Читать книгу Мертвые, но Живые 2 - Энни Янг - Страница 6

Я заезжаю на заправку и в придорожном ресторанчике у бензоколонки покупаю себе газировку с чипсами, когда мне звонит Марио.

– Какой красавчик у меня в телефоне. Соскучился? – флирт на моих губах имеет форму озорной улыбки. – Видеозвонок. Не ожидала. Ты точно по мне скучал.

– Амбар, прошу не надо.

– Ладно-ладно. Это была шутка.

– Ты где? – Он вглядывается в экран, стараясь понять, что за моей спиной.

– Я? – Направляю камеру на разноцветные полки со снэками и снова на себя. – Как видишь, у меня проснулась тяга к гребаным чипсам. И ты очень отвлекаешь, потому что прямо сейчас я держу телефон и не могу взять вторую, вон ту огромную пачку вкуснющих и очень вредных чипсов с… – я более внимательно читаю состав, – со вкусом ветчины. Так что если у тебя ничего срочного, я кладу трубку.

– Погоди-погоди, ты почему не пришла ко мне после уроков? – недовольно спрашивает учитель.

Я хлопаю шуршащей пачкой себя по лбу.

– Черт, я забыла.

– А Дилан не забыл. Жду тебя в течение этого часа. Поторопись.

– Может, я… м-м… Слушай, может, я позже приеду к тебе?

Стыд? Что, о чем это вы?

– Ко мне? В каком смысле?

– Ну, домой. К тебе. Домой, – разъясняю я с хитринкой в глазах, молясь, чтобы он не упал в обморок.

Мужчина, кажется, перестает дышать. И смотрит на меня так, будто я не напросилась в гости, а предложила сразу переспать с ним.

– О Марио! Обожаю, когда ты так растерян. Ты просто душка. Обещаю не ранить твои дружеские чувства и не приставать. Так пойдет?

Он медленно моргает, и я наконец слышу его глухой, низкий голос:

– Через два часа у моего дома. Я засек время.

И этот хам берет и резко отключается. Цокнув с преувеличенной обидой и убрав телефон, я хватаю еще одну пачку жареных картофелин и жизнерадостно скачу к кассе.

***

Я пришла сюда не под предлогом позаниматься психологией. Вовсе нет. Он же сам мне и позвонил. Я только воспользовалась случаем поглазеть, как живет Марио. А что такого? Хочу узнать, чем он себя окружил и каким выглядит его домашний угол.

Припарковавшись у входа и поставив машину параллельно роскошному «Рейндж-Роверу» владельца дома в неоколониальном стиле, я ступаю на каменную дорожку, прохожу мимо высокой пальмы и заглядываю в голубовато-бирюзовые окна, гадая, за каким из них располагается комната Марио, где он сладко засыпает по ночам и с бойким оптимизмом просыпается по утрам. Мой взгляд гуляет дальше и поднимается выше. Строение одноэтажное, местами двухэтажное. Светлые стены цвета теплого капучино, почти белые. Коричневая черепица с легкой рыжиной. А по соседству с профессором Калеруэга живет некто, придерживающийся того же стиля в архитектуре, но более скучного, пусть и размеры дома Марио уступают габаритам соседской виллы.

Что ж, у моего учителя недурный вкус, идем дальше. А дальше у нас ступеньки и дверной звонок.

– Привет, – в моем голосе струится позитивная улыбка и радость от встречи.

Он переодет в домашнее, стоит весь такой милашка передо мной, усиленно стараясь держать взгляд на уровне моих глаз. Час назад я заскочила домой и переоделась во что-то более… ну, во что-то более приличное, чем школьная форма. Сегодня прекрасная погода, и на мне, конечно же, чулки и милое красное платьице в горошек.

– Привет. Проходи. – Он поводит рукой и отодвигается сам в сторону, чтобы я вошла.

– А мило тут у тебя.

