Читать книгу Судьба соцдона - Филипп М. Филиппов - Страница 8

Ночь прошла спокойно.

Почти спокойно. Если не считать один эпизод. Где-то без четверти два Андрей подскочил в постели от страшного грохота: что-то обрушилось на кухне. Спавший в ногах Маркиз спрыгнул на пол и забился под кровать. Ольга забылась крепко и от шума лишь едва очнулась. Увидев, что Андрей сидит на кровати, она спросила, что случилось.

– Что-то точно случилось. Вставай.

– О-о, блин, я и забыла, что мы не одни…

Свет на кухне не горел. Андрей щёлкнул выключателем, и перед ними предстала картина: Никитична стояла на четвереньках и шарила рукой по полу. В старой Ольгиной пижаме она представляла собой душераздирающее зрелище. На полу валялись сковороды и кастрюли, у окна лежала на боку табуретка, а Никитична замерла, испуганно глядя на хозяев снизу. Навесные шкафы не обрушились, хотя верхние дверцы над жиличкой были распахнуты, холодильник не лежал на полу, волноваться особо было не о чем, и Андрея начал разбирать хохот от этой картины. Сейчас он впервые увидел Никитичну без платка, оказалось, что её в полиции подстригли очень коротко. С такой стрижкой, с коричневым, дублёным уличной жизнью лицом и в этой пижаме она вполне могла бы сниматься в мультфильмах. Не заржать в голос Андрей смог только из чувства такта по отношению к постороннему человеку.

– Ты тут разберись, – сказал он Ольге, сдерживая улыбку. – Я пойду оденусь.

– Что с вами, Антонина Никитична, – Ольге было не смешно. – Вы что-то искали?

– Упала… Покушать хотела…

– Да вижу. Вставайте. Что ж вы в темноте-то лазили? Свет бы включили.

– Мешать вам не хотела.

– Ну да, а что получилось? Всех разбудили, напугали, сами ушиблись, наверно?

– Нет-нет, мне не больно. Яишню хотела… Сковородку искала…

– Вот. Ужинать отказались, а ночью куролесите, – Ольга выговаривала жиличке мягко, беззлобно, как ребёнку. – В темноте полезли наверх, нельзя так. Всё готовое у нас в холодильнике. Вон, колбаски бы взяли, хлеб на столе…

– А я не нашла…

– Хлеб же вот, в пакете, на столе.

– Я не увидела хлеба.

– Вот возьмите колбасы, сыра, сделайте бутерброд, и с чайком покушаете. Хватит?

– Хватит-хватит, спасибо… А это уже колбаса порезанная, да?

– Ну, конечно. И хлеб мы вам купили порезанный. А в шкафах нет никакой еды, там искать-то нечего.

– Да я сковородку хотела… Яишню… Упала.

– Ну, вот, теперь знайте: вся еда в холодильнике. А вот тут, в нижнем шкафу, есть вся нужная посуда – сковородка маленькая, кастрюли две, тарелки. Я вам всё показывала сегодня. А наверху – там только то, чем мы не пользуемся… Андрей, положи сковородки обратно наверх, – Андрей надел спортивные штаны и стоял в дверях, слушая сценку.

– Всё нормально теперь? Еду добыли, порядок восстановили. Можем все идти спать? – сковородки он убрал в верхний шкаф без помощи табуретки.

Никитична кивнула, с Андреем она всё ещё не решалась подавать голос. Ольга вздохнула, пропустила Никитичну с тарелкой бутербродов вперёд из кухни и выключила свет.

Наутро к одиннадцати настроение у Андрея было хуже некуда, он прочитал закон, просмотрел по диагонали Регламент процедур, другие формальные бумаги и стоял, выпятив губы и глядя в окно. Опять шёл снег, но Андрей не видел снега, не видел редких прохожих, он осознавал, насколько плоха ситуация, в которую он их с Ольгой загнал, и выход из которой будет долгим и трудным. Ольга уже собралась ехать на встречу с Мариной, Никитична ещё не выходила из своей комнаты. Андрею очень не хотелось оставаться с ней в квартире без Ольги, но он убедил себя, что, во-первых, он обязан этот крест нести и, во-вторых, ему надо ещё посидеть в сети, изучая проблему, чтобы наметить пути её решения, а потом ехать в OBI. К тому же список запланированных покупок инструмента, замков и прочих хозяйственных товаров мог пополниться в результате чтения форумов и блогов.

