Читать книгу Пути неисповедимые - Елена Александровна Кашина - Страница 23

На смену отчаянию пришло холодное, абсолютное безразличие. Не осталось никаких желаний, никаких ощущений, никаких чувств – ни страдания, ни страха, ни привязанности к кому бы то ни было. Мысли в голове вялые, обрывочные. По утрам с трудом поднималась, механически приводила себя в порядок, неохотно завтракала и шла на работу. Вернувшись с работы, почти сразу ложилась. Лежала, отвернувшись к стене, а в душе навязчиво всё время звучали и звучали обрывки мелодий реквиема, исполняемого когда-то хором с её участием – мелодии боли, отчаяния, мольбы и протеста, торжества и глумления смерти, безутешной скорби, и сводящие с ума, как судьба, неотвратимые звуки труб. Внутренний ужас и пустота завладевали её душой.

Аннушка забиралась к ней на кровать, возилась с куклой, что-то шептала, пела тоненьким голоском. Но она ничего не замечала.

Глядя ночами в тёмный потолок, она с необычайной ясностью осознавала всю безысходность своего положения. Томило предчувствие грядущих бед. Возникала страшная последняя мысль; инстинктивно она отталкивала её…

С непрекращающимися моросящими холодными дождями прошла осень. Потом белый снег покрыл землю, прикрыл грязь и неухоженность, на какое-то время сделал белой и чистой заводскую территорию с её зданиями и трубопроводами. Порывы ветра гнали колючую позёмку, а по ночам в узких проходах между производственными корпусами, нагоняя на людей тоску, заунывно и жалостно завывал ветер….

Наступили святки. С шумом приходили весёлые ряженые, пели, плясали, ставили целые спектакли по старинным русским сказкам, казалось, навсегда забытым, но заново возродившимся в народной памяти. К ним прибавились сказки про когда-то счастливую и справедливую жизнь. Ряженые ребятишки со смехом тянули репку, а репкой был Бригадир.

Катя смотрела на них и с усилием улыбалась. Она похудела, побледнела, осунулась, на висках заблестела седина, в светлых глазах застыла невыразимая беззащитность. Её уговаривали развлечься, звали петь песни. Бригадир говорил:

– Иван, тот, что помог тебе на платформу забраться, меня уже несколько раз спрашивал: почему Катя не ходит на каток.

Начались оттепели, над окнами повисали сверкающие на солнце сосульки. Когда припекало, сосульки с тихим нежным звоном падали на землю и разбивались на мелкие кусочки.

Однажды, в сумеречный рассветный час, она без сна лежала с открытыми глазами, и неожиданно возле двери комнаты увидела неподвижно стоящего человека. Это был мужчина с седыми волосами до плеч. Его, устремленный на неё взгляд, был полон жалости и любви. Без страха она, не отрываясь, смотрела ему в лицо, и в груди у неё теплело. Облик стал размываться, пропадать, а затем в воздухе поплыло и растаяло лазорево-сиреневое облачко. Потрясённая, она ещё какое-то время лежала неподвижно, как зачарованная. Очнувшись, села. Рядом с ней, свернувшись от холода калачиком, посапывала во сне слепая девочка. В сумерках долго всматривалась в её страшные в коросте глаза и шрамы. Подумала: «„Что моя беда, в сравнении с бедой этого ребёнка?“» Старательно укрыла Аннушку одеялом.

Она никому не рассказала о своём видении, но с того утра в душе её перестали звучать сводящие с ума мелодии реквиема, стал проявляться интерес к жизни окружающих людей, с прежним упорством она принялась лечить Аннушку.

Однажды, занимаясь уборкой, Хозяйка в тумбочке обнаружила буклет, привезенный Катей для Аннушки; он пылился там, так и не тронутый. Стала рассматривать:

– Какие-то диковинные звери здесь нарисованы…. Есть ли такие где? Вот этот – с хвостом вместо носа – разве такое может быть?

– Это слон, – Катя взяла буклет из ее руки и прочитала все, что там было написано о слонах.

Хозяйка застыла, не сводя с не глаз.

– Катя, так ты грамотная?! – проговорила, чуть ли не испуганно.

* * *

Рабочие завода в административный корпус доступа не имели. Для необходимых контактов административных работников с рабочими, на первом этаже здания, в торцевой его части, выделили пару кабинетов, поставили там старые столы и стулья, отделили от общего коридора запираемой дверью, а на входе с улицы усадили вахтера.

Кате было приказано явиться в один из этих кабинетов к Управляющему. Охранник у ворот высокого забора, огораживающего административный корпус, сверился со списком вызванных на это время и пропустил. Она прошла по асфальтированной дорожке, поднялась по ступенькам, позвонила, назвалась в видеофон, сказала, что её вызвал Управляющий. Управляющего на месте не оказалось, вахтер, не открывая двери, через видеофон приказал:

– Жди на улице. Придет Управляющий – позову.

Управляющий рассматривал Катю, сидящую на стуле по другую сторону стола. Вспомнил избитую невольницу, купленную за копейку – так это она. Спросил, правда ли, что она грамотная? Может ли пользоваться кибером? Почему не живет в общежитии? Выслушав, сказал, что в завод ей пока ходить не нужно, будет помогать администрации. А что она умеет – он посмотрит.

Ей выделили маленькую комнату с зарешеченным окном, бывшую кладовую. Вынесли из нее поломанные приборы, принесли стол и два стула. Для начала поручили подсчитать недельную выработку всех бригад. Она легко и быстро справилась с заданием. Работа отвлекала от тяжелых дум.

