Читать книгу На переломе, или Пуля для тени - Борис Солдатенко - Страница 8

Уже давно наступила ночь, и только синяя больничная лампа над входной дверью продолжала тускло гореть. Большаков лежал с открытыми глазами и все никак не мог уснуть. Наверное, именно теперь, оказавшись вынужденно здесь на больничной койке – в так называемом «отпуске по лечению» у Николая появилась впервые возможность еще раз посмотреть на свою жизнь, как бы со стороны.

Еще пару лет – и он перешагнет тридцатилетний рубеж. Тот самый переходный период, когда офицер, уже добившись чего-то в этой жизни и в службе, превращается в настоящего командира и на его плечи ложатся погоны с большими звездами.

Когда-то, еще в стенах родного Калининского суворовского военного училища, его первым командиром взвода был капитан Козлов. Дорогой Сан Саныч, который принял их «олимпийский» набор 1980 года, и за два года сумел – из разных по характеру и статусу вчерашних подростков – сделать настоящих защитников страны. В этом едином и дружном коллективе, вне зависимости от того, кто у тебя родители и из какого ты населенного пункта – труднодоступной деревни в Чувашии или из самой Москвы, капитан Козлов, словно искусный древний гончар, лепил из них в первую очередь не просто будущих офицеров, а именно патриотов своей страны.

Николай Большаков, поступивший в это суворовское училище из Орехово-Зуевского детского дома, конечно же, был более подготовлен к такой суровой армейской жизни, чем многие другие его однокурсники, которых только «оторвали» от родителей.

Ранний подъем, жесткий распорядок дня, проверки, суточные наряды, изнуряющая физподготовка – со всем можно было смириться. Все это делалось для того, чтобы закалить характер, сделать тебя сильным и умным. Вселить в каждого суворовца уверенность – что он необходим свое стране, что надев на плечи офицерские погоны, он станет одним из тех, кого с гордостью называют – элита офицерского корпуса СССР.

Как позже показала жизнь, именно львиная доля бывших суворовцев стала тем оплотом, на котором, после развала страны, и возникли новые Вооруженные Силы России. Потому что их вырастили истинными патриотами, и поэтому их дружба остается незыблимой через десятилетия. А знак об окончании СВУ становится отличительным знаком настоящего человека чести.

Образовательный процесс был в стенах суворовского основой основ. Опытнейшие педагоги, пришедшие на кафедры училища порой даже из академий и университетов, требовали от воспитанников не только изучать школьный материал, но и получать знания уже за первый курс высшего учебного заведения. Это было оправдано, ибо после окончания училища, каждый из вчерашних суворовцев продолжал учебу уже в военном вузе без экзаменов. А опытные командиры, увидев на кителе курсанта знак об окончании СВУ, назначали таких курсантов сразу же младшими командирами, отдавая им предпочтение.

Конечно, Николаю Большакову с учебой было труднее после детского дома, чем другим ребятам. Но всегда на помощь приходили однокурсники, кто подтягивал его по некоторым предметам.

Заместителем командира взвода вице-сержантом был отличник и профессиональный лыжник Борис Арефьев. Он на самом деле всегда был главным в коллективе, если так можно сказать – его опорой. Правой рукой командира – улыбчивый, молчаливый и рассудительный комсорг Павел Рябов, тоже отличник с аналитическим складом ума.

В огромном спальном помещении на втором этаже нового корпуса училища размещалась вся рота суворовцев. Второму учебному взводу, в котором числился Николай Большаков, досталось спальное помещение между учебной аудиторией и умывальником, огромные трубы у потолка которого часто использовали, как турник.

В огромной комнате расположилось двадцать пять кроватей. На соседней с Николаем койке обитал взводный балагур и поэт суворовец Андрей Гусев – настоящий друг, мастер слова и один из родоначальников училищной команды КВН. Рядом – вице-сержант Андрей Плохушко – командир отделения, добряк, оптимист и человек чести. Прямо напротив – любитель книг и рассказчик Валентин Миц, а у самой двери – взводный «Шварцнегер» с душой романтика Игорь Степовик.

Николай помнил, как часто, особенно холодными зимними ночами, когда после команды «Отбой!», и контрольного обхода дежурным офицером, еще никому не хотелось спать, в тишине комнаты звучали волшебные переборы гитары. И общий любимец, владелец бархатного голоса и талантливый музыкант суворовец Рустам Валеев по многочисленным просьбам всего взвода исполнял любимую всеми песню «Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант…». Никто из них тогда и не мог подумать, что, спустя годы, командир спецназа ВДВ майор Рустам Валеев, прикрывая своих подчиненных, погибнет во время спецоперации в Чечне.

А пока, в те минуты музыкального блаженства каждый из лежащих в кроватях воспитанников мысленно был далеко от училища – дома, где ждали его родственники и друзья.

Николай тоже хотел в такие минуты оказаться у себя в подмосковном Орехово-Зуево, зайти в своей красивой черной суворовской форме в свой детский дом. Увидеть волчий, затравленный взгляд, ныне десятиклассника Ваньки Рыжего, на теле которого в свои 16 лет, больше не оставалось ни одного свободного от «блатных» татуировок места.

Чтобы этот «местный авторитет» – которого побаивался раньше даже директор, понял, что не все хотят жить по этим волчьим законам, что добро всегда побеждает зло. Пусть не сразу, но побеждает. И он – Коля Большаков – положил еще в стенах школы этому беспределу конец. А также, конечно, полюбоваться первой красавицей класса – Аленкой Кравчук, белокурым ангелом среди серой массы детского дома.