На поисковый запрос «дсв» и Яндекс, и Гугл реагировали адекватно: все результаты касались договора социальной взаимовыручки, некоторых официальных документов, где он упоминался, и практики его применения. Дискуссии в соцсетях о нём появлялись, правда, только в конце пятой страницы результатов. Требовалось терпение, чтобы добраться до живого обсуждения проблем, но и оно казалось местами отредактированным. Знакомое с детства леденящее ощущение ужаса прошило Андрея, когда по одной из ссылок он нашёл сохранённую копию недлинного поста с хладнокровным выводом по его ситуации. Некто Кощей писал: «Подавать заявление на отказ от дсв нельзя. Все три предусмотренные в фз причины отказа от договора гарантированно ведут к ухудшению ситуации. Выбрав пункт „по состоянию здоровья“, вы быстро теряете здоровье полностью и совершенно реально. Буквально, вас ждет госпитализация и физическая смерть в больнице. Срок – несколько недель. Если вы уже подали заявление, но ещё не в больнице, то первое – отзовите заявление, второе – ни под каким предлогом не соглашайтесь на госпитализацию, хоть не живите дома какое-то время. Если вы выбираете пункт „нехватка жилплощади“, готовьтесь расстаться с квартирой, у вас скоро будет настоящая нехватка жилплощади. Ваши права на квартиру будут оспорены прокуратурой в течение пары недель с подачи заявления, а росрегистрация аннулирует ваши права собственности или кто-то подаст в суд на расторжение сделки, когда бы она ни была заключена. Это всё занимает время, но ужас в том, что узнаете вы обо всём, только когда судебные приставы увезут – и, скорее всего, в ваше отсутствие – все ваши личные вещи, установят новую железную дверь и опечатают квартиру. Считайте, вам повезло, если нехватку жилья вы объяснили проживанием на той же жилплощади, скажем, вашей крупной собаки. В этом случае, вероятно, просто убьют собаку, забрав в приют для животных как не зарегистрированную по ветеринарным правилам. Зато сохранится квартира. В любом случае следует сразу понять: если вы в списке соцдонов, квартира уже не вполне ваша, и не считайте её своей. Хуже всего, если вы выберете третий пункт „другие причины“ и укажете что-то типа „был введён в заблуждение при подписании дсв“. При таком выборе вы уже не сможете отыграть ситуацию назад, даже если заберёте своё заявление. По закону обеспечивать подписание договоров уполномочено мвд. Заява на „введение в заблуждение“ – это прямой наезд на полицию, что наша полиция не прощает. В лучшем случае вы получите короткий тюремный срок и останетесь живы. Конечно, с квартирой и бизнесом, если он у вас есть, вы расстанетесь, пока будете закрыты, но шанс сохранить свою жизнь и своих близких остаётся. Нет ни одного примера, или я пока их не нашёл и не слышал, когда по заявлению на отказ от дсв договор был бы просто расторгнут, а жизнь вернулась в прежнее русло. Вы – социальный донор, и вам плохо. Но отказ от договора сделает всё намного хуже».

Первых пять или шесть коротких комментов к этому посту сводились к простой мысли: это всё ложь. Потом некий преподаватель Военной академии К. рассказывал в деталях, с датами и именами, свою историю. Якобы к нему с женой (взрослые дети живут отдельно) подселили социально-нуждающегося, он подал заявление на отказ, так как у него большая библиотека и две собаки. Он приложил к заявлению письмо от руководства академии с его характеристикой, где подчёркивалась важность его преподавания в академии для российской армии и указывалось, что для преподавания профессору крайне необходима домашняя библиотека, рабочий кабинет и полная тишина в доме. После подачи заявления пришла комиссия для проверки изложенных фактов, убедилась во всём, и буквально на следующий день подселенца забрали, а через неделю вернули всё, ранее изъятое из квартиры. «Ничего не пропало, кстати». Подпись и должность профессора К. были указаны полностью. Андрей не стал на этом комменте задерживаться, он был в шоке от самого поста Кощея. А если бы поинтересовался, то легко бы выяснил, что «профессор К.» больше известен как московский депутат К., читавший когда-то лишь несколько лекций в той академии. Его докторская и кандидатская диссертации признаны плагиатом, правда, только «диссернетом», а не ВАК. Упомянутые дети живут не просто «отдельно», а сын – в Лондоне, дочь – в Ницце, в своих домах…

