Читать книгу Первая Раса. Начало - Анастасия Флейтинг-Данн - Страница 10

– …при таком соотношении роста и веса динозавр превращался в ходячую скороварку, понимаешь? Представь, какая перегрузка должна быть на организм!

– Подожди, мы сейчас точно говорим об одном и том же? Годзилла – всего лишь вымышленный персонаж! У него даже рост непостоянный! Если и в этом вопросе применять твою рептильную теорию, получается, что он вырос больше чем в два раза всего лишь за пятьдесят лет!

– О чем я тебе и толкую. Создатели франшизы халатно подошли к созданию такого культового персонажа. Он получился таким же ущербным, как и «Откровение» Бассета16.

– Тут не поспоришь. Но, опять же, при просмотре «Годзиллы» четырнадцатого года в некоторых местах даже меня на восторженные мурашки пробивало.

«Что, черт возьми, происходит?» – было первой мыслю Рисы, когда она открыла глаза. Сознание вернулось к ней, и теперь мозг пытался понять, что случилось с телом. Рецепторы уже послали ему информационные импульсы, и оставалось только обработать полученное.

В нос ударил затхлый запах сырости, и у Рисы перехватило дыхание. Она схватила воздух ртом, стараясь не издавать слишком громких звуков. Вокруг отвратительно пахло тухлятиной, ее окружал сладковатый запах разложения, напоминая об относительности всего сущего.

Когда Риса наконец справилась с удушьем и немного привыкла к вони, в голове ее обрисовалась примерно следующая картинка происходящего: она ехала головой вниз на чьем-то плече, и этот кто-то нес ее через канализацию. Он, до этого шедший прямо по мутной сточной воде, поднялся на какую-то возвышенность, и теперь его шаги не перекрывались всплесками. До ее уха донесся едва различимый звук других шагов, и если бы Риса не слышала голоса двоих человек, она бы совершенно забыла про второго. Ее «извозчик» шагал более шумно, оставляя после каждого глухого удара ботинком о бетон шаркающий звук, похожий на касание жесткой щетины о твердую поверхность.

– У меня для тебя новость, – сказал он так неожиданно, что Риса вздрогнула. – Фройляйн очнулась.

– Да? – голос первого все еще звучал глухо из-за шлема. – Тогда можешь опустить ее.

Рису немного подбросило вверх, и тут же две твердые руки перехватили ее в районе ребер и легко, как пушинку, спустили с плеча. Как только ноги ее коснулись земли, ей тут зажали рот рукой, и человек в шлеме с силой прижал ее к себе. Риса даже не успела перепугаться, как ей сообщили:

– Мы приносим свои глубочайшие извинения за всю эту несанкционированную акцию, но придется еще немного потерпеть. Обещаем, что все ваши страдания не напрасны.

Запах кожи человека показался Рисе ужасно знакомым, и, как ни странно, он успокаивал. Он был настолько тонким, что и в обычной обстановке она ни за что бы не различила его в воздухе. Но сейчас ситуация была иной, и весь ее организм словно сконцентрировался на получении любой информации из окружающей среды, даже несмотря на то, что вокруг нее царила атмосфера отнюдь не благоухающая.

Рядом послышался легкий цокот, напоминающий звук когтей, когда животное идет рысью. Она получила легкий толчок в ногу и автоматически опустила глаза. Мимо нее, помахивая хвостом, прошел… волк? Нет, огромная белая собака, высотой почти до груди Рисы. Она вздрогнула и было отшатнулась, но уперлась спиной в стоящего позади человека.

– Бояться не стоит, – сказал тот. – Этот великан не опаснее хорька. Прошу сюда, – он рукой указал направление, пропуская Рису вперед; ей ничего другого не оставалось, как подчиниться.

Она боязливо шла вперед по канализационному туннелю, стараясь держаться как можно спокойнее. В голове у нее бешеным роем диких пчел клубились перепуганные мысли: для чего им понадобилась она? Что можно было взять с нее? Деньги? Смешно. Тело? Риса уныло усмехнулась в глубине души.

Поход продолжался недолго. Через пару минут они уперлись в стену. На высоте двух метров в стене была дверь, к которой вела жутковатого вида лестница с цепями в качестве перил. Риса обернула к мужчине испуганный взгляд, и тот коротко кивнул.

