Читать книгу Потерянный снег - Дмитрий Лунд - Страница 13

Моё сердце остановилось. Отдышалось немного, пока синяя сумка скрылась в пасти огромного ящика-сканера, и снова пошло.

Я уже был в аэропорту. Ночью в отель позвонил Вадим. За мной пришли и мне объявили, что меня на reception ждёт телефон. На проводе был мой так называемый брат.

– Торопись, у тебя через полчаса самолёт. Такси уже ждёт тебя.

Помню, как я вылетел бегом из отеля и такси, сорвавшись с места, понеслось по ночной трассе.

Я попеременно впивался взглядом в циферблат на экране мобильника. Таксист выжимал из машины последнее, но при этом старался не преувеличивать: боялся всё-таки быть оштрафованным. И вот я уже снимаю ботинки и ремень, проходя таможенный контроль. Рядом стоит служащий аэропорта, тот, который провёл меня без очереди и проводил чуть ли не до самого трапа. И правильно сделал, иначе я бы не успел на рейс.

Рейс Баку – Вена длился около 6—8 часов. Точно я уже не помню. Помню, что мне не удалось заснуть. Сколько я ни старался найти подходящее положение, ту ночь в итоге я провёл без сна.

Когда я оказался в Вене и прошёл всевозможные проверки документов…

«Когда окажешься в Европе, забудь про паспорт – пользуйся только ИД-картой» – вспомнились мне наставления Вадима после того, как мужеподобная немка, вдоволь посмеявшись над моим паспортом, вернула его законному владельцу. Ну, уж не знаю, что её там так рассмешило. Мне было всё равно. После бессонной ночи перед глазами всё плыло.

До рейса в Болонью мне нужно было ждать около 9-ти часов. Зашибись! Да, именно зашибись, потому что нужно было как-то провести это время. У меня были две проблемы, мешавшие убить эти 9 часов более-менее с удовольствием. Во-первых, туман перед глазами от недосыпа. Во-вторых, тот факт, что я перед вылетом из Баку не успел поменять мои манаты на евро. Это означает, что я остался без гроша в кармане. Громкое искреннее возмущение вырвалось у меня как-то само собой, когда уже у третьего обменного пункта (а их в огромном аэропорту было несколько) я осознал, что ношу в кошельке около 90 евро и не могу ими воспользоваться. Выругавшись как следует по-английски, рассмешил группу американок – опять непонятно, что здесь смешного?! Создавалось впечатление, что весь мир в тот момент глумился надо мной.

Времени у меня было хоть отбавляй. Тогда я и решил добраться до ближайшего банка, но, увы, безуспешно. В двух шагах от аэропорта небоскрёбом гостеприимства расположилась гостиница, обойдя которую, я нашёл банк. Закрыто. Ну, разумеется, было около шести часов утра – какие там банки?

Денег заплатить за такси или электричку до города у меня не было. Тогда я, отчаявшись, решил пойти пешком. Проковыляв около сотни метров в канаве вдоль дороги, ведущей в направлении столицы Австрии, я в определённый момент понял, что совсем выжил из ума, и повернул назад.

Остальное я помню смутно. Помню, как звонил из гостиницы Вадиму, прося его выслать мне хоть немного денег на еду. Помню, как шатался по аэропорту словно зомби, периодически бросая голодный взгляд на людей в кафе и ресторанчиках. И чем больше времени проходило, тем больше я осознавал, что денег мне до вылета не видать. Сколько я ни вертелся у конторы «Вестерн Юнион», сообщение с заветным кодом продолжало избегать мой телефон.

Но давайте посмотрим на положительную сторону происходящего. У меня, например, оказалось вдоволь времени, чтобы ознакомиться с одним из крупнейших, если не с самым крупным, аэропортом в Европе. Я почти выучил его наизусть, умудрившись подремать на каждой его скамейке, в каждом его кресле. Хотя кому это надо?

Когда я понял, что через несколько сантиметров моя голова окажется на плече у какой-то бабушки, очутившейся в тот момент рядом со мной, я встрепенулся как полудохлый петух. После чего вспомнил, что опять, несмотря на предостережения Вадима (да пошёл он к чёрту со своими предостережениями), я всё-таки повёз с собой немного эстонских денег. Выдворив из кармана те немногие родные эстонские кроны, умудрился их разменять на евро. Этих денег мне с трудом хватило на бутылку питьевой воды.

