Читать книгу На переломе, или Пуля для тени - Борис Солдатенко - Страница 10

Больше двух месяцев лечения. Капельницы, уколы, таблетки, череда операций…

Потом долгий изнурительный перелет из Душанбе в Москву, и из аэропорта на санитарной «таблетке» сразу же долечиваться в подмосковное Голицино, в госпиталь пограничных войск.

– Вот ведь какая большая страна, – восторгался Николай, рассматривая через окна машины пролетающий с двух сторон дороги лес, укутанный первым желтыми и красными осенними листьями. – Еще утром мы искали кусочек укромного прохладного места на горячей бетонке аэродрома Душанбе, и вот уже – через несколько часов – ты видишь родные березки и елки, первые за последние два года… Ну вот я и возвратился!

Огромное серое большое здание военного пограничного госпиталя неприметное снаружи, было очень многофункциональным с современным оборудованием и профессиональными врачами внутри. В палате, куда определили Большакова, на соседней кровати лежал бледный с перевязанной головой молодой офицер. Он спал. Рядом стояла капельница. Но увидев вошедшего Николая, слабо помахал ему рукой. Почти так же, как сам раненный Большаков приветствовал в палате своего спасителя – Владимира Беликова, того самого бывшего таджикского милиционера.

Этот его «ангел-хранитель», как мысленно теперь называл он Владимира, выписался из госпиталя уже больше месяца назад и, воспользовавшись непростой ситуацией в «независимом государстве Таджикистан», сразу же уволился из милиции. Сказал, что поедет к знакомым в Тверь, переименованный ныне город Калинин, и там, видимо, останется. Но в госпиталь, к Большакову обещал заехать.

Соседом по палате оказался скромный белорус Володя Гурвич, выпускник «бабушкинского» училища и до недавнего времени проходивший службу в Нахичеванском пограничном отряде в должности коменданта. Несмотря на то, что он по выпуску был моложе Большакова на целый год, его парадный китель – висящий в палате в шкафу – уже украшали майорские погоны, медаль «За отличие в охране государственной границы СССР» и два ордена Красной звезды.

– Оказывается мы с тобою соседи не только по палате, но и по учебе и последнему месту службы, – Николай улыбнулся и присел на подоконник, посмотрев на желто-красно-зеленый лес. – Нас разделяло всего каких-то пару тысяч километров. Как говорят служащие здесь – мы с тобою обрели для службы «теплое место»…

– …Которое в одно мгновение в 91-м превратилось в настоящую «горячую точку», – быстро продолжил Гурвич. – Последние годы каждый выход на дежурство было сродни боевой операции. У нас удивительное место – своеобразный анклав Азербайджана на Армянской территории. И эти две бывшие братские республики готовы были поубивать друг друга за этот кусок земли и, естественно нас – советских пограничников, стоящие здесь по всему кругу буфером.

– Я вот тут, около полугода назад, – Володя что-то вспомнил и хотел выговориться, – попытался на неделю смотаться в свою родную Белоруссию. К родственникам, друзьям. Ну и ради сокращения расстояния вылетел на азербайджанском вертолете в Баку. Чтобы потом сразу бортом в Москву.

– Так вот, представляешь, эту чертову вертушку сбили недалеко от государственной границы…, – продолжил офицер и тяжело выдохнул.

– Ну и как там было? – переспросил Большаков в надежде на то, что Гурвич расскажет, как попали в вертолет, как машина, потеряв управление, стала быстро падать… Даже мурашки пробежали у Николая по спине… Не зря же, он не любил летать этим видом транспорта…

Но Гурвич лишь махнул рукой, и, посмотрев на Большакова, грустно сказал:

– Я, блин, из-за этих неподконтрольных никому партизан потерял три дня от отпуска, – и добавил, – пока из-под обломков вылез, пока первую помощь летчикам оказал, потом пока до аэродрома добрался…

Николай от души рассмеялся, и, взбив кулаком подушку, лег на кровать. Он такого не ожидал такого поворота, привыкнув в последние несколько лет к тому, что некоторые офицеры, наоборот, о «своих подвигах» стали рассказывать ярче, зачастую приукрашивая реальность и само событие, чем оно было в реальности. А тут, наоборот, такая скромность…

– К слову, – Большаков посмотрел на товарища, – был тут не очень давно свидетелем одной пресс-конференции нашего Главкома погранвойск СНГ генерал-полковника Ильи Яковлевича Калиниченко. Так там, какой-то иностранный журналист задал ему вопрос о его мнении на создание Украиной самостоятельных пограничных войск, о чем якобы в Киеве заявил новый министр обороны генерал-полковник авиации Константин Петрович Морозов.