– Подождите, – ее внезапно осенило, – с вами же был еще один человек…

Повисла тишина, а спустя несколько мгновений мужчина спокойно, но с нажимом произнес:

– Я прошу вас…

Риса послушно поднялась по лестнице. Металлическая проржавевшая дверь была не заперта, и они попали в длинный тусклый коридор, освещенный лишь одной лампой. Конечной точкой был лифт без дверей. Собака вошла внутрь и уселась, не сводя с Рисы пристального взгляда. Сама девушка застыла в дверях.

– Фройляйн, – с нетерпением в голосе позвал ее мужчина, – давайте поскорее доведем это дело до логического конца…

Риса подчинилась. Она вжалась в угол кабины, испуганная словами похитителя, и там обнаружила, что панель с кнопками этажей была вырвана.

– Держитесь крепче, – посоветовали ей.

«Не уверена, что эта штука вообще поедет», – подумала Риса, и тут лифт рванул вверх со скоростью ракеты. Рису вжало в стену, и она с волнением смотрела, как в полуметре от нее мелькают перекрытия между этажами.

– Лучше все же держаться, – заметил человек, и лифт резко остановился. Риса едва устояла на ногах.

Человек и собака вышли из кабины и прошли по коридору в комнату. Риса перевела дух и последовала за ними. Комната оказалась огромной гостиной, обставленной по холостяцкой моде: софа, перед софой стеклянный столик с приставленным креслом, на стене большой телевизор. В дальнем углу барная стойка и холодильник. Возле холодильника большая собачья миска. У стены слева пожарная лестница на крышу. Панорамное окно во всю правую стену.

– Садитесь, – предложил мужчина, жестом указывая на кресло.

Риса послушно села. Тело ее била дрожь, зуб на зуб не попадал от испуга. Огромная собака запрыгнула на диван и легла, помахивая хвостом. Мужчина подошел к панорамному окну, остановился и принялся расстегивать ремни шлема.

– Теперь, думаю, можно отставить в сторону все церемонии и манерности, – сказал он, возясь с застежкой. – Признаться, я сначала подумал, что мне показалось. Память иногда играет с людьми злую шутку… Но сегодня убедился, что моя память меня не подвела. Надеюсь, твоя тоже не подведет.

Мужчина сел на софу, положил ноги на столик перед ней и снял с головы шлем. Риса издала ошарашенный вздох. Напротив нее, буравя взглядом фиалковых глаз, сидел молодой человек (теперь назвать его мужчиной было бы не очень правильно ввиду возраста) с кожей небесного цвета. Быстрым движением руки он поправил растрепавшиеся светло-золотистые волосы.

– Я Эль, – сказал он после короткого молчания.

Риса молчала. Она и сама это поняла, но от этого ее страх не исчез. Наоборот: вспоминая слова Кертиса, что этот человек во имя противостояния Системе даже похищал людей, она судорожно пыталась вспомнить, что она могла сделать, за что ее привели сюда.

Молодой человек не сводил с нее глаз, и постепенно взгляд его становился все более обескураженным.

– Не удивлена? – наконец спросил он.

– Я… сделала что-то плохое? – дрожащим голосом спросила Риса.

– По-почему? – его глаза расширились; собака рядом с ним навострила уши.

– Раз ты привел меня сюда, значит, я должна была сделать что-то очень нехорошее, – Риса втянула голову в плечи. – Я прошу прощения, если это так. Я сделала это не специально.

Эль захлопал ресницами. Его лицо приобрело растерянное выражение, и он сглотнул, словно делая над собой усилие и заставляя собраться.

– Стало быть, – сказал он взволнованно и, кажется, чуть разочарованно, – ты меня не помнишь.

– Конечно же, помню, – качнула головой Риса. – Мы столкнулись в парке, несколько недель назад. Но в тот день я только приехала в Штайнбах и, почти уверена, не успела натворить ничего плохого…

Юноша хотел сказать что-то, но собака, все это время рассматривавшая Рису, переложила левую лапу на его колено, и он закрыл рот. Некоторое время он сидел молча, словно подбирая слова. Риса, не сводившая с Эля глаз, внезапно вспомнила, как воспитатели в детском доме поучали их: «Если вас взяли в заложники, никогда не смотрите в глаза похитителю». В глубине души Риса усмехнулась этим воспоминаниям, но взгляд все же на всякий случай перевела в пол.