Постепенно её нагружали всё больше. Многие бездельники, не упускали возможности сваливать рутинную работу на нее. Через месяц Управляющий вызвал её и сказал, что ею доволен, но ей нельзя проживать вместе с рабочими, а отдельную комнату он предоставить не может. Предложил жить в административном корпусе, там же, где работает.

В комнатку принесли старый диван, выдали комплект постельного белья, и Катя сделалась добровольной затворницей. Выходила только в столовую, куда, чтобы долго не стоять в очереди, приходила перед закрытием. Утром через перегораживающую коридор дверь с запором ей приносили задание. Сама она за эту дверь доступа не имела. По ночам вахтер не дежурил, и она оставалась одна во всем большом трехэтажном здании. Работала допоздна и вскоре в работе некоторых отделов стала разбираться не хуже специалистов. Управляющий все чаще давал ей задание перепроверить сведения, полученные от своих специалистов.

В первый же день появления её в административном корпусе, она познакомилась с Молодым человеком. Он принёс ей задание, рассказал, что нужно делать. Отдел учёта, в котором он работал, находился на первом этаже, сразу за запертой коридорной дверью, и каждый день он находил повод зайти к ней. Катя очень нуждалась в общении с людьми, близкими по уровню развития. После неумеренного потребления несколькими поколениями алкоголя, русские стали тупыми, заторможенными и одновременно вспыльчивыми. Они не имели понятия, что такое школа, книга, город, парк, кинотеатр, музей и множество других, обычных для всех людей вещей. А телевизионные передачи в заводе велись только по одной программе, предназначенной для показа в русских селах и в заводах; и сюжеты в них были только на местные темы. Передачи эти восхваляли покорность и рабскую преданность всему, что касалось Мира Абсолюта и всячески унижали национальное и человеческое достоинство русских.

Катя оживлялась и радовалась, когда к ней заходил Молодой человек. Он был высокого роста, атлетически сложен, чёрные волнистые волосы, тёмные глаза, смуглая кожа. Он знал, что красив, и держался уверенно, в обществе молоденьких девушек любил покрасоваться, пустить пыль в глаза эрудицией, хотя кроме пустых знаний, вроде городских телевизионных сплетен, других у него не было. Но девушки и сами были воспитаны телевидением. В него влюблялись, по нему страдали. В молодости внутренняя пустота и даже отрицательные качества легко маскируются внешней красотой и живостью.

В школе он обучался по упрощённой программе. Будучи младшим клерком, он с годами мог стать старшим клерком, и это для него было бы вершиной. На заводе не хватало служащих, и за три года работы не раз была возможность продвинуться по службе, но он был ленив и неинициативен.

Свою работу он охотно перекладывал на Катю. По утрам, широко распахнув дверь её кабинетика, он, пританцовывая, подходил к столу, за которым она работала, и, раскланявшись, подавал папку с очередным заданием. Она улыбалась, но если бы он знал, как умеет плясать она… Уходить не спешил, усаживался на стул и принимался рассказывать, о том, как весело провёл время в выходные дни, о своих друзьях, о девушках. Видя перед собой внимательную слушательницу, хвастал, привирал, и сам себе казался интересным, даже значительным. А она, радуясь, что находится не одна, выполняла его работу и слушала в пол-уха. Он уже считал, что, подобно другим девушкам, она влюблена в него. Как-то раз, сидя рядом и объясняя, что нужно делать, он, как бы невзначай, положил руку ей на колено. Она спокойно сняла руку, посмотрела холодно. В другой раз, указав на тяжёлую папку с бумагами, спокойно сказала:

– Ударю.

Понял, что, хотя и улыбается, но не шутит. Этого он не ожидал. Её такое отношение вначале озадачило, а потом рассердило: «Чем он плох? Ну и пусть сидит одна, старуха», – думал с досадой. В Катином возрасте девушки в мегаполисе, зачастую, уже не по разу сменили сексуального партнера. Несколько дней он не появлялся. Однако работу нужно было выполнять. Один день он добросовестно потрудился, но стало скучно. Похвалил себя, что в прошлый раз не нагрубил Кате, опять собрал бумаги и явился, как ни в чём не бывало. И опять она работала, а он болтал.

Однажды она попросила его рассказать про школу. Он задумался, погрустнел. Рассказывать не хотелось, но она настаивала.

– Сначала расскажи ты про свою.

Она рассказывала про хорошо оснащенные приборами просторные школьные классы, про Дворец Муз, про стадион с бассейном, про спальные корпуса с комнатами на два-три человека, про школьные праздники. Смеясь, он, перебил:

– Думал, только я умею складно врать! У тебя не хуже получается. Хоть комиксы рисуй на тему: «О чём мечтают школьники».

Спохватившись, она поспешно потребовала:

– Теперь твой черед.

Вначале спокойно, посмеиваясь, но, всё более ожесточаясь, он стал рассказывать о больших классах со старыми исписанными столами, о больших спальнях, в которых, после ухода воспитателей, дети делали всё, что им заблагорассудится: друг у друга отнимали подушки, одеяла или, вообще, заставляли спать на голом полу, обливали сонных водой или лили воду на матрац, а потом смеялись – «описался», о любимом занятии детей высмеивать, травить слабого, о том, что самым обидным у них было прозвище – «умник», об играх безжалостных, злых. Молодой человек горячился, раскраснелся, было видно, что вспоминать ему тяжело, больно, но остановиться не мог.

– Однажды несколько старших школьников пробрались ночью в спальню к маленьким. Подняли сонных, выстроили, заставили открывать рты и плевали туда. А потом…, а потом… – он едва не плакал.

– Прости… Я и подумать не могла, что может быть такое…, – коснулась его руки.

– А у вас разве было не так? – зло усмехнулся. – Ты что, с луны свалилась?

Встал и быстро вышел.