Читать книгу Триумф и прах - Елена Валентиновна Малахова - Страница 8

Рассказ Летиции устрашит кого угодно, и я не была исключением. Немыслимое возмущение и гнев полностью затуманили мне глаза. Несмотря на юность моих лет и прилежное воспитание, я не сумела собрать эмоции в кучу и вскипела так, точно Летиция и Каприс были моими детьми, чьи репутации запятнаны безвозвратно, и единственным правильным решением было бы избавить мир от сатаны. Контроль был потерян. Я не заботилась, что подумает обо мне семья Гвидиче, увидев, как я стучу в дом Кемелли; не помышляла, что скажет сама Летиция, прознав о визите к её возлюбленному; а уж тем более я не думала, как расценит вторжение сам Джеймс Кемелли.

Стучала я с такой силой, что, пожалуй, нехотя задумаешься о катастрофе, постигнувшей мир. Дверь отворилась, но не рукой Терезы – для которой была уготована речь: «Где этот мерзавец? Твой милый мальчик? Я растерзаю его собственными руками!» – а рукой самого Джеймса Кемелли. Он мило улыбался.

– Я рад вам, заходите!

– Не надо со мной любезничать!

Кемелли вкрадчиво оглядел меня, но лояльная улыбка не исчезла с его безликих губ.

– Что ж, так даже лучше. Что вам нужно?

– Как вы могли так поступить с Каприс?! – моя интонация при этом звучала утвердительно, а голос строго и внушительно. – Вы чудовище! К сожалению, я не сумею поколотить вас, но это сможет сделать Адриано Медичи!

Джеймс расхохотался искренним, неподражаемым смехом, точно я выдала отборную шутку.

– Вы ещё совсем дитя, чтобы лезть в это дело.

– Посмотрим, хватит ли вам смелости дерзить, когда всем станет известно, что Джеймс Кемелли сделал с бедной девушкой!

Его хладнокровие уязвляло мою добродетель. Казалось, он был готов к любой нападке.

– Как видите, мне-то всё равно, – сухо сказал он, – ибо до сих пор мы беседуем на улице, а не в доме, где никого нет. Но бедным рабам чужого мнения придется отдуваться перед светом благодаря вам.

Он был прав. Разбирательство о непристойном случае на улице могло скомпрометировать народ на сплетни, и я, оттолкнув его рукой, зашла в дом. В отличии от убранства итальянских домиков здесь царила роскошь английских стилей. Я затрудняюсь до конца определить, что это был за стиль. Должно быть колониальный. Но акцент цветов был сдержанным, приглушенным, несколько мрачным, потому в огромных апартаментах присутствовал полумрак, который не был связан с вечерним временем. Посредине гостиной находился круглый стол из тёмного дерева; сверху него на затейливой салфетке затаился сверкающий лоском чайный сервиз, ваза с полевыми цветами, графин с вином и чистые бокалы. По кругу расставлены обитые дорогой тканью кресла с вычурными ножками; на полу возлежал ярко – багровый ковёр, который брал начало с лестницы, ведущий на второй этаж, и заканчивался у самого выхода. В дальнем безоконном углу гостиной находился секретер с маленькими ящиками. Стену украшали художественные работы Рембрандта и Рафаэля Санти, а также массивные часы. Все эти критерии указывали на деликатный вкус хозяина дома, не знающий конкуренции.

Я повернулась лицом, стараясь вложить в силу взгляда как можно больше авторитета и устрашения.

– Это омерзительно! То, что вы позволили себе, не должно остаться безнаказанным!

Продолжая ухмыляться, Джеймс направился к столику, налил в бокал вина и устроился в кресле.

– Что так смутило вас?

– Вы истязали Каприс!

– Нет.

– Вы её били!

– Нет.

Я начинала терять терпение.

– Она обо всем доложила. Как по-вашему, кому больше веры: вам или ей?

Джеймс отпил глоток вина. Его тон был до боли безразличным.

– Смотря, кто возьмется верить.

– Опять вы пытаетесь меня запутать! На этот раз не выйдет!

Джеймс ещё раз приложился к бокалу, а затем, подскочив с кресла, вернул посуду на стол и достал из кармана набитую табаком трубку. Мои жалкие угрозы никак не трогали его. Кемелли оставался безучастным и равнодушным. Он подкурил её и уставился на часы, висящие на стене напротив кресла.

– Время… – выдыхая дым, он говорил монотонно. – Оно коварно, согласитесь? Репутация его сомнительна. Время обвиняют в многочисленных убийствах, но и те обвинители забывают, что благодаря определенному времени происходит и рождение, без которого не было бы убийства, – он затянулся трубкой и продолжил на выдохе. – Вы правда считаете, что обсуждать с вами столь взрослые темы будет правильным?

Я покраснела. Летя сломя голову, чтобы восстановить справедливость, я не желала вдаваться в подробности, но контекст о времени насторожил меня. Что он хочет сказать?

– Если эти мерзости вы опишите слогом искусного прозаика, мне нечего тут делать, – брезгливо сказала я. – Так что ограничьтесь двумя словами.

Он воздержался несколько секунд, по-прежнему стоя ко мне спиной.

– Я делал лишь то, что хотела она, чтобы я делал с ней.

– Но ведь на ней следы истязаний!

– Это называется несколько иначе.

Он резко повернулся, лукаво глядя мне в глаза. Беседа была деликатной. Я чувствовала себя крайне неловко и пожалела, что предалась исступлению. Кемелли рассуждал беспристрастно, без амбиций и смущений. Видимо, застать его врасплох – задача не из лёгких, а, возможно, и вовсе неразрешимая. Тонкости любовных утех меня не интересовали, чего не сказать об интересе к внутренним чувствам Кемелли.

– Вы полюбили Каприс? – спросила я.

– Нет.

– Тогда зачем вы согласились провести с ней ночь?

– Инстинкты. Я вам противен?

– Более чем вы можете себе предположить.

Джеймс хмыкнул, принимаясь медленно расхаживать по комнате.

– В таком случае, вы презираете не меня, а природу, которая создала меня таким.

– Вы животное! – воскликнула я.

– Пусть так, – он положил докуренную трубку на стол.

– Вы не думаете о чувствах других! Я поражаюсь низости вашей натуры! Неужели вам никогда не бывает гадко от себя самого?

– Нет. Я принимаю всё наяву, а не в призрачной дымке ложной атрибутики. Право, я не знаю о каких чувствах идёт речь! Каприс не любит меня. Она хотела получить удовольствие – она его получила. Я в ответе за то, что сделал, но не за то, каким образом вынесла в свет эту ночь Каприс.

Последние слова Джеймса стали своего рода смягчающим обстоятельством его вины. Сначала гневные чувства во мне победили разум, и это заставило упустить из виду заинтересованность Каприс в том, чтобы Летиция считала Джеймса насильником. Женскому коварству в природе нет равных….