Читать книгу Виноградные грёзы. Книга 1 - Джулия Романтик - Страница 2
Пролог
ОглавлениеЖизнь продолжается,
И становится всё тяжелее,
Бабочка, попав под колесо, теряет крылья.
(с) Coldplay – Paradise
Ари
Редкие прохожие считают улицу «Трёх гортензий» опасной. Каждый из них, когда оказывается здесь, в бедном квартале Лос-Анджелеса, непроизвольно ускоряет шаг и опускает голову. Улицу так прозвали местные: сутенеры, проститутки, наркодилеры.
Я быстро привыкла к узким переулкам с тусклыми фонарями, к мусору на улицах, к странным типам; привыкла слышать крики среди ночи, видеть пьяные драки. С трудом, но я привыкла и к новой жизни: она на вкус как потерявшая вкус жвачка. Думаю, вот-вот – и пробьется эмоция, но нет. Пустота. Изредка саднит где-то внутри, от старых обид. Почти волшебством будет найти ключ от клетки, в которую я сама себя заперла, и освободиться.
Легкие с радостью приняли порцию никотина. Я курила в окошко своей квартиры и вспоминала минуты, когда впервые оказалась там, где меня навсегда изменили. Напуганная девочка с опухшими от слез глазами. Словно всё, что так радовало, всё, что помогало жить, – исчезло. Терять нечего. Если начистоту, так оно и было. В сердце подложили бомбу, нажали на кнопку, и оно разлетелось на тысячи кусков, когда Стивен сказал: «Так будет лучше». Расстаться. Эти слова до сих пор эхом звучат в голове и будят среди ночи. Но я едва чувствую боль. Внутри будто и нет ничего: ни органов, ни крови, ни костей. Ничего не беспокоит. Призрак той девушки. Его девушки.
– Иногда, увидев кого-нибудь на расстоянии, начинаешь фантазировать. А увидев его рядом с собой, вдруг начинаешь жалеть обо всем. (с) Одержимость (2004)
«Мужской хрипловатый смех, возбужденный шепот. Знакомый голос. Вдогонку женский смех, звучит еще веселее. Вызвал неприятные мурашки. Я зажмурилась. Вспоминала его нежные слова, сказанные мне: про верность, любовь, доверие. Не получалось. Перед глазами – только наша недавняя ссора и странное поведение на вечеринке. Нет, пожалуйста, нет…
Смех четче, голоса громче. Я боялась открыть дверь, но любопытство… И я взялась за ручку, толкнула дверь. Тогда я подумала, лучше быть обманутой, чем испытать боль. Не стоило мне идти его искать.
Приятно было надеяться, что он хороший. Честный. Искренний. Красив не только внешне – зеленые глаза, кошачья улыбка, темные волосы неряшливо вьются, – но и душой. Что он и правда способен полюбить меня.
В книгах пишут: ты чувствуешь, как разбивается сердце (вдребезги, с треском где-то в грудной клетке). Возможно, у меня шок. Потому что я не почувствовала ничего. Вцепилась в дверную ручку и стояла в дверях. Глядела на них, почти не моргая.
Стивен и Синди. Даже имена созвучны. Идеальные люди с обложки журнала. Музыкант и модель. Она тянула его за ворот рубашки. Он, улыбаясь, шел за ней. Пьян и обаятелен. Трогает ее, целует! Руки Стивена жадно скользили по телу блондинки. Он отдает себе отчет в том, что делает: пошатывается, но продолжает раздевать ее.
Не замечая меня, они достигли кровати. Стивен вжал куклу Барби в простыни, рукой поправляя свои длинные до середины щеки волосы, будто он в рекламном ролике. Я – зритель. Синди сняла майку, Стивен расстегивал рубашку. Синди с жаром прильнула к губам Стивена. Между ними страсть, безумная, животная страсть не обремененных отношениями людей.
