Читать книгу Без целлюлита - Дари Никардс - Страница 18
2011 год
ОглавлениеЗавтра великий день: я не буду ничего есть всю субботу и выйду из голодания в 9:30 утра воскресенья. Получается 37 часов 45 минут без еды. Как-то не очень красивая цифра получается. Тогда надо поесть до 19:40 сегодня и выйти из голодания в 9:40 в воскресенье. Как раз будет ровно 38 часов. Даже больше полутора суток. А если бы прибавить каких-то десять часов, то будет уже двое суток… Но двое начинать без опыта неправильно. К тому же про двухсуточное голодание ничего я не читала. Обычно переходят от суточного и полуторасуточного голодания сразу к трехсуточному, потому что двое суток без еды ничего не даёт по сравнению с суточным голоданием. В нем нет смысла. Во всяком случае, в физическом плане.
Я волнуюсь немного: как буду себя чувствовать, трудно ли будет, как буду выкручиваться перед родителями, куда девать еду, которую мне дадут, чтобы никто ничего не заметил? Но в то же время я уже не могу дождаться начала своего эксперимента. А что? Правда, же это эксперимент: смогу я или нет, смогу ли практиковать голодание каждую неделю, какие будут результаты, избавлюсь ли от целлюлита? Сегодня я еще прочитала в старой детской книге по стилю жизни советы по оздоровлению «Детка» Порфирия Иванова – советского народного мудреца. И в одном из пунктов рекомендовалось обходиться раз в неделю полностью без пищи! Например, с 20 часов пятницы до 12 часов воскресенья! Это, конечно, больше по времени, чем у меня, но суть-то одна! А книга рассчитана на девочек лет до 12—13. То есть голодать можно уже в таком возрасте, что уж говорить про меня: 16-летнюю тетушку. Я вспомнила, как впервые прочитала этот совет, когда мне было лет десять, и подумала, что у меня не получится. Но нет – получится! У меня обязательно получится!
Время подходит к ужину. Мама приготовила сырники: я их обожаю. Мое любимое блюдо на завтрак и ужин. Но если раньше я могла съесть столько, сколько захочу, то теперь не позволяю себе больше трёх штук. Естественно, без всяких сметан, джемов и прочих добавок. Так что мой ужин – это яблоко и три сырника. Стакан воды за полчаса до приема пищи. С яблоками, если честно, я всё-таки хитрю: выбираю большие. На прошлой неделе, например, папа купил очень маленькие яблоки, и я сильно расстроилась. Они вкусные, но одним никак не наесться, а взять два-три яблока и записать это в дневнике питания рука не поднимается. Я понимаю, что по весу они будут такие же, как одно большое, но все равно кажется, что так нельзя. Два – это два независимо от размера. А сырники я сейчас ем особым образом: сначала чуть-чуть откусываю от каждого, потом два из них делю на половинки, а один оставляю целым. Так их сразу становится много. Ем медленно, смакуя каждый кусочек: везде же пишут, что нужно есть тщательно, вот я и ем тщательно, не спеша и читаю газету или журнал. Без журнала я не могу расслабиться. Для меня ужин – это момент отдыха, понимание, что сегодня уже не будет зарядок и бесконечных шагов (максимум две тысячи). Но пока я ем, я также посматриваю на часы, и когда стрелка показывает 19:40 приходится ускоряться и есть быстрее, иначе мне придется отказаться от того, что я не успела съесть до 19:45. Дальше мой рот на замке. Ничто и никто не сможет заставить меня положить что-то в рот после этого времени. Впрочем, и в другое время я ничего лишнего в рот не кладу: просить меня попробовать хоть кусочек бесполезно: я не хочу его записывать в тетрадь и потом отрабатывать.
Ночь. Думаю, как буду завтра голодать: жалко мамины сырники – осталось несколько штук, я могла бы поесть утром. Но придётся разыграть спектакль с опозданием в школу и взять их с собой, чтобы выбросить по пути. Сохранять нет смысла: если не испортятся, то будут весь день меня соблазнять. Не дадим им шанса. Хорошо, что завтра я буду помогать на встрече выпускников: день пролетит незаметно, а в воскресенье уже снова можно будет есть. И к ЕГЭ завтра спокойно подготовлюсь: похожу совсем немного, ведь лишних калорий в меня не поступит.
– Таня, что ты возишься? Уже выходить пора, что ты в ванной делаешь? Иди есть! – Мама уже в третий раз зовет меня завтракать.
Ха-ха! Нет, мама, сегодня, у меня голодание, мне не нужна еда. Но тебе об этом точно знать не надо. Не поймёшь и не оценишь. Зря переживать станешь.
