Читать книгу Судьба соцдона - Филипп М. Филиппов - Страница 4

Упоминание переписи было не случайным.

По закону в качестве социальных доноров, или «соцдонов», как их стали почти сразу именовать сами депутаты, выбираются одинокие граждане или бездетные семьи с достатком выше среднего, имеющие избыточную жилплощадь в собственности (более 21 квадратного метра на человека с учётом подселяемых), некурящие и православные по вероисповеданию. В ходе слушаний в Думе депутаты-коммунисты добавили несколько поправок. В частности, в категорию потенциальных соцдонов добавлены также семьи, отправившие одного или двух детей на длительное обучение за границу, а также старшие, но ещё не достигшие пенсионного возраста граждане, чьи дети живут отдельно на собственной жилплощади. Расширен и список социально-нуждающихся: кроме бездомных – очистить от них улицы изначально предлагал депутат Железняк, представляя этот законопроект в Думе на первое чтение, – к социально-нуждающимся отнесены одинокие безнадёжно больные граждане РФ любого возраста и старики, нуждающиеся в уходе, но не оформившие с органами опеки пожизненный договор на момент принятия закона. Такие договоры даже совсем старые горожане заключали неохотно, так как по закону типовой договор опеки пенсионера предусматривал наследование государством всей собственности старика, включая недвижимость.

Вообще, история возникновения закона «О социальной взаимовыручке» заслуживает небольшого отступления. Она была опубликована на антиклерикальном форуме patriarhu.net, но провисела там недолго. Впрочем, и сам этот форум вскоре исчез из сети. Оказалось, что двоюродный дядя основателя и модератора форума Юшковского поставляет в пекарни Балашихи оптом кондитерский мак. Следователи ФСКН выяснили, что дядя с племянником, образовав преступное сообщество, сбывали наркотики. Экспертиза показала, что в объёме продаж мака Юшковского-старшего только за один календарный год содержится достаточно опиатов, чтобы получить наркотическое действие на организм человека. По суду им обоим дали длительные сроки, это был шумный процесс, о нём много писала правозащитная пресса. Эпизод даже удостоился едкого комментария тележурналиста Соловьёва, исполненного с театральным разочарованием: «Неужели все российские атеисты обязательно торгуют наркотиками?» А сам текст про появление закона, конечно, народ перепостил неоднократно, и найти его в сети и сейчас не проблема. Вкратце история такова.

Летом 2012 года на одной из тусовок в Кремле, для узкого круга «своих», без прессы, свеженазначенный тогда премьер Медведев заметил патриарху Кириллу, что забота о стариках и инвалидах («сирых и убогих», как он выразился) исторически является одной из важнейших и почётных обязанностей церкви. На что патриарх выдал ему такую отповедь, такой разнос, что удивились даже искушённые. Мол, вы со своими газом и нефтью совсем зажрались, земли не видите, жизни не чуете, дворцы настроили, у любовниц квартиры в пятнадцать комнат (тут многие покосились на Сердюкова, тогда ещё министра обороны), а стариков хотите церкви на шею повесить? Мол, что ли мало церковь от коммунистов страдала, едва подниматься начала, так давайте нагрузим её государственными функциями! Церковь и так в одиночку занимается душами стариков, держит хоть в каком-то порядке их психику, а теперь ей надо и материальные их проблемы решать? Медведев губу прикусил и не знал, что ответить, а Сурков, сглаживая ситуацию, развил тему в конструктивную дискуссию. Дескать, действительно, объём необходимых социальных расходов в стареющей и болеющей России бюджету не потянуть даже при нынешних ценах на нефть, а они не гарантированы в будущем. Церкви, конечно, тем более с этим не справиться. Так что же делать? Бросать стариков и инвалидов никак нельзя, президент поставил задачу победить бедность, а принудительно и быстро уменьшить численность старых, больных и бедных, как планировали ещё в 2000 году, затевая «монетизацию льгот», не получилось. Заинтересованная в разговоре Голикова, экс-министр здравоохранения, в этот момент глаза опустила, всё-таки это была скорее её недоработка, чем предшественника Зурабова, решавшего задачу оптимизации численности более прямолинейно. Так за счёт чего или за счёт кого решать проблему? Олигархи? Они всё бабло вывезли, а надавишь сильнее – они заводы остановят. Запад? У них своих забот полон рот. Да и что им за дело до наших инвалидов? В итоге плодотворной дискуссии, где Абызов подбросил модный термин «краудсорсинг», а Дворкович напомнил, что креативный класс сегодня в России живёт очень благополучно, именно поэтому и ходит на митинги, пришли к некому консенсусу. Идеально было бы создать такую систему, при которой ответственность за минимальное благополучие всех нуждающихся в стране была бы «размазана тонким слоем» на всех обывателей среднего класса. Они должны быть достаточно состоятельными, но не слишком богатыми и влиятельными в экономике. Так, чтобы новые заботы обратили их мысли назад к повседневности, а не к проблемам демократии и свободы, в которых они ничего не понимают. Но как это сделать, было совершенно не ясно.

