Читать книгу Обручник. Книга вторая. Иззверец - Евгений Кулькин - Страница 16

Действительно, на море, творя однообразие, вспыхивали барашками и разбивались о берег, заряженные монотонностью волны.

Чайки, заряжая взор равнодушием, безмолвно вились над вспененной водой.

Ища взором зазевавшихся рыб, они забывали кричать.

Коба обернулся на голос. Перед ним стоял почти его ровесник.

– Говорят, – сказал он, – есть шамовка, не приедается.

А мне не приедается прибой.

Всю жизнь его слушаю и не могу наслушаться.

– Надо в моряки идти, – посоветовал Коба.

– Туда попасть – не с горы упасть.

Коба пристальней глянул на парня и назвал себя. Конечно, далеким от истинного именем.

– Котэ, – ответил новый знакомый и уточнил фамилию: – Каландаров.

– Аджарец? – спросил Коба.

– Да тут не поймешь, – ответил Котэ, – во мне столько разных кривей, хоть влет, хоть на плаву бей.

Это охотничье присловие Коба уже слышал.

Рядом прошел некто в откровенном рванье.

– А вот его надо опасаться, – шепотом произнес Котэ.

Полувскидом головы Коба спросил – почему?

И поскольку оборванец удалился, Каландаров сказал в полный голос:

– Чего-то подозрительно, что появляется он тогда, когда в городе какое-то волнение назревает.

– Ну и что?

– Видать, вынюхивает.

И дополнил уже более уверенным тоном:

– А как полиция кого-нибудь угомонит – тут же и он исчезнет.

Слово динозавр жертву свою где-то вдали от людских глаз пережевывает.

И Коба вспомнил этого оборванца.

Вчера он тоже возле него отирался.

Даже табаку на закурку попросил.

Уж лучше идти в рыбаки, чем в челнаки, – тем временем произнес Котэ.

– А что такое «Челнак»? – спросил Коба.

– Ну, соглядатай, значит.

– А на каком языке?

– На моем! – засмеялся Каландаров. И пояснил: – Как-то с языка слетело, так и прижилось.

Он чуть помолчал и добавил:

– Наверно, так и другие все слова образовались.

Чтобы обозначить понятное.

Над их головой вскричала чайка.

И словно расковала, а, может, и расколдовала голоса соплеменниц.

И пошли они кричать, словно причитать по ком-то, то ли утонувшем, то ли сухопутно отдавшим Богу душу.

– Завелись, – сказал Котэ.

И Коба на этот раз не спросил, что это такое, ибо уже знал, что Каландаров обладает своим собственным, никому до той поры неведомым языком.