Наконец после долгих и мучительных ожиданий подошёл момент посадки на мой самолёт. На улице лил дождь. Автобус подвёз небольшую группу пассажиров к маленькому самолётику с пропеллером. После недолгих приготовлений «кукурузник», омываемый небесными водами, поднялся в воздух.

По дороге нас, к моему огромному счастью, покормили.

Когда мы оказались на приличной высоте, из окна открылся чудеснейший вид. Это был небесный мир со своими реками, полями, хижинами и пасущимися барашками. Всё было белым, и лишь блики солнца придавали белому разные оттенки. От золотого до розового и фиолетового. Я представил или, может, действительно увидел этот сказочный край. Моё воображение мне подсказало, что осадки на земле происходят, когда небесные жители стригут шерсть с облачных пушистых овец. Любуясь надземным миром, я не заметил, как уснул.

К реальности меня вернул мощный толчок – за бортом бушевала гроза, вынуждая ходивших по салону стюардесс периодически вздрагивать, хватаясь на сиденья. После чего по обшивке застучал град – ледяными шарами по алюминию. На секунду мне показалось, что сама природа стремится воспрепятствовать моему приземлению в Италии. Да, интересно, как там моя сумка поживает?

Когда шасси наконец коснулось мокрого асфальта, я включил телефон, который во время полёта был насильственным образом погружён в сон. И как только я его включил, он завибрировал сообщениями. Они накопились за время полёта и теперь голодными стервятниками набросились на моего старичка. Это были сообщения от Вадима. Он допытывался о том, долетел ли я и всё ли у меня в порядке. Мой телефон продолжал ещё работать в этом странном режиме: он лишь принимал сообщения. Это означало, что я не мог ответить на этот шквал СМС.

На душе было достаточно спокойно. Заходя в здание аэропорта Маркони города Болоньи, я лишний раз обдумывал, как потрачу те 2 000 евро, которые мне обещали за выполненную работу. Там на одежду или инструмент музыкальный какой-нибудь. А может, лучше закупиться тёплой одеждой, каким-нибудь холодным оружием или ещё чем-нибудь, что может пригодиться в постапокалиптическом мире – всё больше людей говорит о скорых бесповоротных изменениях. Чёрт его знает! Да и, если посмотреть, 2 тысячи евро не такие уж и большие деньги. А может, ещё парочку раз слетать?

Гроза уже пошла на убыль, но дождь всё продолжал обмывать стёкла, крыши машин и зданий. И я просто уверен: если б погода умела читать мысли, то она от негодования обрушила бы на меня все свои громы и молнии, поражённая моими размышлениями.

Но ничего не произошло. Дождь не выказывал никакой агрессии, а молнии остались позади.

Я зашёл внутрь. Решил не бросаться сразу на поиски чемодана, а осмотреться. В проходе стояло несколько человек в штатском с какими-то удостоверениями на шеях. Проходя мимо, я вынужден был остановиться – у меня спросили документы. Это произошло как-то неожиданно. Я даже не успел задаться вопросом: а с какой стати такой контроль на внутреннем европейском перелёте? Но было поздно. Моя рука нащупала в заднем кармане джинсов паспорт и протянула его непонятного происхождения контролёрам. Они вместе принялись его осматривать, почти обнюхивать, не хватало только, чтобы его попробовали на вкус. Они остановили внимание на азербайджанской визе. После чего спросили, где моя сумка. А та как раз подъехала к нам чуть ли не вплотную. Мой рот говорит «вот она», и моя рука указывает пальцем на синюю сумку. Сумку с героином. Ощущение было таким, что я потерял контроль над ситуацией и ситуация начала контролировать меня. Впечатление, будто я смотрю фильм со мной в главной роли. Смотрю и больше ничего не могу сделать.

– Пройдёмте с нами, – один из проверяющих обратился ко мне по-английски.

Я соглашаюсь, ведь причин отказываться у меня нет. Правда? Если я начну увиливать или откажусь, это окажется очень подозрительным. А так пусть проверяют, мне же нечего скрывать. Бред. Сущий бред. Я, следуя за ними, пытаюсь не выглядеть полным идиотом и спрашиваю: «А что, в конце концов, происходит?» На что мне ответили: «Обычная проверка». Обычная проверка? Ну-ну.