Тему сменили, дежурно пошутили над Обамой и Меркель, да и разошлись, казалось, забыв о проблеме стариков и инвалидов. Но забыли не все. Некто из администрации президента взял вопрос «на карандаш». Кто именно, ни Юшковский, ни комментаторы к истории на его форуме так и не назвали. Спустя какое-то время, за которое депутат Железняк появлялся на Старой площади неоднократно, он начал работу над новым «социально значимым законопроектом», подробности до поры были не известны. Не меньше года шла тихая и кропотливая работа, и осенью 2013 года Железняк, Яровая, Исаев и ещё несколько единороссов неожиданно внесли законопроект с безликим названием «О социальной поддержке». В ходе рассмотрения на Совете Думы название скорректировали до более точного, хотя и несколько романтичного «О социальной взаимовыручке». Рабочая группа Железняка при его думском комитете, куда входили и представители федеральных органов исполнительной власти, одновременно готовила и целую кипу подзаконных актов, вроде уже упомянутого Государственного регламента процедур социальной взаимовыручки. Конечно, это были наброски, проекты, а сами документы, постановления и приказы выходили из недр соответствующих ведомств – зато в рекордно короткие сроки. В итоге законопроект был окончательно одобрен Федеральным собранием в начале осенней сессии 2014 года, а вся система была полностью сформирована к середине декабря. С 1 января 2015 года закон вступил в силу.

Ему была оказана очень скромная пиар-поддержка на государственных телеканалах, акценты делались исключительно на значимости заботы о нуждающихся согражданах и огромных льготах и компенсациях, предусмотренных для решивших проявить инициативу в социальной взаимовыручке. У не читавших текст закона обывателей могло сложиться впечатление, что речь идёт лишь о новых возможностях добровольной помощи россиян друг другу, за которую государство готово всячески поощрять инициативных. На практике закон жёстко вводил систему тотального перераспределения функций социальной поддержки с государства на зажиточную часть граждан, в особенности на предпринимателей. Теперь они все, исключая лишь многодетных, становились социальными донорами, и их желания для этого никто не спрашивал. Исходный список социальных доноров был составлен на основании данных переписи населения, предоставленных гражданами добровольно. Инструкцию «для служебного пользования» по его формированию, пополнению и сокращению готовили Минтруд и Росстат под кураторством администрации президента. Принципиальными пунктами были участие в последней переписи населения и добровольные ответы на большую часть вопросов, православное вероисповедание и отсутствие вредных привычек (прежде всего курения). Ключевое значение имел и размер жилплощади семьи социального донора, кроме 21 обязательного метра на каждого члена семьи (по данным переписи) должно оставаться ещё минимум 21 на социально-нуждающегося. Оценку жилплощади переписчики проводили самостоятельно, они прошли специальные курсы «визуального сбора дополнительной информации», или попросту шпионажа. Важно было проникнуть в дом при доброй воле проживающих, а там уж переписчикам нередко даже показывали документы на жилплощадь, хотя и не были обязаны, отвечали на все вопросы.

Признавшие себя православными обладали нужной, достаточно низкой степенью сопротивляемости перед государственными мерами социального выравнивания. Род занятий социальных доноров не имел значения, главное, чтобы открыто признаваемый ими доход превышал уровень зажиточности, введённый отдельным постановлением по инициативе Минтруда уже гораздо позднее переписи, когда ещё работало первое правительство Медведева после президентских выборов 2012 года.

Госслужащие в список социальных доноров не включались, хотя нигде об этом не говорилось. Случайно попавшие туда чиновники или лица, ставшие чиновниками уже после формирования основного списка, легко исключались из него по простому заявлению, форму которого на защищённом бланке можно было получить в отделе кадров государственного учреждения. Их можно было вернуть заполненными обратно в отдел кадров или лично передать в отделение полиции по месту жительства. Как только о бланках стало известно, цены на них на чёрном рынке взлетели до стоимости нового айфона. Но эта схема исключения из списка перестала работать очень скоро. Каждое заявление начали тщательно проверять на соответствие действительности указанной там информации. Ввели учёт номеров бланков заявлений, выдаваемых по ведомствам, и стали увольнять начальников отделов кадров, если на его бланке поступало заявление от несуществующего сотрудника. Даже ввели уголовное наказание, равное установленному за подделку ценных бумаг, для того, кто пытался подать заявление, не будучи государственным служащим. Тема сошла на нет. Желающим исключить себя из списка, а число таких росло лавинообразно, нужно было искать другие способы.

Кстати, в тех единичных случаях, когда чиновник в список попал и по незнанию подмахнул договор социальной взаимовыручки, то есть проскакивал точку обратимости процесса, и вдруг с удивлением обнаруживал в своей квартире незнакомца – бывшего бомжа, например, – вся ситуация переворачивалась вскоре в его пользу. Всякий госслужащий в такой ситуации шёл жаловаться непосредственному начальнику, в итоге он оказывался на беседе у начальника отдела кадров ведомства, обычно, чиновника очень высокого ранга, который не жалел времени на разговор даже с мелким клерком ведомства. Суть разговора укладывалась в несколько слов: «Не переживай, всё будет хорошо». И действительно, вскоре всё становилось хорошо. Во-первых, происходило повышение, во-вторых, росла зарплата, в-третьих, учащались заграничные командировки чиновника. Подопечный социально-нуждающийся на удивление быстро находил работу, оформлял ипотеку и покидал квартиру своего попечителя. В этот момент запускалось заявление и чиновник навсегда покидал список соцдонов. В дальнейшем карьера шла у него лучше, чем у коллег, лишённых столь необычного жизненного опыта. Время от времени, правда, из отдела кадров ему присылали ссылку на тот или иной форум в сети, блог или страничку в фейсбуке и просили поучаствовать в дискуссии. И чиновник знал, что от него ждут честного и открытого рассказа о том, как он, такой-то и такой-то (реальное имя, должность, ведомство), был социальным донором. Кто-то в стране постоянно следил за накалом сетевых дискуссий и ловко гасил слишком яростные нападки, очевидно необоснованные, на государственную власть и её якобы несправедливые решения в сфере социальной политики, ограждающие самих чиновников от любых неудобств за счёт остальных граждан.