– О, нет, мам! У меня алгебра первая, я не успеваю, возьму с собой. В школе поем.
– Точно поешь? Дать денег на столовую?
– Конечно, поем. Можно на столовую.
Лишние деньги на крем от целлюлита мне точно не помешают. А вы как думали? Эти крема, скрабы, масла требуют вложений, а мама сейчас против моей подработки из-за экзаменов, так что раз мне не дают возможность заработать на эти крема, то придется компенсировать это деньгами на столовую в школе. Когда-то в столовую действительно ходила, даже ватрушки с джемом и язычки покупала. Не знаю, куплю ли когда-нибудь их снова.
Ура! Первый этап пройден: голодание проходит успешно. Запах разогретых сырников (ну, зачем мама из подогрела, кто просил?) немного выбил из колеи, но моя воля крепка, и отойдя подальше от дома, я сую дурацкие сырники в сугроб. Ничего, съедят бездомные собаки, их в нашем районе полно, хоть какая-то польза будет.
На часах 12 часов. Хочется спать, живот предательски урчит. Пришлось выпить много воды, чтобы перебить аппетит. Ещё два урока. Потом лучше остаться в школе, но встреча выпускников начнется в 17 часов и раньше 16 здесь делать будет нечего. К тому же ранее я имела глупость сказать родителям, что сегодня сначала приду домой, а уже потом отправлюсь снова в школу. Если я не сделаю за весь день дома вид, что ела, то меня могут заподозрить. Все-таки странно, откуда у меня эта усталость: может, мне вздремнуть немного дома? Станет легче… А то ходить как-то тяжеловато, будто свинца в ноги налили и делать ничего не хочется. А приходится изображать активность и энергию. Ленка жужжит над ухом: как я раньше не замечала, что у нее такой громкий голос, давящий на уши? И эти дурацкие лестницы: мне тяжело подниматься, а приходится все время перемещаться в кабинеты на разных этажах. Получается, я не все предусмотрела при планировании голодания. Перспектива где-то отсиживаться в школе до встречи выпускников энтузиазма не вызывает.
Всё-таки после последнего урока я вернулась домой: чувствую слабость и сильно мерзну, нужно переодеться во что-нибудь потеплее. Дома как назло все пропитано ароматом голубцов: ну, почему мама решила приготовить их именно сегодня? Я их так люблю, но не могу сегодня есть, а завтра их уже не будет.
– Таня, иди ешь, небось голодная?
Мама зашла ко мне в комнату, когда я уже собиралась прилечь ненадолго на диван.
– Да нет, я в школе поела.
– Не знаю, что ты там ела. Давай садись.
Зачем маме нужно было давать мне деньги на столовую, если она не верит, что я там ела? Или она думает, будто я там ватрушки или «язычки» покупаю, как раньше? Ну, пусть думает.
– Я у себя поем: надо по инглишу кое-что прочитать.
– Опять у себя в комнате. – Мама вздохнула то ли с грустью, то ли с раздражением.
– Снова. Как и Витя. Хочу есть у себя и буду есть у себя.
– Ладно-ладно, только не голодай.
Голодать полезно мама. Жаль, что тебе нельзя рассказать о Поле Брэгге и его «Чуде голодания». Это же так интересно.
– Что за глупости, мам?
– Иди, ешь.
Вот он – соблазн: открываю кастрюлю с голубцами – горячие. Так. Ладно, беру один, кладу на тарелку. Беру морковь и капусту, громко стругаю их, чтобы мама слышала, как я типа делаю салат. Отрезают хлеба побольше. Беру прозрачный пакет и запихиваю его под футболку. Несу все запретные яства в свою комнату. Наконец можно от них избавиться: кидаю все аккуратно в пакет. Кушать голубец сразу перестает хотеться: в пакете он развалился и не привлекает. Куда все это деть? Положить в сумку и выкинуть, когда пойду в школу? Боже, как же бесит эта фигня: почему надо притворяться, будто я делаю что-то ужасное? Я не хочу выбрасывать продукты, понимаю, что в мире полно людей, у которых их нет. Просто сегодня я ничего не ем. Почему я должна это скрывать? Но ведь сказать об этом действительно не могу. Иначе мне не дадут голодать. Все испортят. Мой прекрасный план испортят. Нет! Я хочу очистить себя, хочу стать человеком, который умеет обходиться без еды, хочу избавиться от целлюлита. Выкину все в окошко: пусть собаки едят, тут как раз и мясо есть.