Я затыкаю себе рот: вот дура! По легенде я тут была, если с ним когда-то встречалась.

– Да, я тут недавно затеял перестановку и мебель некоторую прикупил.

Его голос остался звучать позади, потому что я прошла вперед. Кажется, пронесло: он не заметил.

– Чтобы не стыдно было привести домой девушку? Они такие капризные, да, – девушки? – спрашиваю я, стаскивая с плеч коричневую кожаную куртку, и заглядываю через плечо. – Расслабься, это была шутка.

Его взгляд смотрит на меня в насмешливом укоре и скользит вниз, на мои бордовые туфли.

– Амбар, в моем доме не ходят в обуви. Вот тут тапочки, – стреляет он глазами на обувницу в прихожей.

Он просит гостью переобуться в тапочки? Я так этому удивлена – ведь каждый испанец одевается и раздевается в своей комнате или личной гардеробной, – что первые пару секунд я осмысливаю сказанное, ища подвоха в том, почему на нем самом сейчас мягкие синие тапочки. Почему я сразу этого не заметила?

Значит, надеть тапочки? В последний раз я такое делала, когда была в гостях у Ильи.

– Ла-адно, – я пытаюсь справиться с растерянностью и, вернувшись обратно, присаживаюсь на оранжевую банкетку.

Марио сам выбирает мне тапочки и аккуратно ставит их перед моими ступнями в прозрачных чулочках. Забирает у меня верхнюю одежду и вешает на крючок.

– Белые, – срывается с губ, сложенных в рассеянную улыбку. "И размер не велик. Он что реально меня ждал?"

– Новые, никто до тебя их не надевал, – сообщает мужчина, приняв мой странный взгляд за чистоплюйство и привередливость.

– Классно. Собственные тапочки на мужской территории, – шаловливо поджимаю губы, притворяясь польщенной девушкой, кому так явно намекнули о том, что другой хозяйки тут быть и не может. – Ты позаботился о том, о чем я не смогла. Спасибо, Марио, это обнадеживает.

– Видимо, ты неверно поняла…

Но я уже вдела в стопы домашнюю обувь и убежала разглядывать убранство дома.

– Амбар. – Вздохнув, он идет за мной.

Редкая лепнина на серовато-белом потолке, переходящем в ярко-солнечные деревянные доски в кухонной зоне. А чтобы туда попасть, нужно пройти через арку «мягкий квадрат». Прямо над кухонным столом висят лопасти потолочного вентилятора с лампой освещения, на полу положен интересный кафель темного коричневого оттенка с белыми и светло-коричневыми линиями узора, а за большим столом из темного дерева к стене приставлен классический кухонный гарнитур с фартуком из керамической плитки. Кстати, об обеденном столе – четыре коробки пиццы, повязанных вместе джутовой веревкой, и вазочка фруктов.

– Эти тапочки…

Какой же он упертый.

– Мои, – договариваю я быстро и грозно выставляю вперед палец. – И не смей их предлагать кому-то другому. Я обижусь. И вообще… хватит об этом, не порть мне дружеский настрой с тобой дружить.

Марио со снисходительным смешком принимается надрезать тонкую бечёвку кухонным ножом, и в этот момент златоглазка выползает из-под стола. Маленькая. Черная.

– Я не знал, с каким вкусом ты любишь, и заказал…

– У тебя котенок? – с вопросительным восторгом утверждаю я, удивленно посмотрев на мужчину.

– Это девочка, – кивает он с легкой улыбкой на губах, развязав коробки и откидывая первую картонную крышку.

– Какая лапочка! Эй, Элизабет Беннет, иди на ручки, – я осторожно беру кроху и прижимаю к груди. – Не обижает тебя хозяин? Нет? Ну ладно, но ты скажи если что. Я мигом его отругаю. Я тут главная, кто бы что ни думал и ни говорил…

Повернув лицо к Марио, я неловко замолкаю и опускаю руки. Котенок спрыгивает на пол и заскакивает обратно под стол.

