Читать книгу Обручник. Книга вторая. Иззверец - Евгений Кулькин - Страница 17

Удивление сразило Кобу, едва он переступил порог квартиры, которая считалась конспиративной.

На лавке, прямо у входа, словно пересчитывая входящих, сидел давнишний оборванец и смотрел на него полными любопытства глазами.

И вдруг Кобу охватила догадка: может, как раз Котэ был шпиком, а этот бедный человек как раз тот, на кого он и приехал уповать.

При этих раздумьях его взор выловил и улыбающуюся физиономию изобретателя собственных слов и, видимо, рифм тоже – Каландарова, или как там его.

– Это мы проверяли вашу реакцию на опасность, – объяснил впоследствии Котэ.

А сейчас Коба, что бы его не ожидало впереди, начал:

– На востоке говорят, – что, – властью любуется только дурак, умный позволяет ее разве что терпеть.

Но когда кончается терпение, что прикажете делать?

Вопрос как бы затерся в гардинах, пытающихся сдержать ломящийся в дом дневной свет.

– Власти нужны покорные, – продолжил он, – и, по возможности, безмолвные. Вот тогда она позволит себе спать спокойно.

Он побольше набрал воздуху и заключил:

– Но у других тоже есть бессонница. И во время нее они думают.

О чем?

Да все о том же, почему у власть имущих есть все, а у других – ничего.

Ведь родились-то на свет все одинаково.

– И Всевышним созданы по образу и подобию, – подсказал кто-то.

– Но об этом мы поговорим отдельно.

Его слушали со вниманием.

Он рассказал, что самая грустная несправедливость состоит в том, что как раз рабочий люд, в руках которого залог всех благ мира, по прихоти власти не пользуются ими в той мере, которой достоин.

Его слушали с таким вниманием, что становилось жутко от собственной умности, и тогда он прибегал к цитатам.

– У евреев говорят: «Борода не делает козла раввином», – продолжал он. – Поэтому любая подделка власти видна невооруженным глазом.

Порой с народом просто заигрывают.

И зачастую – от нечего делать.

И наиболее наивные вверят.

Но мы…

Металл в его голосе еще не был наработан. Потому все звучало несколько легковесно.

Но все равно это были крамольные слова, за которые полагалась, по меньшей мере, каторга.

Но Коба не страшился ничего.

Его как бы взнуздало изречение неизвестного вольнодумца:

– Подходишь к горе, не считай, что ты уже на вершине.

Расходились при тихом споре или повторений только что услышанного.

И растворялись в темноте.

Ибо над Батумом вовсю царила ночь.

В которой и шумело море.