Читать книгу Мертвые, но Живые 2 - Энни Янг - Страница 8

– Забери её, Эла. Прошу тебя. По голосу не совсем было понятно, но, кажется, она выпила лишнего. Хотя, разумеется, ты не обязана… но она же всё-таки твоя мать. Эла, я бы не тревожил тебя, будь это неважно. Будь я сам в городе. Но я на конференции. И я очень за нее волнуюсь…

– Хорошо, ладно, только не надо продолжать, – отвечает она Хуану по видеозвонку из номера отеля в Мадриде, где мужчина остановился с еще несколькими своими коллегами из разных городов, которые заняли соседние номера. – Я поняла, ладно? Поняла. Кроме меня спасти эту женщину от позора некому. – Девушка неохотно и с раздражением соглашается. – Скинь уже адрес. Твоя рожа мне уже надоела, видеть ее не могу.

Учитель латыни с облегчением переводит дух:

– Спасибо. Я знал, что ты…

– Живее, пока я не передумала, – перебивает его Консуэла и бросает трубку.

В ту же минуту ей эсэмэской приходит адрес Йона Боскеда, и она поверженно вздыхает.

– Кругом одни шутники. Ну и зачем она туда поперлась? – флегматично бормочет она себе под нос и, приложив к уху телефон, заказывает такси, на ходу надевая теплый жакет.

– … да, с доплатой, если вы дождетесь, пока я закончу свои дела. Четверть часа, думаю, не больше.

Альберт Боскед – руководитель студии сценарного мастерства, продюсер, редактор, сценарист и, поговаривают, теневой владелец нескольких частных заведений в городе, но тому, правда, нет никакого подтверждения. Данна приехала к нему только с одной единственной целью. Обеспечить дочь лучшим будущим и самым достойным образованием; и ради того чтобы взять это дело в свои руки – она должна выйти на новый писательский уровень и большие гонорары за счет нового увлечения сценарным делом. Альберт обязан просмотреть ее сценарий. Она сама обязана вернуть дочь. Данна давно поняла, какую ошибку совершила, доверившись собственным ложным убеждениям, что Консуэле будет лучше без нее – с богатым дядей. Но поделать она ничего не в силах. Она по-прежнему набивает пустые карманы ничтожными писательскими гонорарами, а время беспощадно: всё дальше отдаляет от нее дочь, и это уже становится почти невыносимым.

Поэтому Альберт ее последняя надежда что-то изменить, исправить финансовое положение ее семьи. Все деньги уходят на аренду жилья, счета и прочие житейские нужды. Сбережения есть, но их на будущее Консуэлы не хватит. И вот сегодня она упрямо заявилась к бизнесмену домой и потребовала лично посмотреть её сценарий по её книге, которая вот-вот выбьется в бестселлеры, она обещает! Ей предложили чего-нибудь выпить, попросили успокоиться, присесть и, пролистав страницы три для вида, ненавязчиво пододвинули по глади кофейного столика ее работу.

– Текст слегка сыроват. Если бы вы его доработали, оформили по всем правилам, я мог бы повторно его рассмотреть. А сейчас, простите, у меня много…

Услышав отказ, она выпаливает сердито, сумбурно и отчаянно:

– Да вы же его даже не прочли! – И взяв тут же себя в руки, Данна пытается менее конфликтно объяснить Альберту, как это для нее важно.

Перед ней стоит открытый графин дорогого коньяка, предложенного хозяином дома ради гостеприимных приличий и смягчения отказа. Нервничая, она постоянно наливает себе из него по стакану после каждого услышанного «нет» и «госпожа Марин, вам пора», ища вдохновения, чтобы генерировать новые доводы, и выкидывая неожиданные эскапады.

Она бесцеремонно выпивает в чужом доме, в гостях. Стоит на своем и никуда не собирается уходить.

Стоит Консуэле сказать домашней прислуге, почему она пришла, ее тотчас впускают и указывают направление. Искать одну настырную гостью господина Альберта надо в его кабинете. А кабинет его располагается…

– Подниметесь по лестнице на третий этаж, он будет в дальнем конце коридора. Рядом растет огромный фикус в горшке. Час назад я относила им кофе, но госпожу Марин нельзя уже было оторвать от коньяка. Альберт ей отказал. Бедняжка.