– Что не так?

Он столь внимательно и ошеломленно на меня пялится, что я несознательно вспоминаю о таком примитивном чувстве, как смущение. Рука сама тянется наверх и перебрасывает волосы с одного бока на другой.

– Пицца? Отлично! Какая работа на голодный желудок, правда? – Я с деланным оптимизмом усаживаюсь за стол, ловко отодвигая и задвигая стул. – Точно. Помою руки. – Вновь подскакиваю и через секунду уже склоняюсь над раковиной.

Но стоит закрыть кран и потянуться за бумажными полотенцами, как неожиданно Марио спрашивает:

– Почему Элизабет Беннет?

– М? – Я оборачиваюсь, не поверив, что он спросил у меня это.

– Элизабет Беннет, – повторяет он, хмуро ставя на стол две плоские тарелки.

– А-а, я… да просто первое, что пришло в голову, – объясняю я непринужденно, пожав одним плечом. Ну не говорить же ему, что кота моего покойного парня звали Мистером Дарси, а Элизабет – простая ассоциация.

Вытерев руки и бросив в корзину использованное полотенце, я возвращаюсь на свое обеденное место. Марио выглядит рассеянным, поэтому, опередив в скорости, сама наливаю нам вина из декантера.

– Ты нервничаешь. Спокойно, – говорю я, взглянув на него лукаво. – Держи. – Я передаю бокал из рук в руки и, полюбовавшись тем, как вино прибоями растекается в моем хрустале, подчиняясь изящным движениям пальцев, подношу его к губам. – Ну, а как твою кошку зовут на самом деле? – интересуюсь я, поглядывая на то, как мужчина пьет вино. Очень вкусно пьет. Очень.

И потом, он уже расслабился, а это вдвойне привлекательно.

– Лизи. Элизабетт Беннет, – отвечает он, голубые глаза подернуты насмешкой.

Вот черт! Мгновенно поперхнувшись от его слов, я громко и некрасиво закашливаюсь. И так как мы заняли две смежные стороны прямоугольного стола, а в этот самый ужасный момент в моей жизни я смотрела на своего профессора, – вино, что было у меня во рту, попадает на серую футболку учителя. Всё целиком, до капли. Полный рот вина.

– Ой.

– Нормально? – заботливо спрашивает Марио, накрыв мою руку своей.

– Превосходно. – Откашлявшись, я медленно опускаю бокал на стол и, сконфуженно потупив глаза, нет-нет да кошусь на него кисло. Вытирая рот тыльной стороной ладони.

– Если есть настроение шутить, значит, и правда превосходно, – в его голосе нет обиды или раздражения, только живая издевательская усмешка. – Чего не скажешь о моей футболке. – Оттянув липкую ткань, он встает из-за стола. – Пойду переоденусь и закину твое художество в стирку.

– Прости. – Я закрываю лицо ладонями. – Не знаю, как так вышло.

– Всё в порядке, – успокаивает он меня и, когда я поднимаю на него скромные свои глаза, со смешком добавляет: – В следующий раз только воспользуйся кисточкой и белым холстом, чтобы я мог оставить себе твой чудесный абстракционизм. Но сейчас я вынужден это застирать, извини.

– Да пошел ты, – с тихим смехом я беру кусок пиццы, только бы на него не смотреть. – Мне же и так уже стыдно, совсем бессовестно так издеваться над девушкой.

Коротко усмехнувшись, он обещает:

– Я скоро.

Только откусив немного от треугольника пиццы, я внимательно начинаю разглядывать его. Ананас. Черт возьми! У меня же на него аллергия… Или нет? Прожевав и спокойно проглотив, я понимаю, что аллергии на ананас больше нет. И почему я его игнорировала всё это время? Моя любовь к нему родилась еще в глубоком детстве, но после того, как я переусердствовала с употреблением, о любви той пришлось забыть – она перестала быть взаимной. Но новое тело – новые привычки. И новые способности.

