Читать книгу Горький вкус соли - Елена Оуэнс - Страница 17

ЧАСТЬ I
Вологодская область, станция Лесоповальная, 1962 год, июль
7

Оглавление

Очнулась она от прикосновения чего-то холодного и мокрого ко лбу. Нина открыла глаза. Рядом с ней на корточках сидел Сашка, одной рукой придерживая сестру за спину, а второй обтирая её лицо мокрым полотенцем. Полотенце было уже розового цвета, подтёки крови расплывались на нём извилистыми разводами. Нина, увидев брата, улыбнулась.

– Ой, гляди-ко, она ещё и улыбается, – сказал Сашка, и только тут Нина заметила своего деда, с коромыслом стоящего рядом.

Тот был хмур, но, увидев, что Нина очнулась, спросил:

– Ну-ко, покажь, зубы-то на месте?

Нина оскалилась:

– Гы.

– На месте. Всё путём. Я же говорил, она у нас сильная, долго продержится. Губа только разбита, да бровь. Вставай давай, боец! Здорово же ты их уделала, у троих из них посильнее ранения будут, чем у тебя, – посмеивался Сашка.

Нина встала, придерживаясь за плечо брата. Её ещё шатало, но радость видеть его перевешивала боль. Она только сейчас поняла, как боялась потерять брата, боялась, что он уедет, убежит куда-нибудь насовсем и больше она его никогда не увидит. Теперь, когда он снова был рядом, стало всё равно, что губа и бровь разбиты, она забыла совсем про драку и про тупую боль в животе и спине. Ей хотелось обнять его, но она постеснялась и деда, и самого Сашки, и не стала. Не зная, куда деть руки от смущения, она засунула их в карманы. И тут вдруг вспомнила, что в одном из них должны быть серёжки. Она стала судорожно ощупывать платье, но искать было бесполезно: ничего не могло затеряться в накладных кармашках на ситцевом платье. Там было пусто.

«Потеряла. Навсегда. Их же теперь ни за что не найти!» – Нина захлопала длинными ресницами.

– Нин, ты чего? – растерянно спросил Сашка. – Болит чего-нибудь? Где?

– Я… это…

Нина смотрела на брата, не зная, что сказать.

«Что я за человек, что я за человек… Залезла на чердак, вскрыла шкатулку, как преступник, вор… У кого? У кого? У брата же своего… И теперь… Дура, дура я! Потеряла серёжки! Как я теперь скажу? Скажу, что я – вор?»

– Ну, говори! – Сашка схватил её за плечи. – Что болит, говори давай! Может, к фельдшеру сходим?

– Не надо к фельдшеру. Не болит у меня ничего. Я серёжки твои потеряла.

– Что? Какие серёжки? Ничего не понимаю, – сказал брат, переглядываясь с дедом.

– Из шкатулки… На чердаке…

– Ах, из шкатулки, – вздохнул Сашка. Глаза его моментально стали серьёзными.

– Прости меня! Я не хотела! Я сама всё знаю – нельзя лазить по чужим вещам! Но… Я просто хотела посмотреть… Понимаешь? Там что-то шебуршало…Ну, хочешь, накажи меня! Только прости, пожалуйста, – умоляла Нина, глядя на брата.

– Вот ведь тетёха… Да что же теперь поделаешь, – грустно ответил брат. – Потеряла так потеряла. Не ной уже, чего уж теперь, прощаю я тебя, – сказал он, вытирая ей навернувшиеся слёзы всё тем же окровавленным полотенцем. – Ну, слышь, не вешай нос. Пойдём-ко лучше в дом, чаю попьём.

– Да нет, мне домой надо. Галька с Тишкой сейчас придут, они тебя пошли искать. А дома – никого.

– Меня искать… Дак за меня не беспокойтесь. Я с дедом Иваном буду жить. Так матери и передай. За вещичками завтра зайду.

– А мамы дома нет. Она записку оставила, что ушла на речку.

– Записку? На речку говоришь? – Саша встал с корточек и почесал затылок. – Дед, я до дому и обратно! – громко сказал он деду.

