Читать книгу Колышутся на ветру - Алексей Воскресенский - Страница 8

* * *

Теперь в комнате у меня висел большой плакат великой Анны Павловой, застывшей в grand battement. Мама рассказывала: Анна верила, что лебеди приносят удачу и разговаривала с ними. Мне не казалось это чудачеством. Один раз и сама ходила на пруд, чтобы рассказать лебедям о своих трудностях. Каждое утро я смотрела на плакат как на икону. Её совершенство будто снимало боль в теле после вчерашней тренировки. Каждое сухожилие, каждая мышца, каждый сустав ощущался как жгучий камень, как перетянутая струна. Первые недели проклинала себя, маму и эту затею.

Однако, на занятиях была собрана и внимательна. С каждым разом обретала всё больший контроль над телом и научилась получать от этого удовольствие.

Быстро схватывала названия элементов экзерсиса, хоть и не понимала, зачем они названы французскими словами. Все эти «plie, rond de jamb, releve, tombee, degaje» – всё это было странно, но являлось неотъемлемой частью искусства балета. Лишних вопросов не задавала, на разговоры с девчонками не отвлекалась.

Ангелина Иосифовна – та рыжая женщина, что запрещала футбол, стала для меня второй величиной после Анны Павловой. Именно она преподавала у нас. С прямотой и строгостью подходила к своим обязанностям, будто выполняя важнейшую государственную миссию. Думаю, так она и считала. А порой, её замечания были больше похожи на изречения какого-нибудь философа.

«Каждая ошибка становится привычкой. Привычки формируют характер. Вы сможете танцевать, только избавившись от плохих привычек». Или вот ещё: «От вас требуется равновесие в любых условиях. Даже стоя над пропастью, вы должны суметь исполнить attitude». «Вы должны уважать то, что делаете, танец не терпит обмана».

Я не могла подвести маму и преподавателя, да и не так-то всё и сложно оказывалось, просто нельзя себя жалеть.

Когда что-то получается в каком-то деле, ты чувствуешь, что можешь быть лучше, чем остальные, ты делаешь ещё больше, ещё лучше, и получается замкнутый круг, в котором многие таланты просто сгорали. Но я держалась.

Через год на балет с мамой ходила более осознанно, с видом знатока шёпотом комментировала происходящее на сцене. Сама уже замечала ошибки и восхищалась идеально выполненными элементами.

Все сложности первых шагов показались лёгкой прогулкой, по сравнению с тем, что было дальше.

В двенадцать лет у меня начались менструации. Может, это как раз и связано с тем, что я начала набирать вес. Однажды долго болела, пришлось прервать занятия на три недели, а после выздоровления пачка, еле натянутая на мою талию, стала подозрительно похрустывать. Все, конечно, тоже заметили, и я ощущала на себе эти взгляды – с усмешкой, упрёком, презрением, удивлением. Это было не так, как тогда в школе. Эти взгляды отличало злорадство.

Ангелина Иосифовна оставила меня после занятий.

«Девочка моя, через месяц ты должна солировать в Щелкунчике. Это большая честь и глупо было бы всё просрать».

Да, так она и выразилась. Ни до, ни после ничего такого из уст богиняподобной Иосифовны я не слышала.

Мама тоже не осталась в стороне. Укоризненно качая головой, причитала: «Как же ты себя распустила. Настоящая корова. Тебе теперь не летать по сцене, а топтать траву на лугу» – это были шуточки, мама смеялась.

А я нет.

Я совсем отказалась от сладкого, на завтрак и ужин просто пила воду, могла за день вообще ничего не съесть. Голова кружилась, граммы таяли. Ко второй неделе диеты стало проще. Голод сменился лёгкостью. В итоге, через месяц стала весить ещё меньше, чем была до этого.

После того как я исполнила танец феи Драже из Щелкунчика, ко мне подходили какие-то люди, присматривались, благодарили, восхищались. Ангелина Иосифовна при всех ставила меня в пример, а девчонки как-то недобро смотрели исподлобья. Но мне же было не в новинку чувствовать себя особенной.