– Ну и? – Переспросил Гурвич. Судя по всему, тема была ему очень интересна.

– Неужели не слышал? – попытался сделать серьезным свое лицо Большаков. – Опытный главком тогда этому журналисту ответил всего одной фразой. Сказал, что «в авиацию, в отличие от погранвойск, всегда отбирали только по …здоровью!» Ну и дальнейшую дискуссию попросил закрыть!

Оба офицера лежащие в палате от души рассмеялись…

– Но спасти от распада единые погранвойска СНГ он все же не сумел, – грустно вздохнул Гурвич. – У нас в Белоруссии тоже планируют ныне создавать свои погранвойска. Хотя, в отличие от Украины, у нас не популисты. Белорусы – народ вдумчивый, прежде чем что-то делать, все обдумают, взвесят, и только потом приступят к решению. Они ведь, только когда поняли, что союзных войск больше нет, решились на такой шаг.

– Мне уже предложили место в Бресте, – тихо произнес Владимир. – И я согласился. Обещали с назначением очередную звездочку на погоны. А я, так некстати, попал две недели назад, там у себя под обстрел. Ранили. Теперь сказали, рапорт подпишут только после моей выписки…

Конечно же, Большакову не хотелось верить в то, что его любимые единые пограничные войска КГБ СССР, которым он отдал уже многие годы, тоже растаскивались по национальным квартирам. И его вчерашние коллеги уезжали домой, создавая по указке новых глав независимых государств, с «нуля» свои собственные войска.

Еще через неделю, майор Владимир Гурвич, надев свою парадную форму с государственными наградами, и сразу после выписки из госпиталя уехал в Москву, получить предписание на увольнение и убыть в столицу Белоруссии. Строить новые пограничные войска на старом советском фундаменте…

А когда до выписки самого Николая оставалось не больше недели, на пороге больничной палаты появился его Володя Беликов, тот самый «ангел-хранитель». Как и тогда, в военном госпитале в Душанбе, он подошел к Большакову с широкой улыбкой, и обнял поспешившего к нему на встречу Николая. Его темно-русые волосы заметно отрасли и совсем скрыли рану за левым ухом. Голубые глаза излучали радость.

– Ну как ты, Николай? – Беликов поправил халат, выложил из большого пакета на тумбочку бутылку минеральной воды, виноград, лимоны и три яблока. А потом, для вида, заговорчески оглядевшись, тихо спросил: «Может по пять капель?… За здоровье!» И достал из внутреннего кармана белого санитарного халата …бутылку коньяка.

Когда темно-коричневая жидкость уже была разлита в небольшие цветные специально подготовленные для таких случаев пластмассовые стаканчики из-под йогурта, Беликов разрезал два лимона на небольшие дольки, обильно посыпал их сахаром, и взял «бокал» в руку.

– Дорогой Николай! – он еще раз посмотрел на закрытую дверь больничной палаты, и продолжил на всякий случай, уже в полголоса, – К большому сожалению, мы с тобою познакомились при очень не простых обстоятельствах. Но, тем не менее, вырвались не только из лап этого кровожадного убийцы «Хирурга», но и остались живы. Хотя и потеряли близких. У меня этот палач тоже «вырезал» всю семью, а я – оказался в той палатке…

– Хотя, не будем о плохом…, – продолжил при этом Беликов совершенно спокойным голосом. – Разреши этим тостом, со специально привезенным сюда, и сейчас налитым 5-звездным коньяком, как настоящий восточный виночерпий, пожелать тебе быстрейшего выздоровления. Это, во-первых! Во-вторых, так как в нашей армии 5 звездочек на погонах нет, то я тебе желаю очередного воинского звания – «майор». Ты этого достоин.

Они чокнулись своими стаканчиками и залпом выпили.

В один миг погасшие грустные глаза Беликова вдруг засветились. Николай обратил внимание на то, как неестественно быстро Владимир, потерявший, по его словам, всю семью, резко переключился с той «больной» темы на другую. Хотя понимал, что жизнь идет дальше, и все время жить лишь одним вчерашним днем нельзя. Погибшие остаются в памяти, а жизнь продолжается… Да, выдержки судя по всему, этому милиционеру было не занимать.

А Владимир между тем, вновь наливал «стопочку».

– К слову, тут недавно в Твери услышал новый анекдот, – Беликов тихо подошел к окну, приоткрыл его немного, поставил свою стопку на подоконник и закурил.

– Как-то встречаются в Жмеринке два еврея. На Абраме очень дорогой профессионально пошитый смокинг и такие же брюки.

