Читать книгу Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972 - Антология, Питер Хёг - Страница 156

Стихотворения
Михаил Лопатто

Оглавление

«Две тени мы души одной…»

Две тени мы души одной,

Томим друг друга и тревожим.

Как сумрак твой и хмель и зной

На четкий день мой не похожи!

Мне сладок пестрый порта гул,

Блеск солнца, шорох толп на пьяцце,

И в жизни сдержанный разгул

Люблю я мирно погружаться.

Люблю друзей, мой кабачок,

Прогулки в гондоле на Лидо.

Мне раздвоений чужд клубок,

Где нежность спутана с обидой.

Порою лишь твой мутный срыв

Влечет меня и, очарован,

Над краем острых скал застыв,

Я взглядом к пропасти прикован.

Я жду, что хлынет вот в меня

Весь хаос, вызванный тобою.

Но в свете брежжущего дня

Ты вновь становишься дневною.

И сухо я прощусь с тобой,

Твоим терзаем тайно жалом,

Чтоб долго в гондоле сырой

Скитаться по кривым каналам.


Венеция

О незнакомые салоны,

Куда вас вводят первый раз!

Из всех углов тайком влюбленно

Косится на хозяйку глаз.


Дымится кофе, лампы глухо

Горят меж чашек и гвоздик,

И друг нашептывает в ухо

Чуть переперченный дневник.


Ах, в сердце жизни есть запасы,

Остроты рвутся с языка,

А геммы, кружева, атласы

Кружат мне голову слегка.


Окно раскрыто на каналы,

Дрожит бродячий гондол свет,

И баркароле запоздалой

Гитары вторит жаркий бред.


Чудесно все, что незнакомо,

В любви мы любим узнавать.

И трепет пальцев, жар, истома

Привычкою не могут стать.


Взгляд любопытный не устанет

В чужих глазах искать до дна,

И рот целованный не вянет,

Лишь обновляясь, как луна.


«Голубки Марка, вечер осиян…»

Голубки Марка, вечер осиян,

С кампаной слился робко вальс под аркой.

Ложится солнце в сеть каналов жарко.

Окрай лагуны плоской сиз и рдян.

Насмешница, и ты – голубка Марка.


Все тот же он – задор венециан,

Дворцов линялых плесень, рис, пулярка,

Аббат-атей, родосского стакан,

Голубки Марка.


Но полночь уж. Сгорели без огарка

Гитары, маски, жирный лоск румян,

Вся в пестрых платьях золотая барка.

Стал шалью черной радужный тюльпан.

Но рокот ваш как радостный пеан,

Голубки Марка!


Байрон в Венеции

Кто так надменно, так покорно,

Так упоительно любя,

Сквозь гамму ласк и примирений,

Обид и долгих опьянений,

Тереза, нежный, хищный, вздорный,

Другой кто мог вести тебя?


Где блеск другой, на мой похожий?

Мой хмель и жар, моя любовь

Создали профиль злой камеи,

И эти локоны у шеи,

И мушку в матовости кожи,

И чуть приподнятую бровь.


«Густое черное вино…»

Густое черное вино

Прилило к щекам терпким жаром.

Мне ненавистно казино,

Скитание по ярким барам.


В тебе есть странная черта,

Противочувствий дрожь и сила.

Мучительно вдруг складка рта

Небесный облик исказила.


Пойдем на воздух, ты бледна

От карт и давки, ламп и дыма.

Смотри: лагунная луна

Влияньем древних чар томима.


Лепечет плоско у крыльца

Волна отрады запоздалой,

И хрипло окрики гребца

Несутся в темные каналы.


Мосты горбятся, фонари

Тускнеют, и набухло платье.

Тоскливо тени ждут зари

В угаре хилого зачатья.


Я стал блаженно нем и тих,

И словно растворилось тело,

Волос каштановых твоих

Рука коснуться не посмела.


Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

Подняться наверх