Меня ведут какими-то коридорами, слева и справа – кабинеты, офисы. Все закрыты, кажется, пустующие. Заводят в один из них. Теперь я вижу, сколько их, моих сопровождающих. Трое мужчин и две женщины.

Первый – брюнет лет сорока с лицом человека серьёзного, немного строгого (хотя строгость была присуща всем), видно, не слишком способного на мягкости. Второй был острижен практически налысо и имел внешность вылитого следователя из этих бесчисленных немецких сериалов. Из мужчин он говорил лучше всех по-английски. Третьему же суровость была совсем не к лицу. Он создавал впечатление скорее плюшевого медведя, чем беспрекословного блюстителя закона. От него веяло добротой.

Тем временем я оказался в центре кабинета с двумя столами и всякого рода техникой и аппаратурой. Мою сумку водрузили на один из столов, раскрыли её и начали лазить, ощупывать все отделения и карманы, вытаскивая вещи. Мои вещи! Я стоял как побитый, наблюдая за этой не слишком приятной сценой.

Как я говорил, женщин было две. Одна носила светлые кудри, которые были не слишком ухожены. Она не была красивой, в ней не ощущалось женственности. Готов поспорить, что у неё вообще нетрадиционная ориентация. Я ощутил в ней излишнее количество мужской энергии. Было видно, что она получала удовольствие от происходящего и уж никак не была склонна к состраданию. Вторая была ещё девушкой. Маленькой, с короткой стрижкой, в очках. Она лучше всех говорила по-английски. В ней присутствовала нежность и мягкость в противовес её коллеге. Я предположил, что у девушки в очках меньше опыта, который мог бы сделать и её чёрствой.

Брюнет вместе с блондинкой, не наткнувшись ни на малейшую деталь, которая могла бы вызвать подозрения, на секунду поднялись от моего чемодана. На их лицах можно было прочитать приятное удивление, смешанное с облегчением, будто они и не хотели меня в чём-то уличить. Но тут они принялись прощупывать дно. Я, смотревший на них с наигранным недовольством, в тот момент всем сердцем пожелал провалиться сквозь землю и оказаться где-нибудь в Китае посередине рисовой плантации с честными гражданами, мирно ковыряющими грядки. Сердце ёкнуло, когда заскрипела обшивка, оголяя несколько солидных размеров коричневых пакетиков. Сумка оказалась вспорота, вскрыта, как консервная банка. Только вот внутри никакого тунца не оказалось.

В мгновение ока по их лицам пробежала тень, они окаменели, стали до неузнаваемости строгими. На мне же не было лица, а что от него осталось, стало белее горного снега. Тот итальянец, что был похож на героя из немецких сериалов, щёлкнул наручниками у меня на запястьях и объявил, что я арестован, добавив, разумеется, известную фразу: «Вы имеете право хранить молчание. Всё, что Вы скажите, будет использовано против вас». После чего «welcome to Italy» из его уст прозвучало отнюдь не гостеприимно.

Пока один мне надевал наручники, остальные повытаскивали телефоны и фотокамеры, фотографируя свой улов. Кто-то упомянул журналистов, и тут я пришёл в себя. Нет. Такая слава мне была совсем ни к чему.

– No, please, no journalists. If you don’t call them, I will help you. I will help to capture my boss, the man who sent me here5

Выражение азарта пропало с лиц тех, кто так желал вызвать репортёров. Отлично! Кажется, сработало.

Двое из трёх мужчин отвели меня в соседний кабинет и обыскали. Вернувшись, я сел в синее кресло, которое они поместили чуть ли не в самом центре офиса.

Мой телефон лежал на столе передо мной и изнемогал от вибрации бесчисленных СМС. «Где ты?», «Как ты долетел?», «У тебя всё в порядке?» и последнее: «Я исправил неполадку с твоим телефоном». После чего мобильник действительно зазвонил.

– Can I answer? It’s my boss calling6

Мне строго запретили прикасаться к телефону. После появился с лысиной, напоминавшей оливку по форме и цвету, переводчик в форме полицейского и стал, старательно выговаривая слова, объяснять, что у них нет полномочий сотрудничать со мной. Но обошлись всё-таки без репортёров.

Затем меня повезли по ночному городу. Брюнет со своей кудрявой коллегой остались нас ждать в кабинете. Мы пронеслись по сияющим ночными огнями улицам в крохотном стареньком бежевом «Пежо». В полицейском участке мне сняли отпечатки пальцев и сделали несколько фотографий.