– Где ты его приобрел? – интересуется Изя.

– Да вот по случаю привез племянник из Парижа, – поясняет владелец дорогой одежды.

– А этот Париж, он далеко от нашей Жмеринки? – не сдается Изя.

– Ну, где-то тысячи четыре километров, – поясняет Абрам.

– Да, – со знанием дела констатирует Изя. – Такая … глухомань, а какие хорошие костюмы шьют. Прямо как у нашего закройщика Левы Либерзона…

Офицеры опять дружно расхохотались…

– Это я по поводу Франции, того, что некоторые наши пессимисты сравнивают привкус коньяк с запахом мелких домашних насекомых из диванов…, – вновь улыбнулся Беликов. – Не слушай их. Даже если в этом коньяке и есть «запах клопов», то здесь эти клопы исключительно элитные, французские. Как и сам этот именитый коньяк из этой самой глухомани – из Парижа.

Коньяк еще раз заполнил пластмассовые стаканчики. Еще раз чокнулись и еще раз выпили.

– Ладно, Николай, – Беликов бросил сигарету через открытое окно на улицу. – Я очень рад, что приобрел себе такого друга. Жаль, конечно, что не удалось послужить под твоим началом. Не сумел тебе помочь в поиске «Хирурга». Но видно такие у нас судьбы. Не всегда удается сделать то, что хочешь.

– Но я очень хочу тебе пожелать, – продолжил он. – Все же найти эту «гадюку» и уничтожить. И за меня и мою семью тоже…

На улице уже давно стемнело. Беликов, видимо уже добрался до столицы и скорее всего уже ехал на электричке со своего Ленинградского вокзала в сторону Твери. А Николай все лежал с открытыми глазами, смотря в потолок, и мысленно еще и еще раз вспоминал ту единственную встречу с «Хирургом» в палатке. Когда боевики убивали его родного брата…

Большаков пытался, но не мог вспомнить рук убийцы и что-то запоминающееся в его облике. Но, вдруг сознание прояснилось, и он совершенно отчетливо увидел, как на картинке, руку бандита. На среднем пальце правой руки которого …был золотой перстень. Николай запомнил это, потому что тот, кто убил Андрея, прежде чем ударить, повернул саму эту золотую печатку внутрь ладони. Видимо боялся залить ее кровью.

Лишь одно мгновение видел Большаков эту печатку, но запомнил. Там был небольшой, утопленный в золоте бриллиант и большая буква «А». Конечно, не густо, но все же…

…Николай вспомнил, как попытался приподняться с окровавленного земляного пола медицинской палатки, но ноги не слушали. Он хотел ухватить «Хирурга» за сапог, но бандит быстро отходил, и пограничник руками судорожно ловил лишь воздух. В какое-то мгновение, Большаков сумел сконцентрироваться, вскочил на ноги, бросился к стоящему рядом бандиту и из последних сил сорвал маску с его лица. Однако, самого лица там не было – под камуфлированной формой и маской была лишь …тень.

Николай бросил маску на пол, и увидел, как тень исчезла за пологом палатки. Закричал от досады и …открыл глаза…

Он даже не заметил, как уснул. И сейчас даже не мог понять, что в его сне было реальностью, а что – нет. А на его крик из коридора уже бежала медсестра и дежурный врач. Круглые настенные часы на стене показывали всего пять часов утра…

Потом этот сон повторялся Большакову довольно часто, и каждый раз он не мог увидеть лица «Хирурга», а гнался только лишь за его… тенью.

* * *

За два дня до выписки, в палате Николая появилась, оставляя за собою шлейф запаха дорогих французских духов, обаятельная белокурая красавица с огромными карими глазами, длинными ногами и осиной талией. Она была одета в дорогой светло-синий брючный костюм, на спину которого падала длинная русая коса. Улыбнувшись, она вошла в палату, и поставила большой пакет с фруктами на тумбочку Большакову.

– Ну, что Коленька, не узнал? – она слегка наклонилась к лежащему Большакову. – А я думала, что ищешь меня по всей нашей необъятной стране, переживаешь, сходишь с ума…

Конечно же, Николай ее узнал. Это была та самая Алена Кравчук. Та девушка, в которую он влюбился с первого взгляда, едва переступив порог детского дома. Та самая целеустремленная девушка, которая выбрала «Рыжего» ради его статуса в детдоме, ради его нечестных денег.