– Ты – дочь Таи, верно? – внезапно спросил Эль.

Это имя лезвием полоснуло по барабанным перепонкам, заставив Рису вздрогнуть от неожиданности.

– Да… – еле слышно произнесла она, а в следующий миг, позабыв про все страхи, вскочила с кресла: – Ты знаешь мою маму? Знаешь моих родителей?!

Эль нахмурился. Взгляд его нежно-сиреневых глаз стал напряженным и колючим. Рисе показалось, что в них промелькнул золотистый огонек. Собака перевела на него взгляд обсидиановых глаз и вздохнула. Юноша подался назад и оперся на спинку софы.

– Почему ты спрашиваешь меня об этом? – спросил он, склоняя голову набок. – Ты же и сама прекрасно знаешь.

– Знаю – что? – не поняла Риса.

– Ты прикидываешься? – он наморщил нос. – Или ты и в самом деле не помнишь?

– О чем? – в голосе Рисы послышались нотки отчаянья. – О родителях? Так ты знаешь их или нет?

Девушка с надеждой всматривалась в его лицо, надеясь, что он расскажет ей о родителях. Но он поднялся с софы и, засунув руки в карманы куртки, направился к лестнице на крышу.

– А как же… – Риса опешила. – Подожди! Ты мне не ответил!

Эль промолчал. Он поправил ворот куртки и, не удостоив ее взгляда, стал неспешно подниматься по ступеням вверх.

– Скажи хоть что-нибудь! – Риса вскочила с кресла.

– Не думаю, что нам еще есть о чем говорить, – сказал он недовольным голосом. – Дверь вон там.

Риса замерла на месте. Весь ее страх и скованность улетучились, а на место им пришел гнев, зарождающийся где-то в глубине грудной клетки. Она подскочила к лестнице и вцепилась в лодыжку молодого человека. Тот замер на мгновение, и Риса, воспользовавшись этой заминкой, потянула его вниз.

– Подожди-ка секундочку! – рявкнула она, хватая его другой рукой за куртку. – Куда это ты собрался?

– Ты что делаешь? – ладонь Эля соскользнула со ступени, и он ударился костяшками о металл. – Черт… Отпусти!

– И не подумаю, пока не скажешь, – шипела Риса, стаскивая его с лестницы, – что ты знаешь… о моих родителях…

Наконец он перестал сопротивляться и спрыгнул на пол. Грудь его высоко вздымалась от ярости, на щеках проступил румянец. Он быстро осмотрелся, словно ища, на что выплеснуть злость, затем стянул с себя куртку и швырнул ее на пол. Собака, до этого лежавшая на софе и наблюдавшая за разворачивающейся баталией, подскочила на лапы и зарычала.

– Что за черт?! – рявкнул Эль, убирая волосы со лба. – Что ты творишь?

– А ты? – возмутилась в ответ Риса. – Что тебе от меня нужно? Что я сделала? Притащил меня черт знает куда, сказал, что знаешь моих родителей, а теперь уходишь от разговора!

– Что ты заладила про своих родителей? – рассерженно вскрикнул он. – Это что, твоя тема номер один?

Стоявшая напротив девушка чуть приоткрыла рот. Волосы ее растрепались, глаза горели, а лицо – пару минут назад до смерти перепуганное, мгновение назад гневное – внезапно приобрело просящее, даже умоляющее выражение. Он уже видел его… много лет назад. Ее отчаяние словно усмирило его гнев, и он, вздохнув, провел руками по лицу.

– Пожалуйста, – Риса вцепилась в его плечи, заставив Эля отшатнуться, – ты же знаешь что-то о моих родителях? Пожалуйста…

Собака на софе гавкнула. Эль повернулся к ней, задумчиво кивая головой, а затем вновь перевел взгляд на Рису. Она с надеждой подалась ему навстречу, но он снял ее руки со своих плеч и, поджав губы, отвернулся от нее.

– Винни! – позвал он собаку, и огромный белый пес соскочил с дивана.

Риса застыла. Так легко сдаваться она не собиралась, и поэтому вскрикнула ему вслед:

– Стой! Если ты не станешь разговаривать со мной, – она запнулась, – я… я пойду в полицию!