– Бедняжка? Эта бедняжка совсем разум потеряла, – Эла отнюдь не разделает сочувствие этой женщины, зеленые глаза которой ей кого-то напоминают. Но правда в том, что ей нет до всего этого дела, и она просто равнодушно кивает: – Хорошо. Спасибо. Думаю, я ее найду.

Проходя мимо гостиной, она застает компанию ребят за игрой в покер. Трое парней и одна девушка.

Увидев ту в домашней пижаме в другом конце огромного особняка, Эла быстро убеждается, что Балентина и Йон – брат и сестра. Но совсем не выглядит удивленной. Она давно об этом догадывалась. Но ей было насрать, кто кому приходится, у нее своих тайн и проблем по горло. Почему эти двое скрывают свои родственные отношения, её ни каким образом не волнует, не интересует и не касается.

– Вы просто неудачники, – нараспев произносит Балентина Саласар, придвигая к себе чужие фишки. – Вам никогда меня не победить, мальчики. Никому это не удается. И раз мы играли не на деньги, готовы делать всё, что я скажу? У меня для вас есть кое-что интересное…

– Я пас, – кинув карты, Дилан немедленно вскакивает и идет к Консуэле.

– Эй, ты нас бросаешь? – весело усмехается девушка, беспечно проследив за тем, как он огибает ее и скрывается за ее спиной. Поворачивает голову уже в другую сторону, чтобы увидеть, что на него вдруг нашло, и понимающе хмыкает, заметив, к кому он несется как пес. – Понятно… Надо же, кто у нас тут! Ну, здравствуй. Присоединяйся, мы будем рады, да, мальчики?

Балентина кидает на них снисходительный взгляд.

– Бали, помолчи лучше, – хмуро одергивает ее Алфи.

– Да, лучше бы тебе его послушаться, – поддерживает Йон, напрягшись. – Не добавляй проблем.

– Не буду, – пожимает Бали плечом и забирает себе все оставшиеся на покерном столе фишки. – Вы останетесь мне должны. Передайте Дилану, когда вернется от своей Звезды обратно на Землю. Замечательно, конечно, что она его вдохновение, но говорить с тем, кто оторван от реальности, смысла не вижу.

– Привет, – тихо и нежно говорит Дилан, двинувшись Консуэле наперерез и преградив ей дорогу. – Что здесь делаешь?

Она устало закатывает глаза, в целом охотно объясняя, по чьей вине оказалась в доме Боскедов:

– Хуан попросил забрать пьяную мать. Сам он не может. На конференции в другом городе.

Эла обходит его и делает шаг к лестнице. Брови Дилана озабоченно хмурятся.

– Она тут? – спрашивает он, следуя по тому же маршруту. – Я не видел.

– Да, позорит свою задницу и унижается перед отцом твоего друга. Такое и правда лучше не видеть.

– Я не то имел в виду…

– Знаю, – отвечает Консуэла безразличным, усталым голосом.

– Может, у нее кризис среднего возраста?

– У нее кризис мозгов, – возражает она, свернув вправо от лестницы, и видит высокий ярко-зеленый фикус поодаль. – Кислород перестал поступать в ее голову, и она заодно решила отравить жизнь всем вокруг.

– Дочь, ты как… – Данна встречает Элу невнятным голосом, но при виде синеглазого брюнета он у нее прорезывается, а глаза начинают блестеть от восторга: – Племянник моей подруги! И ты здесь. Какой же красивый у моей дочери жених.

– Дилан? – Альберт удивлен тем, что лучший друг его сына имеет какое-то отношение к этой вздорной, неуправляемой женщине. – Я не знал. Вы знакомы?

– Да, она мать моей девушки, – сообщает парень.

Консуэла недовольно зыркает на него. Дилан с ложной скромностью отводит взгляд и ведет себя очень уж уверенно в чужом кабинете.

– Обязательно пригласите меня на свадьбу, – голос звенит тоской, упрямством и материнским страданием. – Дорогая, ты разобьешь мне сердце, если я не получу пригласительный.