Тот погладил свою густую седую бороду и вздохнул:

– Ну, сходи, сходи. Дай бог, помиритесь ишшо.

Он вскинул на плечо коромысло, развернулся и медленно направился к своему дому.


Брат и сестра брели по улице, глядя под ноги и пытаясь найти серёжки. Оба молчали.

Сашка злился на сестру за то, что без спросу залезла в шкатулку.

«Могла бы попросить, что я, не показал бы, что ли… То же мне… ещё и замок взломала. Шпана, одно слово…»

Ему не хотелось ни говорить, ни спрашивать ничего, он тоже внимательно всматривался в чёрную просёлочную дорогу.

«А смысл сейчас её ругать? Она и так всё поняла, – изредка поглядывая на сестру, думал он. – А серёжки… дорогие, конечно, несколько месяцев приработка… хотя нет смысла теперь… так что всё равно».

Нина тоже молчала: было ужасно стыдно за свой поступок, и она не хотела начинать разговор.

«Злится, поди, на меня. Вон всю дорогу молчит. И правильно делает, что злится. Я бы тоже злилась… Серёжки, верно, золотые были… И камушки такие красивые, розовые, переливающиеся, – думала она, пытаясь вспомнить их цвет.― Но ведь сказал, что простил. Ну понятно, сказал… Но всё равно же дуется… и серёжки жалко… Деньги придётся ведь отдавать. Заказчик, наверно, богатый… И жену свою любит – такие серёжки купил… А нам теперь отдавать деньги за них… Сколько они стоят? Больше, чем мама за день из магазина приносит, точно, больше, чем мамина зарплата… Как же теперь отдавать? Где же мы столько денег возьмём?» – и она зашмыгала носом.

– Что, Иванушка, не весел, что головушку повесил? – Сашка первым не выдержал и, пытаясь развеселить Нину, щёлкнул её по носу.

– Золотые серёжки-то?

– Золотые.

– А дорого стоят?

– Дорого.

Нина покраснела:

– Как же мы деньги тогда отдадим?

– Кому отдадим?

– Ну кому-кому… Заказчику твоему.

– Это мои серёжки. Сам я купил.

– Как сам?

– Ну так – сам. Накопил денег, вот, за несколько месяцев работы… Хотел маме подарок на день рождения сделать. Скоро же у неё. Ну, значит, теперь не сделаю.

Нина подумала о маме: «У неё же никогда, никогда не было золотых серёжек. С розовыми камушками… И это всё из-за меня, – начала она клясть себя по второму кругу. – Ой, как тошно… Это я во всём виновата».

– Но ты не переживай. Теперь всё равно, я передумал. Я не хочу ей больше ничего дарить. Пусть хахаль ей подарки делает. И шкатулку дарить не буду. Если хочешь – возьми себе. Она мне больше не нужна.

– Она же такая красивая…

– А мне не нравится. Слишком сильно выжег ей волосы. Чёрные совсем получились, будто обгорелые, у неё не такие – русые. Ты же догадалась, что это она на крышке?

– Нет.

– Ну вот… ещё хуже… значит, и вообще смысла нет в этой шкатулке. Так что забирай. Или, если не нравится, – отдай кому-нибудь. Дружке, что ли.

Они шли домой, тщательно всматриваясь в серую дорожную пыль.

– Да уж… если на улице обронила, – то уж, верно, не найдём. Кто-нибудь подобрал уже… или затоптали. Так что это бесполезная затея, – сказал брат, когда они зашли за свою калитку.

– Ну, давай поищем ещё, – попросила Нина, глядя на брата умоляюще. – Маме же, золотые же. Обожди, я в палисаднике посмотрю. – Она прошла от калитки до окна, из которого спрыгнула, старательно изучая землю между густо разросшимися садовыми цветами.

– Ну что? – крикнул Саша.

– Не видать. Слишком много цветов. После обеда ещё раз проверю.

Ребята направились в избу.

Горький вкус соли

Подняться наверх