Николай попал в тот детский дом случайно, когда учился в шестом классе. Его отец – майор милиции Алексей Большаков – был начальник отдела уголовного розыска одного из районов Москвы, и погиб в конце апреля 1978 года. Точнее не погиб, а был убит.

Тогда через неделю после окончания весенних каникул, Николай с отцом, мамой и младшей сестренкой ехали в гости к другу отца – капитану милиции в отставке Владимиру Черняеву. Бывшему его заместителю, который уйдя на пенсию, перебрался в этот тихий угол, подальше от шумной столицы.

Здесь вдали от оживленных трасс он купил себе уютный домик. Причем, даже не в черте города, а на далекой окраине, в нескольких километрах от железнодорожного вокзала. Оказавшись на территории так называемого «сотого километра» и отдавая себе отчет о том, сколько у него появилось соседей с уголовным прошлым, отставной милиционер все же оставался предан закону. Всегда вставал на сторону обиженных, поэтому уже за первые полгода приобрел немало недоброжелателей не только среди бывших «сидельцев», но и даже местных сотрудников милиции. Местные стражи закона предпочитали не «портить статистику» и закрывали глаза на ситуацию, которая там складывалась.

Перебравшись в небольшой поселок, отставной капитан милиции Черняев в начале ноября 1977 года стал свидетелем того, как два брата Демины – местные «сидельцы», успевшие к своим 30 годам иметь за спиною по две ходки – в поиске денег убили местную старушку, а найденные у нее деньги «на похороны» просто пропили. Владимир с ними случайно столкнулся, когда они брели от дома убитой.

Когда на следующий день он узнал, что убита старушка, профессионал четко знал, где найти преступников. Но в аресте братьев Деминых в местной милиции ему отказали. Никто не хотел портить отличную статистику этим серьезным преступлением в канун праздника 60-летия Великой Октябрьской социалистической революции. К тому же от этого зависела «тринадцатая» зарплата не только местного отделения милиции, но и района, и даже области. Да и «злить» местных «сидельцев» никто не хотел.

Так что, судя по официальным документам, бабушка была не убита, а …умерла от сердечного приступа. Так что даже дело не открыли. А Черняева предупредили держать «язык за зубами», естественно, если он не хочет неприятностей.

Почувствовав свою безнаказанность, братья Демины затаили злобу на «отставного мента». Два раза ему били его окна, а в конце зимы даже стреляли в него самого из охотничьего ружья. Возможно, именно тогда Черняев и обратился к своему бывшему коллеге Большакову за советом. До последнего верил, что бандиты не хотят его убить, а просто попугать.

Так получилось, что в тот день, когда Большаковы приехали в пригород Орехово-Зуева в гости к Черняеву, к братьям Деминым тоже наведался их сокамерник по кличке «Джемал». Когда в углу оказалась очередная пустая бутылка из-под самогонки, один из братьев и вспомнил о сегодняшних гостях у мента. Тогда именно «Джемал» и предложил «убить легавых», и вытащил из большой спортивной сумки ворованный автомат и три рожка с патронами.

Первым погиб хозяин дома Черняев, когда открыв дверь нежданным гостям, получил смертельный удар ножом прямо в сердце. Следующим был майор милиции Алексей Большаков, который пытался собственным телом закрыть жену и маленькую дочку, которая сидела у нее на коленях. Три короткие автоматные очереди оставили черно-бордовых точки на белой рубашке отца, из-под которых растекались по рубашке огромные кровавые ручьи. Мать очередями отбросило с лавочки к стенке, и ее пробитое пулями праздничное платье намокло от крови. Здесь же лежала с широко открытыми глазами младшая сестренка, получившая пулю прямо в сердце, и даже не успев понять, что произошло.

Жену Черняева «Джемал» расстрелял прямо на кухне возле плиты. А когда она упала, обливаясь кровью, он неуместно пошутил – «ну вот теперь можем и закуску забрать, им уже не понадобится»…

Маленький Николай в это время спал в гостевой. Высокая температура не позволила ему посидеть со всеми за столом. Но как только он услышал первые выстрелы, сразу забрался под кровать. Он видел, как в комнату вошли несколько человек. Видел их ноги. Видел тело отца в отрытую дверь.

Когда бандиты обнаружили в документах гостя удостоверение сотрудника столичного угрозыска, они вмиг протрезвели. Решив, что убили всех, они решили скрыть следы преступления. Опытный «Джемал» приказал собрать гильзы, и потом сжечь дом… Николай уже во время пожара пробовал вытащить тела убитых родителей и сестры из охваченного огнем дома. Но не смог. С порезами на руках, с ожогом левой руки он еле-еле сумел выбраться из дома и скрыться на окраине поселка в каком-то сарае.

Он слышал сирену пожарных машин, милиции, скорой помощи. Но пойти к ним у него не хватило из-за большой температуры сил. Да и слишком серьезный шок пережил в тот день тринадцатилетний парень…

Только возвратившись в Москву, Николай сразу же пошел в папино отделение милиции и все рассказал. К удивлению столичных оперативников, в подмосковном УВД им сообщили, что никакого подобного ЧП в области нет. Есть лишь пожар по «пьянке», где в доме сгорело несколько человек, видимо – кто-то из них пьяным уснул с сигаретой…

Но показания Николая, да и высокое положение погибшего отца, помогли немного сдвинуть это дело с «мертвой точки». В условиях полнейшей информационной тишины вся троица была все же установлена и объявлена во всесоюзный розыск, а потом тихо ликвидирована в ходе задержания через три недели.