Читать книгу Триумф и прах - Елена Валентиновна Малахова - Страница 9

На следующий день, чуть свет в мою комнату постучали. Глубокие раздумья вперемешку со сном, где Летиция бросается в омут, не дали снять напряжение прошедшего дня. Разбитой я встала с кровати и открыла дверь.

– Белла, мне срочно нужна твоя помощь! – сказала Летиция, влетая в комнату.

Её лицо рдело, а глаза переливались отчаянием. Она говорила так быстро, что я не сразу поняла, чего она хочет.

– Нужно только скорее всё сделать, пока он не вернулся! Я видела, Джеймс дома, в кабинете отца! Кабинет находится на первом этаже, первая дверь налево.

Она протянула письмо и подтолкнула меня в спину в сторону шкафа, подразумевая тем самым, что мне надлежало одеться.

– Летти, объясни же по порядку, чего ты от меня хочешь? – вспыхнула я, повернувшись к Летиции.

Она крепко вцепилась в мои руки.

– Ради всего святого, сделай это для меня! Я больше никогда тебя ни о чем не попрошу! Клянусь! Тереза сказала, что Уильям Кемелли собирается женить Джеймса на Каприс. Это мой последний шанс! Надо успеть, чтобы Джеймс прочел моё письмо до прихода отца. Тогда он не станет жениться на ней! Белла, не бросай меня в беде!

Из глаз Летиции брызнули крупные слезы. Мигом они заставили меня привести себя в порядок и быстро (насколько позволяла нога) прийти к веранде дома Кемелли. Я громко постучала несколько раз подряд, но мне никто не отворил. И тогда я набралась дерзости приоткрыть дверь и потихоньку войти. В доме летала тишина. Не было посторонних звуков или шагов, и стоило полагать, что в доме действительно никого не было. Слева находилась дверь, по мнению Летиции, это был кабинет Уильяма Кемелли, и там должен находиться Джеймс. Не нарушая традиции этикета, я постучала в дверь кабинета и вошла. Но Джеймса там не было. Посередине располагался большой письменный стол с выдвижными ящиками и два кресла в стиле упомянутом ранее, под ногами – менее своеобразный ковёр, сверху – винтажная люстра, сбоку – закрытый шкаф. Пышная обстановка не обошла стороной и эту комнату дома.

Пока я огляделась, со стороны двери послышались чьи-то расторопные шаги. Они приближались очень быстро, времени на думы оставалось считанные секунды. Возможно, в кабинет направлялся Джеймс, и это было мне на руку. Хотя ситуация оставалась критично нелепой. Я блуждала в чужом доме при отсутствии хозяев. Когда я начну оправдываться, что искала его, Джеймс предпочтет выкинуть нечто оскорбительное и справедливое. А вдруг шаги принадлежали Уильяму Кемелли? Тогда пришлось бы объясняться намного дольше, чем с Джеймсом. Моё сердце отчаянно металось по груди.

– Чудесная выдалась прогулка. – сказал мужской сипловатый голос.

Не найдя более подходящего убежища, я открыла шкаф – в одной стороне лежали книги, в другом висели сюртуки – и спряталась в одежде. Дверь в кабинет открылась, и я стала наблюдать сквозь узкую щелку между закрытыми дверями шкафа. Показалась статная, дюжая фигура мужчины, лет так пятидесяти, полностью седого, с прилизанной гладкой прической. Черты маленького лица были необычайно благородны. Руки ухоженные с двумя перстами на пальцах. В кармане – часы на цепочке, в глазу – монокль. Одежда опрятна и новомодна. Я предположила, что это и есть Уильям Кемелли. Вторым был Адриано Медичи. Уильям Кемелли сел в кресло, жестом показывая на свободное место напротив.

– Благодарю. – сказал Адриано Медичи. – Уильям, так о чем ты думал поговорить?

Синьор Кемелли достал табаку и трубку себе и гостю. Адриано ловко управился с ней и вскоре оба выпускали сизый дым вверх. У меня дрожали ноги. Запах духов, застарелой одежды, пыли перемешались в единый воздух, от которого закружилась голова. Шкаф был сделан из добротного дерева, и щелей практически не было, кроме той, что я оставила. Моей задачей было не впадать в отчаяние.

– Дорогой друг, – чувственно сказал Уильям Кемелли. – Ты знаешь, наша семья владеет плантацией десятки лет. И мы прекрасно знаем о семьях друг друга.

Адриано понимающе кивнул, и Уильям продолжил говорить.

– Да, мы уроженцы разных стран. Но на пороге современности нет смысла отделять одних от других. Насколько мне известно, ты собираешься выдать дочерей замуж, я планирую покончить с холостяцкой жизнью Джеймса. Почему бы нам не избавиться от проблем обоюдно? Давай обручим моего сына Джеймса и твою дочь Летицию.

Адриано Медичи принял восторженный вид, поочередно потирая пальцем усы.