Подлетаю к форточке, внимательно смотрю, есть ли кто на улице. Один, два, три! Пакет с едой плюхается в сугроб и скрывается под толщей снега, а я пулей сажусь на пол. Сижу неподвижно некоторое время. Кажется, будто меня заметили. Мне страшно, что кто-то постучит в дверь и скажет, что видел, как я кидала из окна, что кто-то увидит, ЧТО я кидала из окна. Не знаю, какое чувство сильнее: стыд за то, что кидала из окна и намусорила, или страх, что мне помешают голодать. Хватит, все в порядке. Надо посидеть, потом помыть тарелку и заняться уроками.
– Как голубцы? – Спросила мама, когда я пришла на кухню мыть пустую тарелку.
– Спасибо, очень вкусно.
– Я не пересолила? Я много соли положила, случайно бухнула много, потом убрала лишнее, но все равно вышло больше.
– Мне нормально.
– Ну, хорошо.
Пересолила – не пересолила. Откуда мне знать? Что: мама сама разве не пробовала? Нечего было мои любимые голубцы сегодня готовить. Как специально. Надо воды попить, перестану о еде думать. Эх, и 24 часов не прошло, а я мечтаю о горбушке хлеба и расстраиваюсь из-за голубцов. Так не пойдет. И слабость мешает. Надо сделать комплекс упражнений и походить, а я плохо себя чувствую. Ну, же. Давай.
Плохо потренировалась. Ходила медленнее, чем обычно. Но немного взбодрилась и почувствовала себя лучше. Отдохнуть все равно хочется. Прилягу ненадолго.
Не спать. Не спать. Мне надо позаниматься. Но настроения ни на какие уроки нет. Это так тяжело. Лучше почитаю газету.
Читаю и чуть не засыпаю. День проходит не так, как я планировала. Но ведь это мое первое голодание. Наверное, я слишком зациклена на том, что голодаю, а если бы думала, что это обычный день, то не заметила большой разницы. Но как убедить себя, что это обычный день? Как убедить свое тело?
Наконец-то вернулась в школу, сейчас время полетит быстрее, наступит вечер, а там и лечь спать можно будет пораньше.
– Тань, давай быстрее, что ты медленно идёшь? – кричит впереди Ленка, направляясь в актовый зал.
– Да иду я, задумалась!
Актовый зал, где пройдет встреча выпускников, находится на третьем этаже. Подниматься по ступеням ужасно: настоящая пытка. Сердце учащается и не может успокоиться. Тяжело. В прошлом году регистрировали выпускников в вестибюле школы внизу. Кому пришла в этот раз светлая мысль сделать это перед дверями актового зала? Где логика?
– Девочки, садитесь, вот бланки, если будут вопросы, обращайтесь. – Сказала нам завуч, вручая солидную стопку листов.
– Все понятно, Надежда Петровна.
Ура! Можно сесть, какое облегчение. Вот бы голову положить, а то она тяжёлая и болеть начинает.
– Тань, ты останешься на концерт? – Спрашивает Ленка.
– Не знаю, наверное.
– А как же Боря? Он же играет.
– Так я и говорю, что, наверное, останусь.
Я уже не уверена, что остаться в школе до самого конца встречи выпускников – хорошая идея. Я плохо себя чувствую.
– Если говоришь «наверное», то не хочешь. Раньше у тебя было больше энтузиазма.
– Я устала просто. Не спала.
– Заметно.
Стали подходить выпускники. Я слушаю имена, фамилии, как в тумане. Куча звуков вокруг ужасно раздражает. Болит голова. Раскалывается. Почему она болит? Нет, остаться я не смогу. До дому дойти бы. К тому же очень холодно. Видимо, раньше меня согревала еда. Теперь нечем греться. Прячу ледяные пальцы в рукава, но помогает мало.
– Девочки, концерт начинается. Но вы посидите немного, хорошо? А то придут опоздавшие, а мы их не учтем, – подошла к нам Надежда Петровна.
– Ладно, подождем. – Ленка ответила за нас обеих, а я ведь ее не просила.
Как же мне дотерпеть эту муку?
– Лен, слушай, у меня голова болит, я пойду. Извини. Дорегистрируешь одна?
Лена смотрит на меня с удивлением и беспокойством одновременно.
– Так плохо все? Ты никогда с мероприятий не уходила. Иди, конечно.
– Пока.
– Выздоравливай!
Ну, да. Я не болею, Лена.
Иду домой и считаю шаги: их мало, но я должна точно знать, сколько мне нужно будет отходить дома, прежде чем можно будет наконец-то прилечь.
Раз, два, три, четыре, пять…
***