Прочие комментарии были нейтральны, но иногда настолько двусмысленны, что скорее подтверждали, чем отрицали основной тезис Кощея. Было несколько и детальных историй, но все – неоконченные, все завершались словами, типа: надеюсь, всё обойдётся. В каждой истории про заявление со ссылкой на здоровье заявитель или его супруг действительно оказывался в больнице, хотя до этого никаких показаний к госпитализации не было, да и в больницах не было мест. А реакция в комментах тоже была примерно одинакова: конечно, от такого стресса любой заболеет, а что места появились в больнице, так ведь в телевизоре давно говорят про улучшение медобслуживания в стране. Также и с нехваткой жилплощади: про финал никто не писал, все на что-то надеялись, но начало процесса вполне совпадало с фатальным выводом Кощея. У одного через несколько лет вдруг появлялся продавец квартиры с заявлением, что его опоили и заставили подписать купчую. У другого полученное по наследству жильё вдруг становилось спорным, поскольку нотариус, оказывается, действовал тогда без лицензии. И так далее. Только вот «другую причину», кажется, никто никогда не выбирал – ни единого поста ни в поддержку, ни в опровержение.

Андрей засиделся за компом, пока не проголодался. Никитична выходила пару раз из своей комнаты, шуршала по паркету (Андрей накануне настоял, чтобы ей взяли «кожаные» тапки, чтобы шаркающие шаги были слышны, а не предложенные Ольгой мягкие махровые бесшумные тапки с мордой ёжика), включала воду в ванной или на кухне и снова затихала в норе. Андрей не обращал внимания на эти звуки, что потом оценил как положительный момент: вроде бы Никитична особо и не мешает. Он попил на кухне чаю с сэндвичем, благо в доме в кои-то веки появились сразу и хлеб, и колбаса, и даже майонез. Он уже пару лет как отказался от вредных излишеств, позволяя себе лишь на завтрак бутерброд из ржаного хлеба с тонким слоем масла и маложирным сыром, но теперь ситуация была иная, можно было и не лишать себя маленьких пищевых удовольствий. Как ни странно, удовольствия ему ни белый хлеб, ни копчёная колбаса не доставили, но голод он утолил. Пора было ехать за инструментом и замками, а насчёт нового телевизора он засомневался. Стоит ли вкладываться в обстановку квартиры, если внезапно появились столь высокие риски вообще её потерять?

И это, быть может, даже не самый страшный финал развития ситуации. Первый вывод он для себя сделал: не дёргаться. Положение серьёзнее, чем он думал даже вчера. С той стороны ребята неплохо подготовились, и цель у них заполучить его недвижимость и, возможно, бизнес, параллельно выдавив его с семьёй из страны или вообще с этого света. «Ребята» оставались пока неназванными и неизвестными, да и сам Андрей, как он считал, не был целью лично. Объектом охоты, он думал, были квартиры и бизнес всего слоя российского среднего класса, к которому он себя относил, наивно считая, что он и есть надежда и опора «гибнущей России». Россия, однако, вовсе не считала себя гибнущей, а её власти были полны телевизионного энтузиазма. Конечно, чтобы подняться с колен, приходилось втаптывать в грязь мелких спекулянтов, держать в узде пятую колонну, и народные массы это всецело одобряли…

Так или иначе, чтобы выпутаться, действовать надо было крайне осторожно, осмотрительно, по чёткому плану, учтя все возможные повороты событий. Ни в коем случае не писать заявления на отказ, это первое. Принять все их условия, затаиться и играть роль социального донора со всем возможным театральным мастерством, усыпляя их бдительность и готовя свою схему. Обеспечив минимальное функционирование родного дома (или теперь приюта?), надо выиграть время, нужен план действий с окончательно очевидной целью: свалить с минимальными потерями. Он уже думал об этом, да кто из предпринимателей в России об этом не думает? Но он всегда чётко осознавал, что «там» его никто не ждёт, что с языками у него не всё отлично, накопленный капитал невелик, да и тот – в этой квартире на Ленинградке и оборотных средствах бизнеса. Теперь стояла задача обналичить этот капитал. Но то, что казалось ещё вчера лёгким и простым, сегодня выглядело неразрешимой задачей.

С квартирой всё упиралось в проживание Никитичны, нужно было как-то легально избавиться от неё, получить приостановку в списке соцдонов – тут надо придумывать что-то с ребёнком, пусть фиктивно, – и в это «окно» продать квартиру и уехать. Как-то так, не быстро. А вот с бизнесом надо было начинать суету безотлагательно. «Если эта система для нас оказалась шоком, значит, и для многих в стране ещё угроза не очевидна. Пока все очухаются, надо успеть бизнес продать». Прибыль есть и по бумагам, и в реале. Контракты в основном долгосрочные, клиентура хорошая, есть несколько «бриллиантовых» клиентов, большие товарные запасы. Короче, есть что предложить. Знать бы, кому.