Читать книгу Отражения в отражении - Борис Михин - Страница 13

Любовь второстепенна… если есть.

Женщинам нужно слишком – всё – для

счастья, поэтому мужчина может сде —

лать счастливой только одну из них. А

вот несчастными – сколько успеет.

Они осудят каждый лишний чих…

да и не лишний, хмуря брови.

Любимое занятие ничьих —

сравнение чужих любовей.

У женщины период нелюбви,

период смены мужа и причёсок.

Очередной беспечный недоносок

сбежал к другой, боясь продешевить.

(Мужик ведь нынче мелкий, как анчоус.)

Теперь, прикрывшись правдами для лжи,

сбегают…

Впрочем, не об этом.

У женщины жизнь оказалась бета —

не версия, не верится, но жизнь.

И ей хоть в омут, хоть подлиньше дреды.

На общий нездоровый интерес

ответов два – «я сильная» и «хватит».

Да, милая, всё так.

Но мир квадратен

в окне по вечерам:

ты,

он

и стресс.

Ты маленькая между двух громадин…

Впервые купит пачку сигарет

и выбросит в сердцах его печенье,

а следом жизнь свою от огорченья.

С утра мне взглядом выдала секрет.

Не помогу.

Сам полон тех же ощущений.

Наблюдая на улицах сотни красавиц,

понимаю – они стали не для меня,

пусть для глаз и приятственно раз / о деваются.

Ну, любуюсь.

Но вряд ли что буду менять.

Очевидные минусы/плюсы прожиты.

Всё представив в секунды, слегка улыбнусь:

вдоль дороги растёт очень много пажитника,

да щипать его вредно,

хотя есть искус.

Что поделать, пусть осенью сладок мёд вереска.

Только не для меня.

Вкус – ваниль,

ветру – выть.

Город,

мне и весной нынче поздно и скверисто.

Вереск женских волос,

сизый, скверный ковыль.

Ты едешь домой с цветами,

но спать ведь придётся одной.

Права… ли?

Свет альфы Центавра

вскрывает двойное дно,

что в сущности всех отказов

нелепость… и мнение масс.

Скольки– миллионная сказка

суть женщин «лечить» собралась?

Ты едешь с тоскою подвздошной,

с улыбкой на грустном лице.

Куда?!

И неслышно-истошно

Поступка ждёшь.

Хватит сцен?

Небо – синь.

Уютный сквер.

Седой мужик с тремя цветками

хвост распушил,

во взгляде камень —

похоже, тоже кавалер.

Вы знаете, а в городах

меня обычно удивляло,

что одиноки одеяла,

но главным в женских взглядах – страх.

Седой ушёл.

Цветы в грязи.

И, как ему, мне не до смеха:

я не скажу – любовь помеха,

но с нею точно ведь не жизнь.

И пусть не продлевает смех

мне с Вами жизнь.

Зато с улыбкой

я обожаю Вам мурлыкать

и подставлять под ручки мех.

На небе Бог,

вода мокра,

всегда секреты есть у женщин.

Я Вас люблю, никак не меньше.

Как жаль, что это – не игра.

Как жаль, что этот мой секрет

не выдам Вам и под… ладошкой.

Я – кот.

Но сколько в Вас от кошки!

И будете любого греть,

создавшего комфорт.

Душа

для кошек, видимо, вторична.

Мой смех немыслимо коричнев

от грусти.

Но он всё же – шанс.

Вот не скажите, милочка! Вы, право,

обижены, никак, на джентльменов.

Напрасно те-с!

Пусть меньшинство – достойных встать вам справа,

пусть большинству привычны в ленч пельмени,

но без словес:

не в том ли дело, барышня, что мало

достало Вам наследства Афродиты?

Так, Боже ж мой,

при чём, позвольте, в водке вкус ткемала?!

А впрочем… это выход! Дать сердито

им штоф, лимон

и далее не торопить событий,

присутствуя в округе фигурально

да в декольте.

Мужчинский всё заметит норов бычий,

что ходит с грудью. И потащит в спальню

на адюльтер.

Ну что ж Вы, в самом деле, раскраснелись.

Да полно те! Дополните всё сами

дальнейшее

развитие сюжета. Джентль-смелость,

увы, в комплекте с флиртом и трусами.

И гейшами.

Знатнейшее под небесами

дело…

Ах, прелестница, уже, пардон, ^о/_разделись?..

О меркантильности писать, увы, легко.

Она и по-французски – с маникюром.

Де-факто – женское лицо. Де-юре

не женское —

раз жизнь поставлена на кон.

И выбор индивидуален, как «прощай»…

У нелюбви нет права – освещать.

И да поможет (ли?) мужчина-Мерседес,

солидно толстый и противно сальный.

Всё, что здесь – золото, то даже не сусальное,

но для подделки-женщины сойдёт и

без —

различная,

как глупость,

пустота.

А нищету души уже не залатать.

Не стерпится —

При(!)терпится.

Но стильно

сегодня «забывать» о меркантильном.

Сафари на мужчин несуществующих

мешать не буду. Прокричав мне: «Трус!» —

твой затхлый мир враз рухнул, заскорузл.

Не та ещё ты, чтобы – дать. А «ту ещё»

найду – немедленно женюсь.

Не нужен волос рус, но свойство – жертвовать,

тепло и безоглядный взгляд.

А меркантильной стерве на кой ляд

возможность размножаться? С этажерки хвать

фейс в рамочке и – шенкеля.

Изображая глупость попугаичью

и прочую дурную масть,

сбегу в окно. Мужская власть:

«Не я одел тебе венец безбрачия —

не мне снимать».

Парфюм неплох. И в грохоте диффузора

в мозг влилась мысль: а прав в любви был Зюскинд.

И в нефранцузском ресторане музыка

становится чудовищно французской.

Обыкновенные танцуют ненормальные…

Прекрасно?

Да, конечно же – ага. Но

поэзия, выходит, – гормональная,

а в эволюции предел – прицел нагана.

Безусловно красива, причём

громкий стук каблуков,

стиль,

одежда

напрягают мужчин и надежду…

Но ведь нужно и что-то ещё.

Просканировав бёдрами зал,

непременно в углах встретит жертву,

попытается вынуть в нём стержень…

для чего?

Для себя.

Не из-за.

Если женщина не влюблена,

то и замужем в ней включен поиск.

 Отчего я с такими спокоен,

будто с трупами – глубина?

Бабье лето – эвфемизм для

грустной правды: «бабья осень».

Взгляд уже чуть-чуть завистлив,

взгляд, которым что-то просят.

Как всегда, сама не знает,

что.

Тепло – почти привычка.

«Поздно» – штука очень злая,

прочерк превращает в вычерк.

Город тот же, лица те же…

только лица…

капли-стразы…

Но как будто вынут стержень.

Бабья осень – это сразу.