– И что они сделают? Арестуют меня? – с усмешкой в голосе спросил Эль, карабкаясь по лестнице. – Я очень в этом сомневаюсь. Если хочешь еще пообщаться, то пошли, – велел он ей, исчезая снаружи, и Рисе не оставалось ничего другого, как полезть за ним.

Порыв ветра ударил ей в лицо – Риса оказалась на крыше. Она невольно охнула от увиденного: город, озаренный золотыми фонарями, лежал перед ней как на ладони. Куда ни глянь, во все стороны расстилалось море огней, доносились звуки музыки и шум едущих по широким дорогам машин. На секунду Риса позабыла о проблемах и невзгодах, наслаждаясь прикосновениями ветра к волосам.

В ладонь ее уткнулся мокрый собачий нос. Риса опустила голову, рассматривая пса. Внешне он напоминал швейцарскую овчарку: белоснежная шерсть, остроконечные уши, вытянутая острая морда. Только вот длиной шерстью он был похож на самоеда, такой же пушистый.

– Привет, дружище, – Риса потрепала пса по большой кудлатой голове; тот завилял хвостом. – Ты такой большой и лохматый. Никогда прежде не видела таких собак, как ты.

– Это Винни, – донес ветер до нее задумчивый голос, и она обернулась. Эль стоял на крыше шахты лифта, опершись на перила. В зубах его дымилась сигарета. – Значит, все-таки Тая – твоя мать, – задумчиво протянул он.

– Что ты знаешь о моих родителях? – с надеждой спросила Риса.

Эль посмотрел в другую сторону и подпер подбородок рукой. Выражение его лица сейчас демонстрировало полное равнодушие, а взгляд был холоден и безразличен. Все эмоции он словно передавал интонацией.

– Скажем так, – произнес он, взвешивая каждое слово, – они не очень хорошие люди.

– Это неправда! – возмутилась Риса.

– Чистейшая правда, – он сказал как отрезал. – Тут уж либо принимай это как есть, либо не спрашивай у меня о них.

– Да кто давал тебе право так о них говорить? – ее ладони сжались в кулаки.

– А никто не давал, – ответил Эль, делая затяжку. – Впрочем, я ни у кого и не спрашивал. А говорю я как есть, ничего не поделаешь, и я знаю, о чем говорю.

– Откуда ты знаешь? – спросила Риса, подходя ближе.

– Они тебе что, вообще ничего не рассказывали? – взгляд его оставался безразличным, только брови чуть приподнялись и в голосе появились удивленные интонации.

Риса перевела взгляд на город. Там, внизу, по улицам дети ходили с родителями по домам друзей и соседей и колядовали, хвастались друг перед другом костюмами, возвращались домой с пакетами, полными сладостей. И каждого там ждали родители или хотя бы один из них.

– Некому мне было рассказывать, – ответила она. – Я их совсем не помню. А всю ту часть детства, что помню, провела в сиротском приюте. У меня от них осталась только фотография и еще вот это, – она открыла рюкзак, достала из него белые четки и показала их Элю. – Эта вещь принадлежала моему отцу.

– Ну и что? – равнодушно бросил Эль.

– Это все, что у меня от них осталось! – воскликнула Риса. – Только эти четки и фотография! Но я верю, что они живы и что я смогу найти их! Тогда я верну папе его четки, ведь я столько лет их для этого хранила… – в голосе ее прозвучала теплота и нежность.

– С чего ты вообще взяла, что они живут в Штайнбахе? – раздраженно спросил он. – Кто тебе это сказал?

– Никто не говорил. Я чувствую это.

– Ты… что? – удивленно переспросил Эль, таращась на нее как на умалишенную.

– Это сложно объяснить, – ответила Риса. – Да и тем более кому-кому, но тебе я точно не собираюсь рассказывать.

Она не хотела признаваться, что с самого детства ей часто снились странные сны. В них Риса совсем маленькой девочкой ходила по пустынным городским улицам и, горько плача, звала родителей. То тут, то там на ее пути из ночной тьмы выплывали указатели, и почти в каждой надписи на них фигурировали слова, связанные с камнями17. Много ли в Германии городов, в названии которых содержится частица «штайн»? Достаточно. Но Риса побывала уже в нескольких и сейчас была уверена: она на верном пути.

– А ты не думаешь, что если бы ты была нужна им, они бы давно тебя разыскали? – задал Эль вопрос, который, словно маленький жучок-короед, все эти годы втайне подтачивал Рису изнутри.