– Аленка, ты, как и всегда, великолепна! – Большаков галантно встал с кровати в своем спортивном костюме и пододвинул ближе стул. – Вот только не думал, что мы с тобою увидимся. Тем более в этих госпитальных стенах. Как ты только могла об этом узнала?…

– Ну, это проще простого, – девушка села на предложенный ей стул и забросила ножку на ножку. – Несколько месяцев назад я узнала, что на окраине Орехово-Зуева на старом кладбище похоронили офицера Большакова, бывшего детдомовца. Господи, как я тогда рыдала! Думала, что ты. Ведь, каюсь, в школе была в тебя влюблена. Ты был моим кумиром, мечтой!

– А мне казалось, что твоим кумиром был, насколько я помню, только наш «Рыжий», – не удержался Николай.

– А что мне слабой красивой девушке оставалось, – она подняла на офицера свои огромные зеленые глаза, – мне нужна была опора, широкая спина, ну и наконец, чего говорить – финансовая помощь… А ты ушел в суворовское, даже мне не писал… А я о тебе помнила, ждала… – Она кокетливо прикрыла глаза.

– Да, мы с тобою уже лет 12 не виделись, – улыбнулся Николай.

– И за это время ты меня даже ни разу не вспомнил. – Как ни в чем не бывало продолжила девушка. – Так вот, я зашла в наш детский дом и там узнала, что похоронен не ты, а гвардии лейтенант Андрей Большаков. Тот самый малыш из команды «Рыжего», ну которого ты потом «усыновил» и дал ему свою фамилию. Молодец парень, говорят, кавалер боевого ордена. Я даже к нему на могилу съездила, цветочки положила…

– Ну а потом наш бывший директор – дедушка Беленький. – Она сделала вид, что утирает набежавшую слезу. – Рассказал о том, что ты тоже в том бою тоже пострадал. Лечился где-то в Таджикистане. А сейчас тебя лечат в Подмосковье, в пограничном госпитале. Вот и приехала тебя навестить.

– Помнила тебя, любила, – Алена быстро поправила косу. – Вот и решила тебя сама из госпиталя забрать, вылечить. Хватит тебе служить. Новая страна, новые возможности.

– При этом, говорят, – как бы между прочим продолжила девушка, – тебя, вроде, к званию Героя России представили. Так что место тебе престижное для работы значит найдут, денежное. К примеру, где-то в «Газпроме». Ну, чтобы там – далеко в Сибири рабочие работали, а ты бы здесь в Москве – ими вроде руководил. Распишемся в Грибоедовском, я тобою бы восхищалась, детей бы тебе родила…, – она о чем-то задумалась и продолжила. – И коттедж нам на Рублевке вовсе не нужен, ограничим себя трешкой в Москве и двухэтажной зимней дачей… Ну, и конечно же, поможешь мне фирмочку открыть… Вот она – будет жизнь…

Николай, сидя на кровати, слушал эти речи обворожительной красавицы и все яснее понимал, что за минувшие годы она совсем не изменилась. Та же расчетливая холодная улыбка, та же страсть к деньгам. Исправить ее ничто не сможет. Алена по-прежнему хочет иметь некий статус, а вот кто ей его обеспечит, ей не так уж и важно.

– Большое спасибо за гостинец, – Большаков встал и обнял Алену за плечи. – Но хочу тебя расстроить. Ни медали, ни звания у меня не будет. Из армии тоже уходить не собираюсь. Более того, после госпиталя я хочу возвратиться к себе в дальний гарнизон. Спасибо, что помнишь. Но, единственное, что ты сумеешь получить, после нашей свадьбы, это комнату в офицерском общежитии с печкой на зиму и «удобствами» в дальнем углу коридора. И, конечно же, с привозной водой в гарнизон. Хотя, я уверен, тебя это не испугает.

– А как же хотя бы Москва, академия? – не унималась девушка.

– Я бы хотел, но там, увы, целая очередь, – как ни в чем не бывало продолжил Николай. – Поэтому, думаю, тебе стоит подумать, выходить ли сейчас за меня, или есть резон подождать еще десяток лет, пока я стану генералом.

Она надула очаровательные губки, нахмурила брови и, даже показалось, серьезно задумалась… Николай, в ответ, лишь улыбнулся.

– Думаю, в твоих планах пока моего гарнизона нет, – подвел итог разговора Большаков. – Конечно же, мне жаль. Ты бы очень мне пригодилась. Веришь, вечно не успеваю воду набрать на вечер…

Через открытое окно палаты было видно, как Алена в своей новой подаренной кем-то белоснежной «девятке» уезжала в сторону Москвы. Вокруг дороги, кружась, падали первые желтые сентябрьские листья.

А капитана Николая Большакова впереди ждал первый набор на спецфакультет возрожденной Академии пограничных войск, куда еще из Таджикистана ушли документы на поступление….