Всхлип – на удивление громкий. Думала, не смогу выдавить ни звука, а я скулю от бессилия, обиды, презрения к себе в первую очередь. Наивная.
Стивен отпрянул от Синди и посмотрел на меня. Секунду фокусировал взгляд, потом вскочил и подошел. Хотел привести в чувства: касался рукой лица, шеи, запястья. Глаза сверкают, грудь воздымается под тяжестью дыхания. Он выглядел виновато, но спокойно.
Мы оба ждали этого, верно? Я – с опасением, он – с облегчением.
– Ари…»
***
Она резко открыла глаза. Потрогала лицо: пальцы холодные, щеки пылают; душно, но зябко. Скользнула дрожащей рукой ниже, сдавила шею. Закашлявшись от боли, скатилась на край кровати, раздосадованная: проснулась, жива.
Три года, периодичностью раз-два в месяц, ей снится один и тот же сон. Сначала чаще, и алкоголь был лучшим другом, даруя забвение. Сны – не реальность. Сны – воспоминания, которые не стоит помнить.
Ворочаясь в тщетных попытках заснуть, она прижимала к груди костлявые коленки. Ненавистное состояние полусна, когда не там и не здесь, когда пытаешься «досмотреть», а перед глазами темнота.
Попытки вновь уйти в сновидения дошли до кругленькой десятки, и она вновь открыла глаза. Злилась – тебе нечего делать в прошлом, забудь. Первое время просыпалась в слезах, сейчас – глаза будто в песке, сухие. Быстро моргала, привыкая к темноте.
Сценарий сна повторяется из раза в раз, и она повторяет действия после: встает с кровати, берет с тумбочки сигареты, щелкает зажигалкой, прикуривает; потом, шатаясь от голода, ломки, похмелья или сквозняка (ее почти всегда шатает), подходит к зеркалу.
Она была мила раньше: блестящие каштановые волосы до поясницы слегка кудрявились, теперь похожи на черную солому и едва достают до ребер; кожа была чуть загорелой, сейчас желтовато-бледная, землистая; кровоподтеки и синеву скрывает слой дешевого автозагара; фигура никогда не отличалась пышными формами, но к восемнадцати обрисовывались «песочные часы». Ныне она испытывала к себе только отвращение. От женственности мало что осталось, даже округлые бедра смотрелись жутко – кожа да кости; а вместо сияющих карих глаз темные, словно бездна, глазницы. Ломано кривит губы в ухмылке – когда-то широко улыбалась.
Милая, кто сделал это с тобой? Тот мужчина из сна? Никогда не забыть ни его имени, ни его лица. Искры между вами. Ты ворвалась в его мир, заряжая светом. Ему – музыканту, человеку из жестокого шоу-бизнеса – не хватало искренности, бескорыстной любви. Он влюбился в твою наивность и любовь к нему. А любовь, несмотря ни на что, была настоящей.
И что же? Если не он, то кто? Они все виноваты? Сделали холодной, пустой. Навсегда изменили. Или сама постаралась? Глупо винить кого-то; сердце переполнилось любовью и болью, потом раз – и перестало чувствовать. Остались только сны.
Она долго разглядывала себя, будто подросток, выискивающий в зеркале новые недостатки. Только у подростков они часто надуманные, она же знает – выглядит отвратительно. Но кого это волнует, девочка-вещь.
Уставшая от собственного отражения, она вернулась обратно в постель. Сырое белье и тонкий пододеяльник вместо свежих простыней и теплого одеяла. Поджала к груди ноги и закрыла веки. Чихнула. На сухих губах улыбка. Она никогда не обращает внимания на потрескавшееся до крови губы, как не считает достойным своего внимания холод, голод, страх. Инстинкт самосохранения потерялся где-то по пути в новую жизнь. Она знает, сегодня был «Тот самый сон». А значит, ее любимое время – часы ностальгии и воспоминаний. Невероятно, когда-то она была счастлива.