Она промолчала. Все это время Риса внушала себе, что родители просто не знают, где она, так же, как и она сама не знает, где они. Она была уверена: родители не просто ее потеряли. Их нарочно разлучили. И они ее ждут и любят. Как и она их любит. А сейчас какой-то человек, которого она видит впервые, пытается убедить ее, что ее родители – ужасные люди.

– А ведь я столько лет ждала возможности приехать сюда и найти их. И вот, когда моя мечта начала сбываться, все пошло наперекосяк. Мне негде жить, нечего есть. Я даже не могу вернуться туда, откуда приехала. Да и смысла в этом нет, меня там все равно никто не ждет.

Винни, сидевший у ног Рисы и пристально смотревший на нее своими большими черными глазами, толкнул ее передней лапой. Риса, не глядя на него, опустила вниз руку и кончиками пальцев коснулась его мокрого носа. Пес лизнул ее ладонь, а затем поднялся на свои четыре лапы и головой уткнулся в ее бок.

Эль молча наблюдал за ними. Сигарета тлела в его губах, но он, казалось, совершенно забыл о ней. Его глаза скользили по силуэту девушки, обнявшей большую собаку. Он ожидал, что та заплачет, но на ее губах застыла слабая улыбка. Ладонь с тонкими аккуратными пальцами, розовыми ногтями тонула в белой собачьей шерсти, когда она гладила Винни. Из-под пушистых ресниц блестели глаза цвета алмазов.

– Идем со мной, – внезапно велел Эль Рисе, щелчком пальца отправил окурок в полет и спустился с крыши. Винни пошел следом. У самого люка он повернулся к гостье, вильнул хвостом и спрыгнул вниз. Ей оставалось лишь последовать за ними. Она спрятала четки в рюкзак и тоже спустилась по лестнице. Эль дождался, пока она слезет, и жестом велел следовать за ней.

– Раз тебе некуда идти, поживешь пока с нами, – на ходу говорил он. – Не волнуйся, я не из тех людей, кто пользуется беспомощностью женщины в безвыходном положении.

– Звучит обнадеживающе, – вздохнула Риса.

– Считаю, что лучше обсудить такие моменты на берегу, – парировал Эль. – В любом случае это не то, о чем тебе следует беспокоиться.

Он провел ее по коридору и остановился возле двери.

– Предлагаю тебе выспаться для начала, – сказал он, открывая дверь и включая свет в комнате, – вечер у тебя выдался не из легких. Мы поговорим завтра. Идет?

– Идет, – кивнула Риса и вошла в комнату. На пороге она остановилась на пару мгновений, а затем повернулась к нему. – Я Риса.

Она протянула ему правую ладонь для рукопожатия. Эль бросил быстрый взгляд на ее кисть, а затем ответил на ее жест. Пальцы Рисы крепко обхватили его ладонь, и он подавил в себе острое желание улыбнуться.

– Винни останется сегодня с тобой, – сказал он. – Отдыхай.

Эль развернулся и пошел обратно. Риса проводила его долгим взглядом, а затем, когда он исчез в гостиной, закрыла дверь, опустила рюкзак на пол и осмотрелась. Это было светлое помещение, которое больше подошло бы девушке: все в нем было легкое, невесомое, воздушное. Риса рассмотрела висящие на стенах изображения цветов, выполненные акварелью. Собака села возле двери.

– Ты решил спать со мной, дружок? – спросила Риса. – Я не возражаю.

Винни завилял хвостом. Она погасила верхний свет, включив настольную лампу, разделась, сложила вещи на стул. Винни подошел к кровати и, покачивая хвостом из стороны в сторону, выжидающе заглянул ей в лицо. Риса села на кровать, устроилась поудобнее и подозвала к себе пса.

– Что же, черт возьми, происходит? – задумчиво спросила она сама у себя, гладя Винни по большой голове. – Если бы только ты умел говорить, ты бы наверняка мог бы рассказать мне все.

Теперь, когда она осталась один на один со своими мыслями, ее снова пробила крупная дрожь: организм освобождался от остатков страха. Она обхватила себя руками, потирая плечи ладонями.

– Знаешь, Винни, – сказала она, – это хорошо, что ты сегодня остался здесь. И если ты не против, то приглашаю тебя разделить со мной это ложе.

Пес высунул язык и согласно гавкнул.