Читать книгу Отражения в отражении - Борис Михин - Страница 12

Москва, октябрь, вечер, хмарь,

цепь стопов из машин-брелоков.

Мне в пробках не хватает Блока.

Смог, бесполезный мат, дождь, гарь.

Хрустело под шипами Ленинградки

потерянное кем-то настроение,

как лейтенантик новенькой парадкой,

как материнством – голоса беременных;

сугробища – больные сумоисты

худели на глазах в изнеможении,

весна застряла в пробке и неистово

сигналила, рожая март божественный;

смеялось солнце пятистопным ямбом,

а я не успевал за ним записывать,

поскольку раздвигалась грудь баяном

и бодро пухли рифмы кашей рисовой…

День был хорош!

И в прошлое с разгона

он врезался…

В такой же, как сегодняшний,

но – нынче – растянулись анакондой

года….

да помер март без скорой помощи.

Валило белым нынче очень густо,

(новорождался снег горизонтально).

 Я ехал сонный, городом не узнан.

В такое время хорошо, но грустно.

Средь сюрреалистических проталин

от реагентов топали блаженно

по тропкам люди с каплями на лицах,

похожими на слёзы поражений

и слёзы радости, когда кого-то женят.

С медалями «За зиму» на петлицах.

Штрих чёрных веток в белом, словно ретушь,

давал картине воздух и объёмы.

Так вот где веришь в сказку! Но не встретишь…

 Прекрасным трудностям – спасибо, нет уж,

мы и без вас за жизнь всё время бьёмся.

М-да. Как-то так. Однако кто бы слушал?

(Бедна аудитория стенаний.)

Нарушив всё, что можно, будто в душу,

влезаю в пробку. В мир не самый лучший,

но хоть красивый.

Если за стенами.

Давай-ка вспомним, что мы будем делать завтра:

по пятницам толкаться в жутких пробках в об —

ласть;

по августам в традиции рыбалка воблы;

по сумме будет смерть.

И это ли не доблесть —

знать и плевать на то, что там задумал Автор?!

Давай забудем завтра.

Зачерпнём напёрстком жизнь.

Пригорюнившись, напьёмся драбаданно

да расшугаем стаи мыслей из берданки

по-русски лихо до тоски….

Природы данность:

в России символичны перекрёстки.

Давай не вспомним, что мы упустили в прошлом,

как наугад не раз куда-то повернули…

Ведь ну не помним же мы, кто такой Бернулли!

Давай-ка скрутим памяти в кармане дулю.

Жизнь – пуля.

Пробки, смерть, рыбалка – формы пошлин.

Жестокий в марте снегопад

и грустный

весну старался закопать,

как совесть – Заратустра.

Взбешённый снег на этот раз

похож на герпес

и грязь литературных фраз

свирепых.

Ему я сдамся навсегда —

на вечер

(ведь неприятных покидать

обычно легче).

Привычно трудности бегут

навстречу.

Жизнь вся на дальнем берегу,

а между – трещина.

А здесь завьюжило.

Как знать,

надолго ль

морозами полна казна?

Бульвар.

Снег.

Гоголь.

Поспешно Порше-свет-Кайен

подрезал

произведённую за йены

машину дерзко:

торопится стать пустотой

девица.

Не то, чтобы дивлюсь не той, —

на что дивиться?

Здесь примечательно совсем

иное:

во всём, везде, и вот – в весне

обычно ноют,

но рвутся…

чтобы опоздать.

Вот где истоки

того, что гаснет и звезда.

Жестоко.

Настолько унылую осень

встречаю впервые:

насквозь пропиталась никчемностью

тусклая местность.

Уже ни о чём здесь не просят,

но радость всю вынут.

В холодном увял до плачевного

город-кромешность.

На улицах даже у кошек

глаза, словно лужи.

Присутствует тонкое горе,

что я уезжаю,

не сделав октябрь роскошным

для тех, кто мне нужен.

Всему здесь одна аллегория —

жалость.

Что ёкает в груди? Боль, страх.

Их помесь многим жизнь ломает

(ублюдочная пара злая).

Передо мной страсть автострад:

что ёкает в груди? Восторг…

Перелистнув жизнь, уезжаю.

И – навсегда.

Так где же жалость?

Нет…

Город сам меня отторг.

Туманы под Владимиром,

предутренне стоячие,

с луною умирающей

болтали: «Не пора ещё

вам в ящик?» На горячее —

рассвет в пути. Идиллия!

В окошке навигатора

романтик-информация

отсутствует. Поэтому

работаю поэтом. У

меня путь рифмой бряцает

как трактор. Тень рогатая

лесов впилась зазубриной

в востоково подбрюшие,

а тот истошно светится.

Как будто мир не вертится,

здесь тихо не с берушами.

Вдали КАМАЗы – зубрами.

За Муромом тень бурая

легла росой заутренней,

как инеем. Казалось бы,

но слышу чьи-то жалобы…:

душе с душой запудрили

инстинкт болеть.

Вот дура, а?

Сто сорок – не скорость для МКАДа,

особенно ночью,

особенно для камикадзе, —

стритрейсеров вотчина.

Возможности антирадара

мне предполагают

на тот свет прорваться задаром.

Ну, может, – за гайку.

Под веки засыпан песок, и

на цепь габаритов

посажена даль. Брызжут соки

(что ни говорите)

натужно ревущих моторов.

Как много аварий

 сегодня. И – не в мониторе.

Не все – божьи твари?

Пожалуй, достаточно драйва,

пора в крайний правый.

Сакральный гвоздь ржавый

не мой нынче.

Съезд. Дальше – гравий…

Удача дорогу надраила?