папка за рулем «эмки». Я у мамки на руках со сломанной рукой. И красивая-красивая красная лампочка светится на приборном щитке. Везут меня в больницу. В Тулун. Тот самый, что сегодня известен всей стране. Трех лет мне еще тогда не было, говорят.

Я всё свое детство мечтал стать шофером. Как папка! Все игры во дворе среди старых бараков были не в войнушку, а в машинки. Вколачивали в землю щепки-педали. Палки-рычаги. Газ. Тормоз. Скорость. Ручник. Для руля среди кучи школьного металлолома искали обручи от старых велосипедов. С нами играли и девчонки. До сих пор помню, как сажали они цветы вокруг наших «автомобилей». А мы их за это «катали» на сиденьях-ящиках: «Садись, Люська! В Москву поедем!» Тр-р-р-р-р-р-р-р. Тр-р-р-р-р-р-р-р. Это потом уже были футбол и хоккей, а пока… Вместо детского сада сидел я в кабине папкиной машины всё время, сколько себя помню. Как он говорил, «одной рукой баранку держу, а другой Сашку». И когда он, спасая в страшный ливень доярок, сам лег под колеса, чтобы машина с ними в кузове не улетела в пропасть, я был в кабине. Я был в кабине и тогда, когда отказали тормоза у старенького ЗИС-5, родного нашего лесовоза «Захара», и мы с лесом летели с Тулунской горы в речку Курзанку. А внизу на берегу стояли другие лесовозы на привале и водители, разбегаясь по сторонам, глядя на летящий с горы груженый лесовоз гадали, в кого же он врежется. А папка сумел каким-то чудом пролететь между ними, никого не зацепив, и, влетая в реку, крикнуть мне: «Сашка! На пол!!!» И утащил меня рукой на полик, уткнув лицом в педали. А бревна при резком торможении по инерции со страшным треском и хрустом снесли деревянную кабину, как спичечный коробок. Сползли они через эту кабину в воду, завалив ее наглухо. Помню, как кричали водители, а мы – из-под этих бревен, как с того света. Все в смоле. Мокрые. Но живые!

А в апреле шестьдесят первого, опять же в лесовозе, но уже в Громадской тайге, с папкиных слов я узнал, что облетевший вчера земной шар Юрий Гагарин является его земляком. Первый космонавт, оказывается, тоже из города Гжатска! Вот какие замечательные люди в городе Гжатске. Гагарин. Папка мой.

До 1982 года – тридцать лет! – ни одной аварии. «Везучие права у меня, Сашка!» Никогда отец не был суеверным, но в этом вопросе был щепетилен: «Права у меня везучие», – так скромно обьяснял он свое мастерство. А в 1982-м он, водитель автобуса, возвращаясь в парк, был остановлен пьяным гаишником. Был тут у нас один такой. Легендарный. Весь городок его презирал. Потребовал этот пьяный блюститель дорожного порядка отвезти его куда-то там по куражной необходимости. Отец, любимой поговоркой которого была «я никого не боюсь, кроме собственной жены», вежливо предложил ему альтернативу – проехать до ближайшего отдела милиции. И этот затаил обиду. Через пару недель, уже трезвый, остановил отца и попросил предьявить водительские права. Предьявил, куда деваться. А на них фото: вихрастый паренек в тельняшке. Тридцать лет этому удостоверению, чего вы хотите? Изьяли, как положено, тип, фальшивые. Отправили на экспертизу. Отец думал, что и концов не найдут, но фигвам, товарищи! Всё учтено могучим ураганом! Пришел ответ. В 1952 году в городе Калинине курсант Анатолий Волков с такими-то оценками. Охренеть! Чикатило бы так искали. Права заставили поменять. И, сначала выпив немного с приятелем, живущим в двух шагах от гаража, чуть ли не впервые сел отец выпимши за руль. И практически во дворе гаишники (из какой только стайки они вынырнули?) отобрали у него эти новые права. Спасибо, завгар выручил, включив все свои связи.

