Читать книгу Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972 - Антология, Питер Хёг - Страница 158

I.

Претит мне этот край и целый свет не мил!

Раскашлялся опять средь вечной книжной пыли.

А все же эту жизнь, как я ее любил,

И бурно, и легко, немногие любили!..

Ах, вырваться, бежать, коль только хватит сил…

Куда? – Не все ль равно: в Париж, в Севилью, в Чили?

Нет, лучше на восток: ex Oriente lux!

Мечта!.. Но где же я? Октябрь… туманы… Дукс!..

II.

Богемские леса и варварские нравы!

Опять в отъезде граф, и снова я один

Средь наглой челяди, не чтящей громкой славы,

Ни подвигов моих высоких, ни седин.

Вечор я вслух читал Торкватовы октавы

И строфы медные божественных терцин,

А слуги фыркали. Мерзавцы! Вот я вас-то!..

Хоть, впрочем, трости жаль. Но со стихами – basta!

III.

И в мрачной сей дыре тянуть остаток дней!

Мошенники кругом, лентяи или сони;

То сцена, то скандал. Комедия, ей-ей,

С утра до вечера, но только не Гольдони.

Сегодня, например, мертвецки пьян лакей,

А повар мне назло испортил макароны.

В хоромах холодно; весь день дымит камин.

Беда, коль мажордом дурак и якобин!

IV.

С визитом местный ксендз. Как речь его елейна!

Как ограничен ум! Чтоб черт его побрал!

Ушел, отдавши честь графинчику портвейна…

Ах, сколь мне надоел библиотечный зал,

И глобус, и портрет пожухлый Валленштейна!

Сел в кресла, снял парик и два часа дремал

Под хриплый стук часов с фигуркою Амура.

Нет, право, тяжела мне эта синекура!

V.

Венеция моя! Хоть, правда, я не дож,

Но средь сынов твоих, быть может, не последний:

Вольтер меня ценил, Руссо, Шамфор… и что ж? —

На склоне лет своих, как нищий в богадельне,

Из милости живу, на чучело похож…

Нет, нет: то лишь кошмар иль старческие бредни.

А новый мой роман? – Ведь не дописан он.

Засяду-ка скорей за «Икосамерон».

VI.

Чудовищную весть прочел сейчас в газете:

Мир в Кампо-Формио… Позор! Ну, времена!

Конец Венеции, конец всему на свете…

Иль чашу горестей я не испил до дна?

Иль это все брехня и ложны слухи эти?

Иль мозг мой помутнел? Иль я схожу с ума?

Но путь французских войск следил я по ландкарте…

Нет, видно, это так… Проклятый Буонапарте!

VII.

Снотворный порошок и рюмочка «Клико»;

Почти исчез озноб, в ногах утихли боли,

И смутно грезится: куда-то далеко

Скользнул я сквозь туман в таинственной гондоле

Блаженным призраком, беззвучно и легко,

Без горьких помыслов, без силы и без воли.

Но память дивная, мой вечный гондольер,

Поет, избрав октав чарующий размер.

VIII.

Скользим, скользим, скользим… Однако что же это? —

Как будто бы туман рассеялся, и вот

(Видение иль холст волшебный Каналетто,

Или действительность?) – среди оживших вод

Мой город сказочный: Сан-Марко и Пьяцетта…

И все ликует здесь, и любит, и поет!

Полгода без преград, без званий, без опаски

Справляют Карнавал бесчисленные маски.

IX.

Хрусталь, и зеркала, и теплый свет свечей —

Ридотто! Но сейчас понтировать не стану.

Смешался дивно тут патриций и плебей;

Сменяет менуэт развязную фурлану.

Под маскою глядит маркизом брадобрей;

Сенатор в домино подобен шарлатану.

Монахиня, купец, носильщик, сводня, сбир…

О, сумасбродный мой венецианский мир!

X.

Но не до звуков мне Скарлатти и Тартини;

С лорнетом я стою средь ряженой толпы,

Но бархатом личин, увы, мои богини

Скрывают от меня любимые черты…

Нанетта и Мартон, скажите, где вы ныне?

Где та Лукреция? Где Анриетта та?

Но кто ж там в зеркале? – До ужаса, до боли

Знаком мне тот старик в поношенном камзоле…

XI.

Очнулся. Глупый сон! Пустая дребедень!

Но, право, сам себе несносен я и гадок.

Под нудный шум дождя поднять мне штору лень.

Денечек новый, знать, не будет слишком сладок,

Суля одну тоску, иль острую мигрень,

Иль сердца старого мучительный припадок…

А под моим окном опять уже орет

То графский водовоз, то конюх-санкюлот…