– Caro! Клянусь, я польщен твоим предложением! Но сперва я бы хотел выдать Каприс.

– Понимаю, Каприс – прекрасная партия. Она красивая и бойкая. Но мне бы хотелось, чтобы жена Джеймса обладала такими качествами как смирение и мудрость. Я ни в коем случае не хочу задеть твои отцовские чувства, но смею заверить, что Летиция и Джеймс смогут стать счастливой четой.

Адриано мгновение помолчал, делая глубокую затяжку.

– Что ж, по рукам, Летиция так Летиция. В конце концов я обеих выдам замуж месяцем раньше, месяцем позже.

То, как Уильям Кемелли держался в переговорах, не могло не прельщать. Для мужчины он имел довольно мягкий, красочный голос, что могло бы сделать его талантом на сцене. Его жесты – эталон учтивости, его мимика благородна и своевременна. Галантность сочеталась в нем с достоинством. Удивительно, что Джеймс не унаследовал не одну из богатства черт характера синьора Кемелли. Они докурили трубки в гробовом молчании. Определённо, друзьями их назвать было нельзя, но они выражали почёт и радушие друг другу.

– Мы ждём вас на обед завтра, – сказал, вставая, Адриано Медичи, – обсудим детали обручения.

Они пожали друг другу руки, и Медичи удалился. С моей стороны просиживание в шкафу становилось еще большей нелепостью, чем встретится с Кемелли лицом к лицу. Но время упущено, и отступать было поздно.

Новость, что женой Джеймса станет не Каприс, а Летиция, определённо поражала. В которой раз слухи не оправдали себя, свидетельствуя об истине, что полагаться на них глупо и наивно, даже если первоисточником была уважаемая женщина, такая как Тереза.

Уильям Кемелли встал с места и повернулся лицом к окну. Он размышлял; на что указывали сложенные за спиной руки и непричастный взгляд.

В кабинет постучали.

– Войдите.

Дверь открылась, и предстал Джеймс. Он был не весел.

– Ты хотел меня видеть? – спросил Джеймс безучастным голосом.

Не оборачиваясь, Уильям Кемелли жестом указал на кресло. Джеймс тотчас повиновался.

– Ты уже не мальчик, Джеймс. Скоро тебе исполнится двадцать девять, а ты до сих пор не определился в жизни. Я не смогу жить вечно. Ты бездарно ведешь контору, и, увы, наше дело под твоим руководством обречено на провал. Возможно, семейное положение пойдёт тебе на пользу.

Уильям Кемелли повернулся лицом к сыну. Джеймс внимательно слушал, не выказывая ни взглядом, ни мимикой изумленного пренебрежения. Его лицо отдавало тайной. Вспоминая этот день и развитие последующих событий мне стало многое ясно о Джеймсе Кемелли. Но, сидя в шкафу, я не смела предугадать, что прячется за стеной его серьезности.

Уильям Кемелли налил воды в стакан и, сделав глоток, утер выступившие капли пота с висков.

– Я назначил твоё обручение с дочерью Медичи.

Джеймс молчал, продолжая смотреть равнодушно. Синьор Уильям явно был раздосадован спокойствием сына.

– Даже не спросишь на какой из дочерей?

– Обручение назначено. – тем же равнодушием отвечал Джеймс. – Разве есть разница?

– Прекрати извиваться точно уж на сковородке, делая из меня тирана! – гневно вскричал синьор Уильям. – Пойми, я хочу для тебя лучшей доли! Жить одному – весьма незавидная участь. Один ты погибнешь. Что дано тебе жизнью кроме абстрактности мышления, которое только мешает жить как все нормальные люди?

– Может потому что я не считаю себя таким как все и преследую иные цели.

– Интересно, какие же? – синьор Уильям навис телом над столом. – Только не говори, что музыка достойна почестей! Музыка – слишком ограниченный род занятий. Принесет ли она истинное удовольствие, когда по воле злого рока, к примеру, ты лишишься слуха или зрения?

Джеймс вызывающе посмотрел в глаза отцу.

– Если говорить о музыке, которая снаружи – ты прав, она действительно несовершенна и хороша при определённых обстоятельствах. Но музыка, рожденная и оживающая внутри, не нуждается в условностях. Она идеальна.

– Джеймс, твои сужденья легкомысленны! Нельзя прожить увлеченьями, нужно зарабатывать себе на хлеб. Я сколотил немалое состояние, но ты не получишь не крупицы, если не бросишь валять дурака!

Джеймс не сводил ясных проникновенных глаз с отца. Во взгляде Уильяма говорила твердыня и злость. Джеймс встал:

– Доброго дня! – мягко сказал он, после чего удалился.

Я припомнила слова Джеймса при первой встрече наедине: «Добро и зло – понятия относительные.». Не знаю почему, но мне показалось, что добра в тот момент Джеймс отцу не желал.

Когда шаги стали отдаляться, Уильям тяжело вздохнул и тоже покинул кабинет.