Через полгода влетает под железнодорожным мостом отцу в бочину его автобуса отмороженный ЗИЛ-130. Хорошо, что салон был пустой. Но еще через пару месяцев салон уже был полный. Как отец удержал и не опрокинул автобус после столкновения, он и сам не понял. Но обошлось без жертв. И не верящий ни в черта, ни в дьявола мой отец не стал испытывать судьбу, сдал ключ от зажигания. Пошел сначала в дежурные. А потом и вовсе ездил уже только на личном «ЛУАЗике», отвечая только за себя и своих родных. «Всё, Сашка! Похоже, свой лимит удачи я исчерпал. Говорил же я, права были везучие». И уже на этом «ЛУАЗике» однажды весной в половодье наткнулись мы на размытый мост через местную речушку. Стоят машины. Водители курят. Затылки чешут. Как быть и что делать? Объезжать – это крюк через весь город. А батя увидал под забором два бруса, перекинул их через эту речку, примерился – и был таков! Мастерство не пропьешь!

Самое интересное, что отец не считал День шофера своим праздником. «А это разве праздник? – спрашивал он сам себя и сам себе отвечал. – Работа это, только и всего. Ремесло это, Сашка». Но поллитровку в этот день брал всегда. Еще бы – такой повод! Даже мамка не ворчала. Я приходил к нему в гости вечером с поздравлениями. Выпивали мы с ним по одной-другой рюмашке и просыпался-таки в бате шофер! Приносил он гитару и: «Сашка, – смущался, как ребенок. – Спой эту. Ну, про шоферов. Про „назад пятьсот, пятьсот вперед“». И я пел: «Дорога. А в дороге МАЗ, который по уши увяз. В кабине тьма. Напарник третий час молчит». Папка внимательно слушал, а потом уже в который раз удивлялся: «И это написал твой Высоцкий? И ты хочешь сказать, что он не шоферил? Да быть такого не может! Да хоть какой он гений! – распалялся мой подвыпивший батя. – Не может человек написать такого, если сам это не прошел. Ну так не бывает! Что-то тут не так». Закуривал он. Хмыкал. И мы начинали спорить. Заводились. До хрипоты! Прилетала из спальни мамка. Стыдила. Умоляла говорить потише. Хватала со стола остатки в бутылке.

– Толя, тебе же завтра за баранку. Болеть ведь будешь.

– Клауська! – Бил себя в грудь отец. – Да чтобы я когда болел? Да никогда в жизни!

Я мамку успокаивал. Мать уходила. Отец доставал откуда-то из буфетных закромов заначенную бутылку самогонки. Разливал по стаканам. Затем прятал бутылку с глаз долой. Выпивали. Крик от этого тише не становился, а наоборот. Вслед за Высоцким шла тема про Сталина. Тут начиналось вообще невообразимое! Перестройка!.. Горбачев!.. Солженицын!.. Мамка опять прилетала.

– Ну Толя, ты же обещал.

– Клауська! Да чтобы я? Да никогда в жизни!

Она опять уходила. Мы снова втихаря разливали. Гласность!.. Госприемка!.. Ускорение!.. Мать опять прилетала.

– Клауська!.. Да никогда в жизни!..

Она уходила. Мы опять. Она опять. В итоге часа в три ночи мамка разгоняла нас ковшиком. Боже мой! Как вчера!..

Идет время. Семь лет, как нет отца рядом с нами. Но мне иной раз чудится, что звучит за окном знакомый рокот двигателя. Скрип тормозов. Глохнет мотор. Тишина. Хлопок дверцей кабины. Гулкие шаги в подъезде. Знакомый до боли в сердце стук в дверь. Тук-тук. Тук. Тук.

И родной голос: «Это я тут. Ехал мимо. Десять минут свободных выпало. Дай, думаю, заскочу. Сашка, поставь чайник, пока я руки мою. И включи „Маяк“. Как там мой ЦСКА вчера сыграл?»