Первым делом, прибыв в Москву из госпиталя, он решил заехать к себе домой, в свою комнату – переодеться и собраться с мыслями. Весь небольшой пусть от метро «Краснопресненская» до дома занимал всего несколько минут прогулочным шагом. Но на этот раз идти было труднее, болели недавно снятые швы. Как и всегда на входе в парк его встречала большая гипсовая скульптура вечно молодого пионера Павлика Морозова. Теперь, чуть левее, мимо пустого бассейна и на улицу Рочдельская.

У его подъезда увидел стоящую милицейскую машину, «скорая» только что отъехала, а местный участковый разгонял зевак.

Железная дверь старого лифта отворилась со скрипом, и он увидел настежь открытую дверь его квартиры, где несколько офицеров милиции что-то бурно обсуждали у окна прихожей.

– Капитан Большаков, – представился он милицейскому майору. – Я здесь живу. Что случилось?

Милиционер посмотрел удостоверение личности офицера, и, увидев, на корочке три заветных слова – Комитет государственной безопасности СССР, сразу же возвратил его Николаю.

– У вас произошло ограбление квартиры, – буднично начал милиционер, – видимо, при попытке оказать сопротивление и предотвратить ограбление, нападавшим убит ваш сосед по коммуналке – пенсионер МВД Николай Ефимович и его жена. Вот мы недавно приехали. Да, извините, не могу не спросить, – а вы утром сами где были?

– Конечно, я понимаю. – Большаков протянул ему весь пакет документов из госпиталя, и даже билет на электричку. – Сегодня утром еще лежал в палате пограничного военного госпиталя в Голицино. Думал, что в Москве тихо….

– Знаете, ваша комната вроде не вскрыта, – милиционер тяжело вздохнул и вынул из кармана пачку сигарет. – Последние два года уже не знаем, как избавиться от преступности. Если раньше ЧП считался обычный мордобой, то ныне, вот видишь, прокурорские даже не выезжают на убийство. У них и так дел невпроворот. Бардак в стране, бардак и в головах….

– Нашли тут у вас в подъезде на шестом этаже пакет и клей, – майор милиции затянулся сигаретой, – так что теперь в оперативной разработке главная версия – к вам забрались наркоманы и взяли кое-что по мелочам. Убийцы были не профи. Обе жертвы убиты каким-то коротким и очень острым предметом в шею. Чем конкретно, я вам скажу потом, после вскрытия. А к Вам, скорее всего, в комнату попасть не успели. А потом сбежали…

– Ваша дверь целая, – добавил майор. – Судя по всему, ваши бывшие соседи сами впустили наркоманов домой. Так что будьте аккуратнее. А за документами зайдите в местный ЖЭК. Может быть, опять возвратите свою бывшую квартиру целиком себе.

Николай закрыл за оперативниками дверь и, достав ключ, быстро прошел к своей дальней комнате. Дверь, действительно казалось, не вскрывали. Она открылась достаточно легко, и он увидел, что в комнате все было вроде было на местах – вазы, хрусталь, старые часы, большая карта СССР, та самая зеленая лампа на столе, книги в шкафу, две кровати. Но Николай скорее почувствовал, чем понял, что тут были посторонние.

Это только на первый взгляд все, как обычно. Если бы не две как бы случайно забытые хозяевами фотографии в дальнем углу комнаты.

На первой – небрежно лежащей на кресле у стола – был запечатлен младший брат Андрей. На снимке он был в той самой медицинской палатке в Таджикистане, уже мертвый, полулежащий у тумбочки.

Вторая фотография была самого Николая. Он был сфотографирован у себя в части, недалеко от штаба. Где-то в начале этого лета.

Но, если ту фотографию на столе, случайный человек мог легко принять за забытую, то вот вторую – никак. Она просто вызывающе висела чуть в стороне. Не просто висела, а была прибита к стене ударом …хирургического скальпеля. На ручке которого, висел комплект ключей от этой московской квартиры. Судя по небольшому металлическому жетону с личным номером, прикрепленному к связке ключей, они принадлежали погибшему Андрею…

Николай, едва взглянув, сразу понял все. Вот вам и наркоманы…

Как «Хирург» и говорил, он объявил Большакову войну. Этот боевик уже побывал здесь в Москве. Пришел к Николаю домой. Убил соседей.

Никак не хотелось верить, что этот наглый и хитрый враг, посмел бросить вызов офицеру госбезопасности, здесь – в России, на его же территории. Увы, это казалось возможным, стало реальностью в период этого безвременья. И милиция была здесь бессильна….