Читать книгу Обручник. Книга вторая. Иззверец - Евгений Кулькин - Страница 15

Он был прерывистым, как ветер, который то и дело вспыхивал за окном.

Сновидений не было, как, собственно, видений без сна тоже.

Ибо за стеной дома царила кромешная ночь, дополненная наволочью, скрывшей от взора звездное небо.

Иногда, правда, перед полудремным взором возникала записка, на одной стороне которой было напечатано:

«Улица Пушкина, дом тринадцать».

Цифры – прописью.

С другой же стояло:

«Согоровой.

Е. С. – это тот, о ком мы говорили. Не откажите ему в жительстве».

А Коба уже знал, что его будущая хозяйка является преподавателем воскресной рабочей школы.

Смущение же его началось с первых же минут пребывания в этом доме.

Хозяйка поразила его своей вдумчивостью и немногословностью.

А ему постоянно хотелось говорить и говорить.

Словно он, едва нарушив обет молчания, тут же дал слово умолкнуть тогда, когда все будет выговорено без остатка.

– Трудно быть учительницей в рабочей школе? – спросил он.

– Весьма, – ответила она.

И – все.

И – никаких подробностей.

Словно те самые трудности были неким булыжником, который неподъемен по своему виду и уже этим отбивает охоту удостовериться в правоте впечатлений.

– А я, наверное, преподавать не смог бы, – сказал Коба.

– Почему же?

Вопрос был бесцветным, поскольку таил в себе суть, не заряженную ни малейшим любопытством узнать: а почему этот молодой, по всему видно, развитый молодой человек, вдруг не способен поделиться, пусть с минимумом, но знаний, которые имеет в своем распоряжении?

Учительница двигалась по дому почти бесшумно.

И не только взор, но и слух пытался следить за этим.

Вот она вышла в кухню.

Значит, отвечать полуотщеленной двери нет смысла.

А когда, вернувшись в залу, хозяйка принесла на своем лице незнакомое доселе выражение, ему и вовсе расхотелось что-либо говорить, когда она вдруг переспросила:

– Так почему же вы не верите в свои способности?

И хотя он заранее знал, что его ответ будет содержать в себе элементы лукавства и кокетства, сказал то, что было ближе всего к правде:

– Я никогда не пробовал этим заниматься.

– Это дело другое, – произнесла Согорова.

И снова куда-то ушла.

А потом был ужин.

И тоже почти безмолвный.

И – вот эта – сугубо ветреная ночь.

В одном, беседуя с учительницей, Коба был безусловно прав.

Он действительно не знал чему учить, равно как и о чем говорить.

Но стоило ему начать о чем-либо речь, как мысли преображались, если же они были сдобрены чувствами, то выходило более чем неплохо.

Однако сегодня за окном была дремучая ночь.

Рядом где-то спала, набираясь молчания, хозяйка дома.

Дома номер тринадцать.

А улица светло хвасталась именем русского поэта, гения литературы Пушкина.

И он – лежащий в полусне, ожидающий завтрашнего дня, который и явится экзаменом на его политическую, в том числе, состоятельность.

Море шумело.

Наверно, на нем был шторм.

И видения не шли.

Хотя мысли то и дело прерывали провал в сон.

И один из них и привел его к утру.