Читать книгу Тихие омуты - Антонина Медведская - Страница 24

Казалось, что Ухля ниоткуда не вытекает и никуда не впадает и что появилась она чудом: пала серебряным поясом на торфяные перины да так и застыла в сонной дреме, объятая шальным разнотравьем.

Берега Ухли щедро украшены незабудками, и мы, поселковые девчонки, охапками таскали в свои дома эти милые голубые цветочки, ставили их в глиняные миски с водой, и цветы, долго не увядая, украшали наши скромные горницы.

И венки мы плели из незабудок, когда в воскресные погожие дни собирались на берегу Ухли. Один венок – на голову, второй – на воду: «Плыви, мой венок, к суженому-ряженому, принцу заморскому…». Но не тут-то было: наши венки не желали уплывать ни к каким заморским принцам, а прибивались к берегу и оказывались у наших босых ног. Но это нисколько нас не огорчало, мы тут же о венках забывали и, уютно устроившись на разостланном покрывале, принимались вязать кружева из белых катушечных ниток. Свою работу сопровождали пением. Мальчишки, наши одногодки, кричали нам с противоположного берега:

– Эй, девчонки! Что разорались во всю мочь, рыбу пугаете!

– Ничего, ничего, девчонки, пойте! Пусть погорланят, нашлись запрещальщики… – усмехалась самая старшая из нас, Ванда.

– Эй вы, рыболовы, – кричала она громко, – не нравятся наши песни, уходите подальше со своими удочками.

В руках у Ванды вязальный металлический крючок мелькал так быстро, что в глазах рябило. Ванда – рукодельница замечательная, а мы все – так себе, но все же и у нас получались немудреные кружавчики и прошвы, и нам было приятно сознавать, что и мы не лыком шиты.

– Зина! Давай-ка для затравки парочку частушек про любовь, – просит Ванда.

И Зина, самая озорная девчонка в поселке, будто только того и ждала: поведет изогнутой бровью, отбросит за спину темную косу и звонко запоет:

Как только Зина Майорова начинала петь частушки, парнишки поднимали настоящий бунт и не просили по-хорошему, а требовали, чтоб утихомирилась Зинка-корзинка, а не то…

– Вот визжит, вот визжит! От такого визга рыба не то что разбежится, а начнет дохнуть! – кричали рыболовы.

– Если Зинка не утихнет, то учиним расправу.

Но их угроз мы не боялись и пели с наслаждением и про Стеньку Разина, и про Марусю, что отравилась, и про коногона с разбитой головой. Мальчишки все реже выказывали свое недовольство и затихали совсем, когда Клавка Кожура брала в руки гитару. Она касалась струн и низким красивым голосом «под цыганку» начинала петь свою любимую:

Закончив эту песню, Клавка пела уже другие цыганские романсы, а мы слушали и завидовали: надо же так петь, настоящая цыганка! И на противоположном берегу воцарялась тишина. Рыболовы замолкали, только время от времени молниями мелькали рыбешки, попавшие на крючок и выхваченные из воды удильщиками.

В удачные дни мальчишки приносили своим матерям увесистые куканы рыбы, и тогда до полуночи гулял по поселку приятный запах свежей ухи. Но по воскресеньям, как правило, часть улова шла в артельный котел. И тут уж рыбакам без нас, девчонок, не обойтись. Они переправлялись на наш берег и небрежно бросали к нашим ногам немало рыбы, сверху швыряли пару карманных ножей. К этому моменту у нас уже вовсю пылал костер. У огня стояло закопченное ведро с водой, рядом в холодке лежало все, что положено для ухи: картошка, лук, лавровый лист и перец, и обязательно хлеб – один, иногда два каравая.

Это был настоящий хлеб, испеченный нашими матерями в русских печах, ароматный и вкусный, пышный и румяный… Такой хлеб грезился нам долгими днями, снился по ночам, когда навалился на наш народ страшной бедой убийца-голод. Гадали люди, думали, кто ж такое злодейство утворил? Кто так похозяйствовал на погибель людскую? И кому ответ держать за миллионы погубленных жизней?

Последний наш пир на берегу Ухли с хлебом и песнями был в конце августа 1930 года. А через год всех нас, еще зеленых подростков, разогнал голод. Кого куда! Одни нашли последний приют на погосте, другие отправились колесить по стране в смрадных вшивых вагонах в поисках чуда – сытых уголков. Все в нашей жизни спуталось, поломалось. Рухнули радужные планы. А как мало хотелось нам: жить в родном поселке, работать на нашем стеклозаводе. И родители тут же, что еще надо? И никакие заморские принцы нам не нужны. Наши принцы были рядом. Каждый из них еще в школе выбрал себе принцессу, ревниво оберегал ее, тайно подбрасывал записочки… Будущее казалось таким надежным: любовь, семья, работа. Зачем, зачем же грянула такая лютая беда, такое лихо? И не было спасения от него, не было! А потому над серебряным поясом Ухли, над роскошными зарослями голубых незабудок потянуло смрадным запахом смерти.

Подметили в народе, что одна беда не ходит. Творило черное кровавое буйство и другое лихо. Часто так бывало, ворвутся в дом, избу, барачную конуру глухой ночью чужие люди, поднимут онемевших от страха хозяев с постели и, отшвырнув детей, с плачем прильнувших к родителям, уводят кормильцев в неизвестность, навсегда, на веки вечные. Исчезали отцы, матери, братья, сестры, юные сыновья и дочери… За что их хватали по ночам, за что жизни лишали, детей сиротили? Кто же и когда и за это злодейство ответ держать будет?! Кто и когда?