Обрадовавшись, что могу бесстрашно есть свой любимый ананас, я тянусь за вазочкой фруктов, где он лежит цельный и специально для меня. Вытянув деревянный поднос из-под этой самой вазы, я трансформирую его в разделочную доску для ананаса и беру нож. В ногах вьется что-то пушистое и мягкое.

– Приве-ет. Хочешь, я и с тобой поделюсь? Ты любишь фрукты? – Я отдаю ей маленький кусочек, и та, ткнувшись в ананас мордочкой, нерешительно начинает его кусать. – Лизи, значит, – хмыкаю, вертя ножом в воздухе. – Твой папочка очень удивился проницательности своей очень умной гостьи. Как считаешь, ему нравятся умные девушки? Потому что мне кажется, что нравятся. И я не дура. Вполне себе ничего. Почему нет? Вот тебе понравилась бы такая мамочка, как я, а?

– М-да, умная ты моя гостья…

Весело закусив губу, я поднимаю голову.

– А мы тут… болтаем о своем, о женском.

– У тебя потрясающая собеседница, – деланно впечатлившись, кивает мужчина в свежей и чистой белой майке. – Всё как обычно. Находишь себе друзей даже в моем доме.

– В смысле?

Я откусываю от ломтика ананаса и подавляю стон: ананас и я – вместе навсегда.

– У тебя шикарно развита социальная коммуникация. – Со странным выражением лица следя за кусочком в моих пальцах, он занимает стул напротив. Жаль. – В школе ты обязательно с кем-то. И чаще всего я вижу тебя в компании парней.

– Пока ты веришь в дружбу между мужчиной и женщиной, всё прекрасно. Это так работает. – Я ставлю поднос с нарезанными фруктами на середину стола и тоже плюхаюсь на мягкое жаккардовое сиденье. – И у меня прекрасные друзья. Веселые, умные, серьезные. На любой вкус.

– И чему ты отдаешь предпочтение? – спрашивает Калеруэга, внимательный и серьезный.

– Я же уже сказала. Веселые, умные, серьезные. Здорово, если всё это есть в одном человеке, ты так не считаешь?

Почесав висок, Марио несколько раз задумчиво кивает и с усмешкой произносит:

– Только один ученик отвечает твоим требования. И это Дилан.

– Да, он красавчик. Но не мой красавчик. У него есть моя дорогая подруга Эла, на других он и не смотрит. Но дело в другом.

– В чем же? – И взгляд такой… игривый, дерзкий, но бесконечно умный.

– На него не смотрю я, – пожимаю я плечами, пристально и с вызовом глядя парню в глаза.

– А на кого ты смотришь?

Ох, а мы ведь опять флиртуем.

– Какой трудный вопрос, – нарочно растягиваю я слова, приковываясь к его взгляду, как муха к липкой ленте. – Мы на экзамене?

Марио молчит и еще долго не отводит глаза. Мы бы нырнули еще глубже друг в друга, но он перемещает их на коробки с пиццами.

– Надо есть, пока совсем не остыло.

– Можно подогреть, – возражаю я, ухмыляясь себе под нос и пальцем протирая последний.

Какой же он милый.

– Можно, – соглашается он и вновь поднимается, чтобы наложить в обе тарелки по кусочку пиццы. – Тебе какой?

– М-м… вот этот, – указываю я на новый сорт пиццы. – Еще не пробовала.

Он направляется к микроволновой печи и произносит:

– Сейчас быстро поедим и сядем за работу. Ты должна вернуться домой до того, как стемнеет.

– Ага. Как скажешь.

Облизывая кубик ананаса, я присматриваюсь к широким плечам и тому, что пониже. А задница у него что надо.