После этого нам пришлось прождать около получаса, прежде чем мы вернулись в аэропорт. Мы были в коридоре, когда меня прорвало, и я рассказал всё вызывавшей доверие девушке-следователю. Я сделал это, так как у меня не выходили из головы слова одного их полицейских: «Если ты не будешь сотрудничать, тебе придётся худо». Рассказал о маршрутах, всё, что успел узнать от Вадима. Но она сказала, что им уже всё известно. Она закурила.

Стульев в коридоре не было. Я не был в состоянии стоять на ногах, поэтому сел на корточки, оперевшись на стену. Затем попросил у девушки сигарету.

– Ты куришь? – поинтересовалась она.

– Обычно нет, но сейчас да. – Я принял из её крохотной руки сигарету.

Когда мы вернулись в аэропорт, меня усадили в кресло, похожее на трон. Трон короля только что завоёванного государства. Я чувствовал себя трофеем. Казалось, я для них был зверем, пойманным на охоте, гордо выставленным на общее обозрение. Охотники решили отметить удачную вылазку пивом и пиццей. Но эти охотники оказались добрыми. И когда привезли пиво и пиццу, целая пицца и стаканчик пива предназначались для меня. Стаканчик, не больше. Они сами выпили совсем по глотку – не в баре всё-таки. Если мне не изменяет память, мне даже сняли наручники, чтобы я мог поесть по-человечески. Но во рту пересохло, кусок в горло не лез. Чувствовал я себя хреново. Расправился лишь с тремя кусками пиццы. Пицца была так себе – это был один из показателей их скромных доходов. В Италии эта профессия, как понимаете, не входит в разряд высокооплачиваемых. Пицца мне далась тяжело, но вот с пивом вышло удачнее.

Так мы провели несколько часов. Они изредка обращались ко мне с вопросами, но больше болтали между собой, шутя, смеясь, периодически исследуя меня, сканируя глазами. Пытались понять, действительно ли я не понимал по-итальянски. И такие подозрения я у них вызвал, когда несколько раз догадался, о чём они говорили. Брюнет со своей «подругой» подшучивали надо мной, иногда сверля глазами, будто пытаясь заглянуть внутрь. Не на того напали, братцы! Пусть я по своей сути не опытный криминал и не закоренелый преступник, но так просто меня не возьмешь. В противовес этим двум остальные трое не выказывали особенного удовольствия от сложившейся ситуации. Я часто ловил на себе пристальный грустный взгляд итальянца-добряка – ему искренне было меня жаль.

В определённый момент все поняли, что пора закругляться. Я уже был никакой: бледный, с синяками под глазами, которые начинали слипаться. Полицейские начали подниматься со стульев, и тут я заметил по пропавшим с некоторых лиц улыбкам, что всем пятерым в действительности была неприятна процедура, которую им предстояло провести.

Мне надели наручники, и мы покинули кабинет. По дороге к выходу все выпили по кофе – я отказался, но попросил купить мне питьевой воды. Три бутылочки полетели в огромный чёрный мешок: сумку у меня изъяли, и все мои скромные пожитки перекочевали туда.

Когда мы проходили через аэропорт, меня вдруг пробрал тихий нервный смех. Вот он я – злодей! Те немногие люди, что нам попались на пути в тот поздний час, косились на меня. А я с трудом сдерживал смех. Ха! Что же это получается? Меня в наручниках ведут под руку двое полицейских в штатском. И я для окружающих стал преступником, опасным субъектом. Всё перевернулось, всё перепуталось в моей голове настолько сильно, что я даже не сообразил, куда меня сейчас повезут.

В момент, когда мы оказались на стоянке, я понял, что меня повезут мужчины потому, что женщины со мной попрощались. Та, что помоложе, пожелала мне удачи. Наш крохотный «Пежо» тронулся с места. Никто мне не сказал, куда меня везут, а я не стал спрашивать.

Я смотрел в окно на мерцающие в лужах огни домов и фонарей. В определённый момент я вспомнил о своей семье, которая была где-то далеко, в частности, о своей маме. Я представил, каково ей будет, когда она узнает, что со мной произошло. И у меня из глаз хлынули слёзы. Я отвернулся к окну, уставившись на дорогу отрешенным, пустым взглядом. Капли медленно стекали по стеклу. Капли дождя, который перестал… Который уже перестал.