– Какая свадьба? Пошли уже, мама, – сквозь зубы произносит Консуэла, потянув мать за руку и резко поставив на ноги. – Ты достаточно насиделась у них в гостях.

– У меня только одна дочь. Я не могу пропустить самый счастливый день в ее жизни…

Дилан ухмыляется: с каждой минутой мать Консуэлы нравится ему всё больше. Хоть и пьяна, мысли у нее чудесные. Отец его друга потрясенно смотрит на то, что происходит у него в кабинете, и он фыркает:

– Прости. Альберт, я потом тебе всё объясню, – бросает он ему, забирая со спинки велюрового кресла красный кожаный плащ Данны.

– Мам, прекрати! Я учусь в школе и Дилан тоже. Хватит нести чушь. – Консуэла выталкивает мать за порог кабинета, не подозревая о счастливой ухмылке парня у нее за спиной.

Такси уехало. Дилан настаивает помочь девушке отвезти буйную мать домой. При всем при этом он подмечает, что Эла безразлично относится к тому, что увидела в этом доме Балентину. Спрашивает ее об этом, та лишь равнодушно пожимает плечами.

– Мне как-то все равно, чья она сестра.

Ее мать, шатаясь, ускакала вперед, гордо взметнув светло-русыми волосами. Свежий уличный воздух будет ей на пользу и немного приведет в чувства. Парень открывает двери машины дистанционным ключом.

– И что, даже все равно, чья она девушка? – нарочно дразнит и поддевает Дилан, внимательно следя за реакцией девушки.

И да, Консуэла моментально поднимает на него встревоженно-растерянные глаза. Дилан внутренне ликует: интересно, что она там уже себе напридумывала?

– Чего молчишь? – допытывается он, скрывая улыбку.

– Ничего, – она прячет глаза, хмурит брови и смотрит себе под ноги.

Блейз замечает, что кое-кто свернул не туда.

– Данна, машина в той стороне!

Она в молчаливой меланхолии тычет указательным пальцем на старенький мерседес, который обгонит любую тачку.

– Да. Моя. Садитесь в нее и ждите.

Когда женщина поворачивает шаги, Дилан вновь перемещает взгляд на Элу.

– Я знаю тебя как облупленную. Расслабься, Балентина не в моем вкусе.

Блондинка блондинке рознь. И голубые глаза тоже. Сердце уже давно сделало выбор.

– Я и не спрашивала тебя, зачем мне это знать?

Она хорошо притворяется. Дилан нежно берет ее за руку.

– Не спрашивала… но я услышал, Эла. Слышу всё, что ты не говоришь вслух… И я не понимаю, что между нами происходит. В редкие ночи между нами всё прекрасно, а потом щелчок – утро – и ты ведешь себя так, будто не занималась со мной любовью часами напролет. Эла, пожалуйста, объясни, что происходит? Кто мы друг другу?

– Друзья? – тихо и нерешительно произносит она.

– Правда что ли? – рычит Дилан сквозь зубы, против воли понизив градус тона. – Я сейчас взбешусь, Эла! Не доводи до греха!

Консуэла, развернувшись к парню, сжимает судорожными пальцами оба мужских рукава и прикрывает в муках глаза. Зажмуривается. Дилан напрягается и в конец теряется, растеряв всю злость за секунду. Он уже забыл, когда она в последний раз проявляла перед ним слабость. И вот тут это… ей очень больно.

– Эла? – Дилан присматривается к ее прикрытым дрожащим векам. Да она готова заплакать! Но запрещает себе это делать. Прямо перед ним стоит и борется со слезами.

– Обними меня, пожалуйста, и ни о чем не спрашивай. Я не могу пока ничего объяснить. Пока не могу.

Растерянный, он – ни на секунду не заколебавшись, не замявшись – бережно обнимает её, обхватив руками так крепко, чтобы Эла была уверена в нем. Что он сумеет ее защитить от всего невидимого, всего ужасного, если ее существование столь бренно, как он то видит и чувствует прямо в это мгновение.

Дилан зарывается пальцами ей в волосы и делает долгий протяжный выдох.

– Люблю тебя.

Она как всегда не отвечает. Только сильнее вжимается в него и обхватывает руками за талию. А другого ему и не нужно. Её молчание выше слов.