***

– Я отойду ненадолго, – говорю я после получаса совместных вылазок в Интернет и составлении плана рабочего семинара, который уже будет через неделю. Последний, как сказал Марио, далее этим будет заниматься новый школьный психолог.

– Да. Санузел… – он запинается на словах, – ты знаешь где.

– Ага. Разумеется. Пф-ф, я была тут тысячу раз, – небрежно вскинув руки, я фыркаю и, нерешительно встав, обхожу диван.

Прежде чем нырнуть в коридор, я еще с улыбкой оглядываюсь через плечо, чтобы прочесть в глазах мужчины правильное направление. Всё верно: свернув влево, я его не шокировала.

Так-так, может, уборная здесь? Я тихонько отворяю дверь, за которой оказывается малая просторная зала, где много света и неразобранных тонких коробок прямоугольной и квадратной формы, приставленных к стене и прижатых тесно друг к дружке, словно ряды картин, перевезенных недавно и потому не распакованных. Окей, это не уборная. Я двигаюсь вглубь дома и открываю новое помещение. На этот раз это спальня, а в таком роскошном доме как эта наверняка к каждой спальне примыкает ванная и гардероб. Более того, это комната Марио, а он точно выбрал самую удобную и функциональную, я уверена. Значит, туалет я нашла.

– Так быстро? – бормочу я себе под нос и с коварной ухмылочкой без скрипов и лишнего шума прикрываю дверь уже с той стороны.

Прошмыгнув в ванную и стянув с задницы чулки с трусами, я присаживаюсь на унитаз. Под звуки естественной нужды я раздумываю о том, чтобы осмотреть тут всё как следует. И я имею в виду не только стаканчик с зубными щетками и мужской бритвой на полках. А всю спальню с гардеробной.

Спустив воду в унитазе, я мою руки и, высушив их хозяйственным полотенцем, вместо бумажного, приступаю к задуманному плану.

На вид обычная мужская спальня с преобладанием темных оттенков в постельном белье и аксессуарах, расставленных то тут, то там. Но одна штука меня приятно удивляет; она стоит у самого окна, где нет никаких занавесок и штор, и любой, кто пройдет мимо по заднему двору – который, кстати великолепен, потому что там есть сверкающий голубым изумрудом бассейн, – сможет увидеть это волнообразное кожаное кресло и тех двоих, что его оседлают. Возрадуйся, Пречистая Дева Мария. Это тантра для секса во грехе, мать вашу!

– Вот уж не ожидала от тебя такого, Марио, – бормочу я с округлившимися глазами, изо всех сил сдерживая азарт и смех за зубами.

Подбежав ближе, я с трепетом провожу ладонью по кожаной обивке, и в голову лезут всякие неприличные безумства. Ох, Марио, а ты разбойник. Убрав волосы, я заглядываю под изогнутую мебель, ощупывая низ, изучая плавные изгибы, и взгляд мой случайно проскакивает немного дальше. Под кровать. Там лежит однотонный серо-синий галстук.

– У меня дурное предчувствие, – говорю я самой себе.

Нахмурившись, я выпрямляюсь и быстро обхожу тантру. Опускаюсь на колени и собираю волосы в кулак. Почти приложившись лицом к полу, просовываю руку под кровать, а, достав широкую голубую ленту, медленно поднимаюсь и чувствую, как теряю что-то очень важное. Пока волосы мои рассыпаются по плечам, в глазах проносится ошеломление, растерянность и неверие.

Я нашла галстук с инициалами Бланки Паскуаль.

«B.P.»

Только она носила эти буквы, больше никто.

Я бросаю быстрый взгляд на дверь, и по моему лицу скатывается одна слеза, когда ровно через секунду где-то там раздается его ищущий голос:

– Амбар. Ты где? Всё хорошо? Тебя уже долго нет. Амбар.

И мой шёпот тонет у меня же в горле:

– Не всё хорошо, Марио. Я больше тебе не верю.